Страница 7 из 77
Он вешает трубку прежде, чем я успеваю сказать ему, чтобы сам искал себе место. Все бесполезно. Единственное, что мне остается так это проявить твердость.
Я набираю номер своего адвоката. Уже поздно, и звонок переходит на голосовую почту.
— Это Гвен Саттон…
— Мама, — голос Руби заставляет меня вздрогнуть, и я вешаю трубку.
Лучше, чтобы Руби не слышала того, что я собираюсь рассказать своему адвокату о ее отце и его невыполненных обещаниях.
— Мам, — снова повторяет она, стоя на пороге кухни.
— Да, милая?
— Мне нужна твоя помощь.
Моя маленькая девочка стоит в нарядном платьице и выглядит взволнованной. Исчез тот резкий тон, которым она разговаривала со мной раньше. Я знаю, что это было не со зла, но все равно больно.
— Иди сюда, я застегну твое платье.
Она так и делает, поворачиваясь, когда подходит ко мне.
— Что будем делать с твоими волосами? — спрашиваю я, приглаживая ее непослушные кудряшки, но они тут же вновь завиваются обратно.
Руби пожимает плечами.
— Хвостик с ленточкой?
— Хорошо, пойдем.
Мы вместе поднимаемся по лестнице и направляемся в ванную, где она садится за мой туалетный столик. Я стараюсь не смотреть на себя, но ничего не могу с собой поделать. Чтобы выглядеть сегодня достойно, мне понадобится фунт косметики.
Сделав Руби прическу, я говорю ей, что мне нужно принять душ и собраться.
— Почему бы тебе не посмотреть телевизор на моей кровати? Только постарайся не помять платье.
— Хорошо.
Я стою в дверях, наблюдая, как она забирается на кровать и устраивается с пультом в руке.
После того, как Рори съехал, многие мои привычки изменились. Раньше я заканчивала с душем за десять минут, а теперь стою под водой до тех пор, пока она не становится холодной, а подушечки пальцев не покрываются морщинками. Меня это успокаивает и дает время поплакать, подальше от любопытных глаз моей дочери. Однако сегодня вечером я быстро принимаю душ, чтобы подготовиться и выглядеть хоть немного по-человечески на ее концерте.
Когда я выхожу, на кровати для меня приготовлено платье.
— Что это? — спрашиваю я Руби.
Она пожимает плечами.
— Я подумала, что ты могла бы одеться красиво для папы.
Я заставляю себя улыбнуться и борюсь с желанием сказать ей, что он не появится, независимо от того, во что я одета. Вместо этого я прикусываю щеку изнутри, беру платье и иду обратно в ванную, чтобы подготовиться. Я тороплюсь, и злюсь, потому что у меня нет времени полностью высушить волосы.
— Вот что с тобой делает развод, — говорю я своему отражению в зеркале.
К сожалению, женщина, смотрящая на меня в ответ, не говорит мне, чтобы я прекратила себя жалеть и не напоминает, что именно этого я и хотела.
К тому времени, как мы добираемся до школы, я вся на нервах. Ума не приложу почему. Не то, чтобы я не разговаривала с Рори с тех пор, как он съехал, хотя мы почти не виделись — разве что мимоходом. Я вела себя как трусиха и оставляла Руби у его матери в те дни, когда он забирал ее. Так было легче, по крайней мере, для меня.
Оставив Руби с ее классом, я стою среди других родителей, в поисках хороших мест, которые для некоторых будто собственность на побережье — они готовы бежать к ним, расталкивая всех на своем пути.
И, конечно же, всегда есть тот самый родитель, кто принес видеокамеру 80-х годов, заслоняя весь вид. Раньше я была именно таким родителем. Тем, который приходит пораньше и занимает места, который пропускает ужин, чтобы убедиться, что каждому достанется место в первом ряду.
В этом году я опоздала, и теперь сижу практически в конце, позади очень высоких людей. Время от времени я бросаю взгляд на дверь, и молюсь, чтобы Рори вошел. Сомневаюсь, что это подействует, но его приход принесет радость. Не мне, Руби. Ей нужно видеть отца, чтобы знать, что она ему небезразлична.
Дети начинают выходить на сцену. Я вытягиваю голову, чтобы разглядеть Руби, и улыбаюсь, видя, как подпрыгивает ее кудрявый хвостик. Взглянув в последний раз в сторону двери и на толпу родителей, спешащих к своим местам, я понимаю, что Рори нет.
Я стараюсь не чувствовать разочарования, но не могу. Когда свет гаснет, я стараюсь не заплакать. Не знаю, что еще сделать, чтобы Рори понял, что он не может ничего обещать Руби. Больше не может. Я не могу и не буду больше его покрывать.
Чья-то рука касается моего плеча, и у меня замирает сердце. Рядом со мной на корточках сидит Джейсон Хейз, чья дочь Эмили на несколько лет старше Руби.
— Это место занято? — шепчет он.
Я качаю головой и говорю ему «нет» так тихо, как только могу. Он садится рядом со мной и благодарит меня. Я не знаю, что ему ответить, поэтому стараюсь сосредоточиться на учительнице музыки, которая рассказывает нам о сегодняшнем выступлении.
К счастью, класс Руби выступает первым, но, мне придется остаться до конца концерта. Обычно я бы не возражала, но на церемонии зажжения елки снова будет играть школьный оркестр, и, скорее всего, будут все те же песни, что и сегодня вечером.
Моя крошка Руби стоит на ступеньках и поет во все горло. Я невероятно горжусь ею, хотя она и путается в словах. Я вижу это по тому, как она закрывает рот и затем пытается петь еще громче на следующем куплете.
Концерт заканчивается через полтора часа. Как только загорается свет, все бросаются вон из зала. Пока мы ждем наших детей, в холле подают легкие закуски.
— Ну у нее и связки.
Я вздрагиваю от звука голоса Рори. Он стоит передо мной, у него мешки под глазами, как и у меня. Его рубашка помята, и не похоже, что брюки кто-то гладил. Я стараюсь не злорадствовать, но чувствую, будто одержала победу, потому что когда я заботилась о нем, он никогда не выглядел таким потрепанным.
— Что ты здесь делаешь?
Вопрос нелепый, но это единственное, что я смогла придумать, потому что не ожидала его появления.
— Пришел на концерт нашей дочери.
Как будто ему нужно напомнить мне об этом. Он подходит ближе, вторгаясь в мое личное пространство. Я пытаюсь улыбнуться, но могу только отвести взгляд. Несколько наших знакомых останавливаются рядом, чтобы поболтать, вынуждая меня и Рори вести с ними светскую беседу. Уверена, им так же неловко, как и нам.
Когда рука Рори касается моей поясницы, я изо всех сил стараюсь не отстраниться или, наоборот, не приблизиться к нему. Я так давно не чувствовала тепла его рук, что мой разум говорит одно, а сердце кричит совсем другое.
Руби зовет отца. Я стараюсь не позволять этому задеть меня, но не могу. Рори присаживается на корточки и обнимает ее, прежде чем взять на руки.
— Мамочка, слышала, как я пела?
— Да, — говорю я ей, пытаясь надеть на нее пальто прямо на руках Рори. — Ты была великолепна.
— Я забыла слова.
— Ничего страшного. У тебя целый год, чтобы выучить песни для следующего зимнего концерта, — говорит Рори.
— Они меняются каждый год, — бормочу я.
Он кивает и выносит Руби из зала. Мы направляемся к стоянке и останавливаемся у его автомобиля.
— Моя стоит вон там, — говорю я, указывая на свою машину.
— Я подумал, мы могли бы поесть мороженого.
Руби кричит в знак согласия, и мне хочется оттащить Рори за здание школы и отчитать за то, что сказал это вслух.
— Да! Мороженое! Мороженое!
— Что скажешь, Гвенни?
— Идите вдвоем. Увидимся дома, Руби.
Я иду к своей машине и пытаюсь выкинуть из головы сцену, которая разворачивается за моей спиной.
— Гвен, подожди.
— А где Руби? — спрашиваю я, замечая, что он один.
Рори показывает на свою машину.
— Она внутри. С ней все в порядке.
— Чего же ты хочешь?
— Тебя, — говорит он, и мое сердце начинает биться быстрее. — Я хочу вернуть свою семью.
Я отрицательно качаю головой.
— Рори…
— Нет, послушай, — говорит он, беря меня за руку. — Я просто дурак. Я наделал кучу ошибок в том, что касается тебя и Руби, но я собираюсь все исправить. Мне просто нужно, чтобы ты дала мне шанс.