Страница 2 из 43
— Скорость гашу! — крикнула она мне. Подъехала, гордая собой до невозможности, остановилась, соскочила с доски. Уставилась на меня. Глаза сияют, мордашка счастливая совершенно, косички растрепались.
Я обняла ее. Мое вредное счастье.
— Мааам, а мы поедем на море?
Я отрицательно покачала головой. Сияние в дочкиных глазах померкло — мое сердце защемило. Вот как ни крути, я чувствую себя виноватой перед самым дорогим существом на свете. Все-таки в разводе виноваты двое. Что-то я не так сделала, что наша жизнь пошла под откос…
— У нас же будет когда-нибудь машина снова.
— Обязательно, Машенька. Обязательно!
Поцеловать в макушку. Не сметь плакать! Вот просто — не сметь. Финансовые вопросы решаемы. Надо только работать, много. Тщательно все подсчитывать. И подождать. Уже стало легче. Скоро — бог даст, будем роскошествовать. Машинку купим, отложим на отдых. И…
— Мааам, а что с репетитором по вокалу?
— Александра Юрьевна ищет.
Наша учительница музыки рыскала по знакомым, но ее пока никто не устраивал. Школа вокала сейчас была — кто громче, тот и выиграл. А дочь это не устраивало. Да и у дочки так громко, как от нее хотели, не выходило. Она мимо петь начинала, если надо было форсировать звук и наращивать его. Красиво не получалось. А те, кто реально мог поставить моей дочери голос на таком уровне, как ей хотелось, стоили… Ох, машина доступнее…
Вот мы и искали.
— Мне надо конкурс выиграть!
Кулачки у моей дочери сжались, глаза заблистали. Но теперь грозным огнем. Кто-то ей что-то гадкое на последнем конкурсе юных исполнителей сказал, так она до сих пор в себя прийти не может. Хорошо еще характер такой бойцовский. Она не сдалась, не забилась в угол, не бросила петь. Она собиралась бороться. И это замечательно. Моя порода. Осталось придумать, как ей помочь.
— Так мы на лето снова едем к бабушке? — задала еще один неудобный вопрос дочь.
Я кивнула.
— Терпеть не могу Вологду.
Ожидаемо.
— А мне там нравится, — улыбнулась я ей.
Дочка посмотрела на меня с жалостью: дескать, что ты мать, в жизни понимаешь? Потом будешь в сентябре читать сочинения, как надо было лето проводить — и приплакивать о бездарно проведенных днях.
— Машка! — строго посмотрела на нее.
Мне тут же продемонстрировали рожицу, символизирующую кота из Шрека.
— Не работает, — честно сообщила дочери то, что она и так прекрасно знала. — Потому как бесит.
— Ох, мама-мама. Воспитывать тебя некому, — заявила мне строго одиннадцатилетняя барышня — и удалилась. Снова разгоняться на доске и трепать мне нервы.
Я тихонько села на скамейку. Посмотрела на самокат. И поняла, что сегодня мне удивительно лень подыматься и совершать какие-то лишние телодвижения. Не хочу
— и все. Подумала еще. И решила не бороться с собой. Устала я. Останусь здесь — на радость комарам, которые тут же решили составить мне компанию.
— Олеся Владимировна, — послышалось за спиной. Нежно и бархатно. Не сказать — коньячно. Я подпрыгнула от неожиданности. Резко обернулась.
— Простите, я, кажется, вас напугал.
Позади меня высился мощный мужчина. Серый костюм, белоснежная рубашка. И галстук, серебристый. Мой бог. В парке. В восемь вечера. Удивительно уместно.
— Олег Викторович? — догадалась я.
— Он самый.
Мужчина сделал шаг- и оказался рядом со мной.
— Мама?
Мы увидели, как на скейте летит Машка. Спрыгивает впереди своей доски, бежит ко мне, гася скорость, потом хватает доску.
— Мама, с тобой все в порядке?
— Маш, если ты не будешь меня так пугать — то да. Все в порядке.
— Ой, да брось. Я ж этому трюку училась. На ютубе объясняли, как его делать, правда, хорошо получилось?
— Ты что — впервые его делала?
— Да. Но там ничего сложного.
Я задохнулась. Вот ведь… оторва!
— Мама, а это кто?
И взгляд такой… Недовольный, строгий. Еще бы! Непонятно кто посмел нарушить процесс любования ее подвигами! Я, кстати, была с ребенком совершенно согласна
— У нас и так почти нет времени друг на друга.
— Добрый вечер, Маша, — мужчина, успевший уже усесться на скамейку, поднялся. — Я — Олег Викторович. Мои сыновья учились у твоей мамы. И прекрасно сдали экзамен.
2-2
— Понятно. А зачем вы здесь? У мамы — отпуск.
Ты ж моя умничка! Может, так до этого… бизнесмена дойдет? Хотя, судя по всему, он только себя и слышит.
— Я хотел поблагодарить твою маму. Вот…
Кивок головы — и к нам подходят два амбала в черном, несмотря на достаточно душную погоду. Один из них несет букет цветов.
Как я ни злилась, но красоту ювелирно подобранных пудровых роз, гортензии и орхидей — всегда восхищалась, как флористы умели так сочетать не сочетаемое — я оценила. Просто замерла от восторга. Даже предполагаемую непристойную цену этой красоты стала подсчитывать только на второй минуте любования.
— Вау! — только и сказала дочь. Потом внимательно посмотрела на композицию из цветов, людей в черном и их хозяина и ехидно поинтересовалась: — А сами вы не дарите, потому что…
«Не царское это дело, батюшке-барину гувернантке цветочки дарить! Корона съедет еще», — хотела я продолжить тираду Машки, но сдержалась и только хмыкнула.
Олег Викторович дураком точно не был, сделал шаг, забрал букет из рук охранника. И так злобно зыркнул на своих подчиненных, что те испарились мигом. Я вздохнула, наблюдая, как физически хорошо подготовленные люди мялись за ближайшими кустиками. Вот — поди, пойми этих хозяев! И охранять надо, и глаза не мозолить. Мне стало искренне жалко ребят.
— Лучше б… — протянула Маша, но напоролась на мой предупреждающий взгляд и проглотила «деньгами». На самом деле я всецело ее поддерживала. В той ситуации, в которой мы с ней оказались, цветам и всяческим девочковым штучкам начинаешь предпочитать кусок мясо и пакет любимых яблок. Чтобы есть их в волю. А не считать.
Нет, не то, чтобы мы с дочкой голодали в этот год. И даже не сильно себе во всем отказывали. Но вот эта постоянная необходимость все считать, чтобы денег хватило… Невозможность пойти — и сразу купить то, что приглянулось. To, чего захотелось. И мой каждодневный, и, что немало важно — каждоночный, панический ужас, что случиться еще что-то — и денег не хватит, а взять их попросту неоткуда…
— Спасибо вам, — отец мои учеников (по счастью, бывших) с каким-то плохо передаваемым выражением лица — отвращением что ли — сунул мне в руки букет.
— Ну что вы, — совершенно от всего сердца сказала я. — Не стоило утруждаться.
Мы с дочерью переглянулись. И стали ждать, пока господин нас покинет. Но он отчего-то не торопился. Когда пауза затянулась, он торжественно сказал, перед этим бросив взгляд на часы:
— Олеся Владимировна, мы может поговорить?
И голос такой… Нет, он по-прежнему красив и сексуален, но ведь откровенно недовольный! Он — чем-то недоволен, ты посмотри, а? Это МЫ. Слышишь, красавец? МЫ с Машкой недовольны, ясно тебе? Поблагодарил? Цветы подарил? Сво-бо-ден!
— Конечно, — вздохнула я. Видимо, мужчина, пока свою речь подготовленную не проговорит, не угомонится. И здравая идея о том, что он совершенно не в тему, в голову ему прийти попросту не могла. Потому что кроме идеи о собственной значимости там ничего уже не помещается.
Дочь усмехнулась — и отправилась кататься на доске. У одиннадцатилетнего ребенка такта оказалось больше — она не устроила скандал, хотя мы договаривались, что этот день будет принадлежать нам двоим. Она так хотела, чтобы я любовалась ее умениями. Мы и так слишком мало друг друга видели в этом безумно-беспощадном году.
Я уселась, обняв букет. Что тебе еще надо? Человеко-бизнесмен, а вместо сердца — кассовый аппарат? Пламенный, не иначе.
— Вы знаете, о вашем существовании я узнал за две недели до экзаменов.
Мне стало смешно. Ну надо же — два года не проявлялся. А тут «узнал о том, что есть репетитор по русскому». У парней, кстати, репетиторов и дополнительных занятий было до тучи. Любопытно, а о математиках и преподавателях английского он тоже не знал. Было еще два физика, один из политехнического, другой — из Большого университета. Потрясающе!