Серебряная осень

Что дальше? И чем мне это грозит?

Чем, чем… Подстрелю волка — штраф. Да и так штраф, ствол–то чужой. Женьке, правда, уже всё равно. Ну… лучше штраф, чем эти твари со мной что–нибудь сделают. Пальнуть в воздух? Может, отпугну? Ника… извини, дорогуша, сейчас не до тебя. Потом будем тебя в чувство приводить.

Я взглянул в сторону леса — и почувствовал, как разом вспотел, а волосы встали дыбом. Сердце гулко бухнуло и упало куда–то в область живота.

Волков было уже четверо, и четвертый… четвертый…

Размером крупнее медведя, светло–серый, с лоснящейся шкурой. А главное — глаза. Точнее, даже не глаза, а взгляд.

Он был… человеческим. Ничуть не взгляд зверя — но при этом взгляд опаснейшего хищника.

Серый негромко рыкнул, и вся четверка медленно двинулась к машине. Трое «мелких» (ну да, мелких, ага) разошлись и пропали из поля зрения, Серый же остался прямо напротив метрах в трёх от машины, отделённый от меня лишь дверью и стеклом. И я мог бы поклясться, что светло–серые прозрачные глаза рассматривают меня… ну, как стрекозу, пришпиленную булавкой.

На дверь обрушился сильнейший удар мохнатых лап — волк прыгнул, вложив в толчок вес тела. Машина покачнулась, с трудом восстановив равновесие, завозилась на сиденье Ника, видимо, ещё не поняв, что происходит, осело сеткой стекло задней двери, в которое пришёлся удар… Я стал палить почти сразу, стекло осыпалось, серая туша метнулась вбок, машину опять тряхнуло.

В разбитое окно ощерилась морда волка — одного из «маленьких». Я выстрелил дважды, и зверь с визгом вывалился наружу. Опять мелькнула серая тень — быстро, очень быстро. Короткая «двойка» — не знаю, попал или нет, в тире с полгода не был… Удар, машину провернуло по часовой стрелке. В окне возникла огромная лапа, толщиной шире моей ладони, рванула — дверь даже не открылась, а, кувыркаясь, вылетела наружу, и я почувствовал себя в кастрюле, которую уже ставят на огонь.

Как страшно… и как глупо. Словно дурной сон.

Сон! Точно, это и есть сон! Разве может быть иначе? Я уснул, разморенный дорогой, и мне приснилась эта хрень…

Ну а раз так — во сне я могу всё, правда?

Пистолет на уровень глаз. Волчара стоит напротив проёма — он ни капли не боится, он уверен, что сильнее. Ему достаточно чуть двинуться — и он выковыряет меня из машины. И через другую дверь не сбежишь — стая явно зашла с тыла.

Я спустил курок — раз, другой, третий. Увидел, как фонтаном брызнула кровь из волчьего глаза, зверь рванулся, машина опять пошатнулась… и откуда–то снаружи ударила короткая автоматная очередь, потом ещё и ещё одна, грохнуло что–то, по звуку напоминающее охотничье ружьё.

Закричала Ника, а я успел выстрелить еще несколько раз, пока затвор не встал на задержку…

А потом — то ли через 30 секунд, то ли через час — кто–то стукнул в уцелевшую дверь:

— Живой? Вылезай… Конечная.

Глава 1

— На сегодня маршрут простой, — хлопнул ладонью по столу Большаков. — Два козелка, шесть человек, сопровождение цистерн с Гидростроя. Через час. Потом — на оперативном дежурстве. Первая машина — Семёнов, Лукин, Плотников. Вторая — Королёв, Тищенко, Волк. Старший — Плотников. От смежников — Соколов. Вопросы есть?

Есть. У меня один вопрос — почему все по фамилиям, а я опять кликухой? Сказать «Волков» ненамного сложнее. Неужто до сих пор из–за того оборотня, которого я завалил по чистой случайности, только лишь оттого, что в Женькиной «беретте» последняя пуля оказалась серебряной? Тогда это «Волк» и привязалось, и уж никак не думал, что надолго… Какой из меня, нафиг, волк? Год уже прошёл, а поди ж ты.

Ника, кстати, потом рассказала, откуда взялась серебряная пуля — когда отошла от шока. Оказывается, у Женьки были чуток снесены мозги на мистике — в начале двухтысячных ему кто–то нагадал, что по его могиле пройдёт нечисть, вот он, едва заполучив ствол, и подсуетился — всегда держал последним в магазине патрон с серебряной пулей. Типа, последний шанс.

Самое смешное, что так и случилось. Кто ж знал, что могилой окажется его же машина — причём неизвестно где и неизвестно когда… Впрочем, когда — как раз понятно, тут был тот же самый 2017‑й. А вот где… вопрос отдельный.

— Волк, уснул?

— Нет вопросов, — буркнул я. — Всё слышу, Сан Трофимыч.

— Молодец, — прозвучало как издёвка, кстати. — Всё, оперативка окончена, проверяйте стволы, в оружейку за серебром, принимайте машины в пятом боксе.

Заскрипели отодвигаемые стулья. Комната для оперативок была оборудована в учебном классе местного автопредприятия — как, собственно, и вся база патрульных сил. Удобно, кстати — гаражи, рембаза, все дела, и забором она была обнесена ещё до того, как здесь… грянуло. Сейчас, правда, забор подрос раза этак в два — к тому же база оказалась двумя стенами выходящей на периметр, так что и сторожевые башни добавились.

Старшим сегодня Пашка Плотников — это хорошо. Крепкий, подтянутый мужик за полтинник, бывший погранец–афганец. Из местных, коренных — не из таких, как я, попавших через то, что тут называют «пробоем». Плотников хлебнул жизни полной ложкой, а потому на рожон не лез и имел чутьё.

— Семёнов, Королёв — за руль, — шагая по трещинам старого асфальта, распоряжался Пашка. — Лукин, Тищенко — к турелям.

Ну ясно, значит, я «на подхвате». А потому выходит, что карабин с серебряными пулями — на мне. Из–за неприличной ценности серебра патроны к автоматике серебром никогда не снаряжали — только то, что стреляет одиночными. Да еще и под отчёт. Ну а как ещё, если даже пистолетной пули хватило, чтобы завалить того волчару — как объяснили потом знающие люди, ионы серебра вызывают у большинства нечисти шок организма и начисто отторгают способность регенерации тканей. А я‑то тогда удивлялся, почему волк столь нагло лез на пистолет — да очень просто, раны от обычных пуль у него затянутся через пять минут, а то, что у «свежепровалившегося» может оказаться при себе серебряная пуля, ему и в голову не пришло… Вот удивились местные, нашедшие тогда меня и Нику благодаря выстрелам — пока они гоняли мелких волков, вожак уже издох.

Оттуда и кличка. Фамилия, опять же.

В оружейке нас оказалось всего двое. Сидящий в зарешеченной клетушке дежурный, Александр Иваныч, полноватый мужик в сильных очках, проверил предписания и выдал по две десятизарядные обоймы с маркированными синеватыми гильзами и белёсыми пулями. Вот так. Отстреляные гильзы тоже надо будет сдать, иначе запаришься отчитываться…

«Козелки» сегодня оказались разные — ГАЗ‑69А и УАЗ‑469 со снятым брезентовым верхом, с турелями и бортами–моторами, обшитыми листами зачарованного железа — простую пулю такая псевдоброня вполне удерживает, если, конечно, не лупить очередями из чего–то серьёзного, типа ПКМ или даже старых АК. Стекло тоже усиленное — пистолетную пулю удержит. А вообще, серьёзная автоматика у изгоев встречается нечасто, а у нечисти её совсем нет — у той другие… методы.

Пашка залез на пассажирское сиденье «шестьдесят девятого», ясно давая понять, которая из машин пойдёт головной. Вытащил из крепления казённый СКС, оттянул затвор, вогнал спецбойму.

Славка Королёв сел за руль УАЗика, я пристроился рядом с ним, закрепил свой СКС в держатель на панели и взял казённый. Открыл затвор, затолкал «серебряные» патроны. На всякий случай посмотрел на зачарованный индикатор на ствольной коробке — светится синим, патроны серебряные. Тут, на Базе, их, конечно, никто не рискнёт подделывать, но… доверяй, но проверяй, это то правило, которое может спасти жизнь. Хотя я потратился и наряду с «береттой» — той самой, Женькиной — уже полгода таскал с собой раздобытый уже здесь ТТ с серебряными пулями. Тьфу–тьфу, всего раз пригодился… но лучше бы вообще ни разу.

Стас Тищенко встал к турели с эмгачом, пристегнул карабин поясного ремня — без него вылетишь из машины в два счета.

Поначалу я было удивлялся, откуда тут немецкие пулемёты — потом, впрочем, выяснилось, что старого хлама, в том числе времён войны, на складах уйма, и МГ‑34 раздобыть гораздо проще, чем тот же ПКМ. Разумеется, только для служб типа патрульных сил или боевой группы — в частные руки такой можно заполучить разве что дорого, незаконно и с большим шансом получить пинок за стены — разумеется, уже без пулемёта.