Страница 4 из 15
Сев за руль, она забыла опустить ручник, вместо газа нажала тормоз.
– Вылезай! – крикнула я, вытаскивая ее с места.
Мама послушалась. И поспешно пересела на пассажирское кресло.
Что есть силы я нажала на газ, и машина помчалась в сторону дома. Мама же продолжала стучать по клавишам.
– Где же Алена? – простонала она.
Мое сердце бешено колотилось.
Наконец соседка взяла трубку.
– Да, Света? – услышала, паркуя автомобиль около дома.
– Алена, что случилось с Мирой?
– Ты о чем?
– Ты разве не у нас?
– Нет, я же написала Лине. У Сергея температура поднялась под сорок, мы скорую ждали.
Мама посмотрела на меня. Ее нижняя губа тряслась. А я… я почувствовала себя самой последней мразью на всем белом свете, потому что за все время в ресторане ни разу не посмотрела на неустанно вибрирующий телефон.
Мама ничего не сказала. Она выскочила из машины и побежала к дому. Я поспешила следом. Дверь была открыта. Рядом с ней валялось перевернутое кресло.
Мы вошли в холодное, темное и на удивление тихое помещение.
– Мира?
Под каблуком что-то хрустнуло. Я наклонилась и подняла с пола телефон сестры, экран которого был покрыт паутиной трещин.
– Мира!!! Мелкая, хватит этих пакостей! Вылезай!
Мне было страшно.
– Мира! – кричала мама, не зная, в какую сторону кидаться на поиски младшей.
И тут я вспомнила, что заметила нечто странное, когда подъезжала к дому. Точно! В окне комнаты Миры как будто что-то блекло горело, хотя у сестры никогда не было тусклых лампочек. Как и я, она любила яркое теплое освещение. Пожалуй, только в этом мы с ней были похожи.
Я побежала на второй этаж.
– Мира! – крикнула, распахивая дверь.
Но комната оказалась пустой. Вся мебель лежала перевернутая. Книги, тетради, альбомы, карандаши, шкатулки и мелочи, хранившиеся в них – все валялось на полу. Большая настенная карта была содрана и клочьями лежала на детской кровати, застеленной одеялом с принцессой.
И тут я заметила ее…
В стене, рядом с которой стояла Мирина кровать, была дверь. Настоящая. Деревянная. Синего цвета.
Она была приоткрыта. И из нее лился голубовато-сиреневый свет.
– Ма-а-ам! – закричала я – прям как Мира, когда она меня с Пашей увидела.
Мама ворвалась в комнату.
– Мам, что это? – спросила, тыкая пальцем в дверь.
Мама растерянно помотала головой.
Мы забрались на кровать. Я взялась за золотистую ручку и потянула створку на себя.
– Мира, ты тут? – спросила я.
Ворвавшийся в комнату свет ослепил. Я прикрыла рукой глаза, а потом почувствовала, как меня куда-то затягивает.
Глава 2
Лина
– Ой, мама! – простонала я, поднимаясь на ноги. Это же надо было так приложиться. Главное, руки и ноги целые. Я пошевелила конечностями, чтобы убедиться в этом наверняка и облегченно выдохнула, когда поняла, что даже пальцы не пострадали.
– Мамочка! – крикнула мелкая, кидаясь на меня.
– Мирка! – закричала, прижимая сестру к себе. А потом испытала два взаимоисключающих чувства: радость за то, что с мелкой все хорошо, и злость – просто адскую злость!
«Ты!!! Ты!!!» – хотелось орать мне, но я смогла сдержаться.
– Отцепись! – сказала, сбрасывая маленькие ручонки. – Ну, Мирка! Что это было?
– Мам, ты чего? – растерялась малая.
– Какая я тебе мама! – огрызнулась я, отряхивая пыль с рук.
– Лина?
– А кто?
Сестра сидела на деревянном полу и испуганно хлопала глазенками.
– А мама где?
– Где мы? – вот хороший вопрос.
– Наверное, в волшебной стране. Мам, в смысле, Лин, а что произошло и почему ты – не ты?
Что значит «я – не я»? Совсем у малой фантазия разыгралась. Надо запретить ей читать сказки и играть в компьютер. Куда только мама смотрит? Может, Миру пора доктору показать?
– Лин, а почему ты стала мамой?
Я выпрямилась и посмотрела на малую, а потом на свои руки. И только тут до меня дошло – та же форма ладоней, те же длинные пальцы, отполированные ногти, вот только это были не мои руки…
– Ой… – пробормотала, оглядываясь по сторонам в поисках зеркала или стекла. Наконец, такое нашлось: – Мама?..
Из отражения на меня смотрела Светлана Владимировна. Я все-таки не выдержала и бухнулась на пол рядом с сестрой. Тихо. Тихо… Мамочка…
– Лин, да успокойся ты! – утешала меня мелкая.
– Я не хотела быть на нее похожей! – причитала, закрыв лицо руками. – Старалась делать все, чтобы мы отличались, хотя мне все говорили, что я ее копия! А теперь я вообще в ее теле! Почему? За что? А где мое-то тело?
– Линочка, – на удивление добрая сестра ворковала, поглаживая меня по голове. – Ты только не плачь! Мы однажды хотели пошутить над учителем по природоведению, но шутка не удалась. Мы думали, что она будет злиться, но Инга Алексеевна сказала, что после тридцати переживать надо как можно меньше, так как нервы не восстанавливаются и морщины плохо разглаживаются.
Услышав неожиданную реплику Миры, я вытерла глаза и, напоследок шмыгнув носом, успокоилась.
– Страшно представить, что вы учудили, если учитель такое сказала, – пробормотала я. – А мне всегда казалось, что у учеников школы для одаренных всегда идеальное поведение.
– Почти, – уклончиво ответила Мира.
Я опять шмыгнула носом и нашла в себе силы, чтобы усмехнуться. Ладно, потом буду лить слезы. Сейчас стоит разобраться с другими вопросами. Например, что произошло и где мы? О том, почему мы с мамой поменялись местами, я предпочитала пока не думать.
Итак…
– Мелкая, что случилось? Ты так кричала!
Сестра будто задрожала. Повинуясь неведомому мне до этого инстинкту, я прижала ребенка к себе.
– Когда ты ушла, – начала рассказ Мира, – я побежала в свою комнату, чтобы достать ключ…
– Ключ?! – изумилась я. – Какой ключ?
Мира потупилась. Она робко посмотрела на меня, как будто размышляла: доверять или нет, а потом вытащила из-под ворота домашнего коричневого платья ниточку.
Нитка была шерстяной, красного цвета, такая у мамы в шкатулке для шитья хранилась. И на ней висел ключ, сделанный под старину, медный, с резной звездочкой на головке, прямо как дядя Егор описывал.
– Откуда он у тебя? – спросила я, не веря собственным глазам.
– От папы, – нехотя призналась Мира. – Он отдал мне его незадолго до смерти.
Я хотела было дотронуться до диковинной вещицы, но сестра резко отшатнулась и закрыла ключ ладонью.
– Ты чего? – опешила я.
– Папа сказала, что это мой ключ. И что я не должна позволять другим дотрагиваться до него.
– Даже мне?
– Особенно тебе, – ответила Мира.
– Ты врешь! – вырвалось против моей воли. – Папа не мог так сказать!
– Это правда! Он сказал, что этот ключ мой! Толькой мой и больше ничей!
Внутри меня колючим ежом шевельнулась обида. Оказывается, даже папа мне не доверял? Но почему? А я-то думала, что у нас с папой были очень хорошие отношения, что он единственный, кто принимал меня такой, какая я есть, и, кто говорил: «Дочка, ты сильная! Ты умница! Если бы я пошел в разведку, то взял бы только тебя!». Неужели обманывал…
– Допустим, – согласилась, подавив в себе негативные эмоции. – А дальше что?
– А еще папа сказал, что если кто-то спросит про ключ, я должна буду сразу взять любой мелок или карандаш, нарисовать на стене дверь с замочной скважиной, вставить в нее ключ и бежать…
Если бы я своими собственными глазами не видела ту самую синюю деревянную дверь, не дотрагивалась до ее ручки, а затем не сидела непонятно где в теле мамы, я бы сказала, что сестра бредит. Жалко, что реальность не на моей стороне.
– То есть это ты нарисовала ту дверь?
Мира кивнула.
– А кричала-то ты почему?
– Как только я достала ключ, свет в доме погас. Я побежала за телефоном в прихожую, набрала мамин номер. А потом услышала, как кто-то пытается взломать замок. Я выглянула в окно… – Сестра зажмурилась. – И увидела человека в черном плаще, а рядом с ним скелет…