Страница 46 из 48
И только они вышли из дверей небоскрёба, как Орлов вдруг схватил за грудки Семирамида Петровича и, глядя в упор в самого него своим рентгеновским взглядом, через стиснутые зубы обратился с заявлением. – Мне нужно найти этого человека. – А Семирамид Петрович и понятия никакого не имеет, что это за тип такой так требовательно к нему обращается и что ему от него надо. И Семирамид Петрович послал бы его подальше сейчас же и немедленно, если бы он так крепко на своём не настаивал и не был столь существенно убедителен в своей хватке. И Семирамид Петрович, как человек не всегда проходящий мимо чужой беды и неспособности понять человеком, что спасение утопающего дело рук самого утопающего, так уж и быть, решает его выслушать.
– Кто он? – спрашивает Семирамид Петрович, упираясь своим взглядом в единственное, что он видит перед собой, нос Орлова.
– Он? – вопросительно переспрашивает Орлов, видно уже и забывший о том, на чём он настаивал только что. Что приводит Орлова к тому, что он отстраняется от Семирамида Петровича и погружается в глубокую задумчивость, глядя куда-то себе под ноги. А Семирамид Петрович, явно заинтригованный таким его вниманием к чему-то там, внизу, присоединяется к этому его вниманию и начинает изучающе смотреть на мостовую под своими ногами. И так до тех пор, пока господин Орлов не полез в карманы пиджака своими руками. Там он некоторое время, в поисках чего-то, всё верх дном переворачивает и, вынув руки оттуда с выворачиванием карманов наизнанку, посмотрев на свои руки, вдруг понимает, что что-то упустил из виду или прямо сейчас выронил.
А как только Орлов приходит к такому своему пониманию, он опять переводит свой мутный взгляд себе под ноги. Но как бы Орлов не фокусировал свой взгляд вниз, он ничего не может увидеть, и это приводит его к тому, что он присаживается на корточки. Ну а так как у него устойчивости в себе нет никакой, то он немедленно падает на сторону и уже с этого положения начинает на ощупь свой поиск потерянного. А Семирамид Петрович с глубокомысленным видом на всё это смотрит со своей стороны и по нему не поймёшь, что он на всё это думает.
А Орлов между тем, несмотря на весь пессимистический настрой людей всё это с ним происходящее видевших (это охрана из здания и появляющиеся здесь редкие прохожие), всё-таки обнаруживает, что он искал. И с победным видом, крепко зажав в руках эту находку, с трудом, но поднимается на ноги. Здесь, наверху, он смотрит в сторону Семирамида Петровича (у Семирамида Петровича нет никакой уверенности в том, что Орлов в данный момент смотрел на него) и, улыбаясь грязной улыбкой (он при падении успел испачкаться, а не как кто-то мог подумать, что у него возникли грязные мысли), говорит. – Вот он кто. – После чего он протягивает в сторону Семирамида Петровича сжатую в кулак руку и раскрывает кулак. Откуда на Семирамида Петровича смотрит, сразу вот так мутными глазами и не поймёшь что.
Так что Семирамиду Петровичу пришлось приглядываться к тому, что лежало в руке этого странного типа, у которого есть какие-то вопросы к нему. Но всё равно он до конца не уразумел, что это такое и что всё это значит. – Что это? – спрашивает Семирамид Петрович, глядя на похожую на семечку, скорей всего, семечку.
– Он семя, из которого что угодно может взрасти. – Вот так странно для обычного человека отвечает этот тип неизвестной для Семирамида Петровича конструкции. А так как этот тип сразу показался странным для Семирамида Петровича, то для него такой ответ был не странен и вполне ожидаем. И Семирамид Петрович, сообразив, что странных людей не нужно злить и дразнить, делает заинтересованный вид и говорит. – Тогда не важно кто он изначально есть. – Что вызывает у этого странного типа, за которым скрывается Орлов, застопорение мыслей и взгляда на Семирамида Петровича, на которого он в упор смотрел и в упор не видел. На это его обдумывание услышанного и может быть и самого себя уходит невозможно Семирамидом Петровичем сообразить сколько времени, после чего он делает возмущённо-несогласный вид и заявляет. – Нет, важно.
– Но почему? – почему-то взволнованно интересуется Семирамид Петрович.
– Не знаю. – Как будто его ничего из сказанного не касается, отвечает этот странный тип. – Но я знаю одно, – добавляет он, – мы его непременно должны отыскать. И его находка всё для нас изменит. – На этих своих словах этот странный человек поворачивается спиной к Семирамиду Петровичу и на удивление стройным шагом начинает удаляться от него. А Семирамид Петрович стоит на одном месте и смотрит ему в спину, и непонятно даже для себя о чём-то размышляя. Когда же этот тип скрылся в глубине салона остановленного им такси, то Семирамида Петровича вдруг огорошило неожиданной мыслей. – А где, чёрт возьми, господин Орлов!?
А как только он оглушил себя этим вопросом и осознанием такой потери, то он начал стремительно озираться по сторонам. Где, естественно, из-за стремительности и порывистости своих движений, ничего вокруг не разобрал и не увидел.
Ну а когда поиски начинаются вот так для себя неожиданно, да ещё спонтанно и с воспалёнными чувствами и предубеждением к объекту своего поиска, – он, бл**ь, специально меня бросил, чтобы…(а вот что это чтобы значит, то сейчас детально этого не разобрать, но ясно, что что-то максимально нехорошее для тебя), – то итоговый результат этих поисков с одной стороны непредсказуем, а с другой стороны, вполне себе просматривается. И всё лишь зависит оттого, насколько мнителен и параноидально зрителен Семирамид Петрович. А зная насколько Семирамид Петрович бывает безудержен в своих подозрениях на чужой счёт, кому нет никакой веры и одно только недоверие, то можно с вероятностью стремящейся к очевидности предсказать, куда направит свой шаг и к чему он приведёт Семирамида Петровича – в сторону того места и человека при нём, который подпадает под всё это подозрение Семирамида Петровича, но при этом всё никак на этом подозрительном деле ему не попадается.
Но Семирамида Петровича невозможно переубедить в этой своей уверенности. И если он уверен в своих подозрениях на чей-то счёт, то он все свои силы приложит для того, чтобы эти его подозрения переросли в факт реальности, даже если до этого и для этого никаких предпосылок не было, и вся его уверенность основывалась лишь на том, что ему, человеку знающему жизнь с изнанки, так будет проще и убедительней отстаивать свою позицию в жизни и семье. А из этого всего становится ясно, в чью сторону имелись свои подозрения у Семирамида Петровича, желающего во всём быть правым. А на этом пути к его правоте стояла его супруга Марта, которая имела на его счёт диаметрально противоположную позицию, и в этом, что невозможно было постигнуть Семирамида Петровичем трусливым умом, её было никак не переубедить словесно и своими поступательными движениями в эту сторону.
– Ты, друг мой любезный, во всём не прав, – прямо вот так в глаза Семирамиду Петровичу заявляла Марта, и при этом без всякого сомнения в этом в своём взгляде на него, – тогда как я во всём всегда права, в особенности на твой захудалый счёт. А если ты с этим не согласен, то попробуй обосновать эту свою позицию и оправдаться в моих глазах при наличии аксиомы: я всегда права.
И тут Семирамид Петрович, попав в эту логическую ловушку Марты, перенявшей такого рода суждение по своей генетической линии, от родоначальников своего рода иезуитов от самих первых софистов с острова Крита, и не знает как ко всему этому поступиться. Когда в одной руке Марты находится скалка, в другой правоустанавливающие документы на всю их недвижимость и хозяйственную деятельность, где чётко, чёрным по белому прописано, что хозяйка всему она, а он так, лишь наёмный работник, а в её голове содержатся вот такого рода пагубные мысли на его умственный и какой другой счёт.
И тут, по глубокому раздумью Семирамида Петровича, выходит следующее. Если Марта всегда права, а это означает то, что он всегда не прав, то ему и нечего голову над всем этим ломать и остаётся только всё это признать. Ну а если предположить такую невероятность, что и он редкостно бывает в чём-то прав, например, когда он соглашается с Мартой, назвавшей его редкостной скотиной, то выходит ли из всего этого то, что Марта в этом случае не так уж и права. И он не такая уж и редкостная скотина, а всего лишь самый обыкновенный козёл. Или может тут присутствуют свои исключения, как подтверждение этого основополагающего в их семейной жизни правила, которое взяла себе на вооружение Марта, вначале своей крепкой рукой его обосновавшей и через уверенность своей хватки ему в подзатыльник, закрепившей в его голове.