Страница 14 из 16
— Какое коварство, — с довольным видом качнул головой Анди, Вера улыбнулась и запела высоким детским голосом:
— Маленькой девочке холодно зимой, милую девочку я возьму домой.
Анди рассмеялся, с предвкушением прикрыл глаза и прошептал:
— Ну наконец-то и на Шена нашлась управа, как долго я этого ждал.
Она улыбнулась и стала играть что-то задорно-валлийское, он рассмеялся:
— Раздери меня демоны, я продам вам метеорит! Газетчикам назову завышенную цену, а вам сделаю скидку. — Подумал и вкрадчиво шепнул: — Два миллиона.
Вера мягко погладила струны, извлекая звук ползущей по горам серебряных монет змеи, улыбнулась Анди, как Снежинка — министру Шену:
— Знаете, я так не люблю торговаться. Давайте вы за меня и за себя будете говорить, а я буду вам играть и петь? — прикрыла глаза и запела мягко и медленно, как колыбельную: — А мы летим орбитами, путями неизбитыми, прошит метеоритами простор*… Это правда метеорит?
Он пожал плечами:
— Так говорят легенды. Над миром пролетал Золотой Дракон, зацепил крылом звезду, и на землю упало несколько его чешуек, они раскололись и разлетелись по всему миру, их везде находили и обрабатывали по-своему, давали разные названия и придумывали разные легенды. В Ридии есть осколок в форме треугольной чешуйки с ладонь размером, его называют Парусом Золотой Ладьи, в честь легенды про их местного бога-мореплавателя. А мой кусок называют Звездой Дракона.
— Почему?
— Потому что там внутри фигура чёрного дракона.
— Но там конь.
Анди рассмеялся, заглянул ей в глаза с таким выражением, как будто видит её насквозь:
— Весь мир, кроме вас с Шеном, видит там дракона.
Она тихо рассмеялась, опять закрыла глаза и запела:
— Оправдан риск и мужество, космическая музыка вплывает в деловой наш разговор**… Миллион.
— Грабёж! — выровнялся Анди, Вера запела громче:
— В какой-то дымке матовой, земля в иллюминаторе, вечерне-ранняя заря… А сын грустит о матери, а сын грустит о матери, ждёт сына мать, а сыновей — Земля… Это песня о космонавтах.
— Кто это? — не особенно заинтересованно спросил Анди, Вера улыбнулась:
— Это люди, которые водят космические корабли. Как в море, только в космосе. Корабль прикреплён к ракете, которая разгоняет и выбрасывает его вертикально вверх, за атмосферу, там нет гравитации и всё парит…
— Да ладно, — округлил глаза Анди, Вера медленно кивнула, он прошептал: — Чёрт…
Она улыбнулась и продолжила петь:
— И снится нам не рокот космодрома, не эта ледяная синева, а снится нам трава, трава у дома… Они там проводят по полгода, на орбите, без гравитации, без возможности выйти, круглосуточно на работе, отважные люди. Только маленький тесный корабль, команда, и вид на планету за иллюминатором, маленькую такую, круглую, далеко внизу. И солнце всходит-заходит каждые полтора часа. Я в детстве хотела строить космические корабли, но потом подросла и решила, что это слишком сложно, этому нужно отдать жизнь. Самый крутой строитель кораблей, кроме них, ничего не имел — ни семьи, ни детей. Зато у него был космос. Как думаете, оно того стоит?
Анди отложил кисть и потёр лицо, печально кивнул:
— Ладно, миллион. Чёрт.
Она смотрела на вставшие дыбом волоски на его руках, улыбалась и играла в том же ритме:
— Стоит или нет?
— Не стоит, — он поправил рукава и взял кисть, добавил неуверенную линию, поморщился и перевернул страницу: — Личное счастье важнее профессиональной реализации, я это по себе знаю. Я опоздал на свадьбу из-за важной сделки, семья невесты оскорбилась и разорвала помолвку. Я достиг многого, я достиг таких высот, о которых тогда мечтать не смел. Но я до сих пор жалею. Она заглушила струны. Он поднял на неё глаза, смутился и сразу опустил, она видела, что он жалеет о том, что не промолчал.
— Неужели вы женились по любви? Мне тут изо всех сил пытаются внушить, что цыньянские женщины — суть ходячие инкубаторы, и говорить с ними не о чем, и видятся жених с невестой перед свадьбой один раз, и разговаривают 10 минут в день.
— Да, я видел её один раз, — мрачно кивнул Анди, — но она мне понравилась, и я всерьёз планировал прожить с ней долгую, счастливую жизнь. Но опоздал, она больше часа ждала меня в костюме на пороге, а я теперь четвёртый год как не могу себя простить.
— Четыре года — это очень много, — она тихо провела рукой по струнам, он начал что-то рисовать, просто беспорядочные острые углы, качнул головой:
— Недостаточно.
— Достаточно, если не накручивать себя специально и не ковырять свои раны периодически. Она вышла замуж?
— Вышла, и почти сразу умерла от какой-то женской болезни, даже не родив ребёнка. А я всё время думаю, что была бы она моей женой — я бы заботился о ней лучше, у меня бы она выжила.
— Вы не можете знать точно.
— Не могу. Но… как-то не легче от этого.
Вера молчала и перебирала струны, он рисовал шипы, она играла так мягко, как только могла. Тихо сказала:
— Четыре года — очень долгий срок. Пора себя простить.
— Может быть, — прозвучало как "для кого угодно, но не для меня".
— Слишком много думать о мёртвых вредно. Нужно думать о живых. О себе, о родных, которые о вас переживают, о ком-то, кому вы, может быть, нравитесь, но стараетесь не замечать. Представляете, насколько тяжело этому человеку? Невозможно соперничать с мёртвыми, она всегда выигрывают, потому что в памяти остаётся только хорошее, а ничего плохого они сделать просто не могут. Вы ещё так молоды, дайте себе шанс на счастье. И не только себе, но и кому-то, кто будет вас любить, а сейчас ходит и его совсем никто не любит, очень грустный человек, ждёт вас, а вас нет, вы в прошлом копаетесь. Так можно дотянуть и опоздать ещё раз.
Анди замедлил движения кисти, смущённо улыбнулся и спросил:
— Откуда вы знаете?
— Я читала много хороших книг, и говорила с мудрыми людьми, и у меня хорошая память.
— Я не об этом. Откуда вы знаете, что есть человек, которому я нравлюсь?
— Так он есть? — заинтригованно улыбнулась Вера, — как интересно.
Он смутился ещё сильнее, рассмеялся, перевернул страницу:
— Хотите сказать, вы не знали?
— Откуда? Всё, что я знаю об этом мире, мне рассказывает семья Кан, изредка ещё госпожа Виари и мастер Валент, я ни с кем из них о вас не говорила. Я просто логически рассуждаю, что если вы такой милый, и много общаетесь с людьми, то кто-нибудь 100 % найдётся, это математическая логика.
Он заулыбался, опустил голову, потом посмотрел на Веру исподлобья, изображая хитрые глазки:
— Это я милый?
Она закатила глаза:
— Я в вашем мире общаюсь в основном с господином ВсёСложно, по сравнению с ним, кто угодно милый.
— Это верно, — захихикал Анди, бросая косой взгляд куда-то в сторону открытых дверей в выставочный зал, там кто-то ходил, но Вере было не видно. Анди посмотрел на свой рисунок, похожий на волнующееся море, вздохнул и закрыл альбом: — Ну так что, подписываем документы на метеорит?
— Я не умею писать, мне придётся довериться вам. Или составим документы на цыньянском?
— Можем и на цыньянском. И ещё можем вслух прочитать потом, и я отдам вам запись, вы на будущее знайте, что так тоже можно, в Карне многие не умеют читать и писать, это не проблема.
— Отлично. Идём? — она с сожалением посмотрела на тай-бу, он понимающе улыбнулся:
— Приходите ещё, я дам вам поиграть. Хотя, я думаю, Шен купит вам такую же максимум завтра. Но всё равно приходите, я более благодарный слушатель.
Она улыбнулась, опять пытаясь отпустить струны, но ничего не получалось, Анди рассмеялся:
— Вы ей понравились, — Вера смутилась и опустила голову, Анди наклонился ближе и хитро заглянул ей в глаза, понизил голос: — Госпожа Вероника, только между нами, по большому секрету… Что будет на аукционе? — Она подняла вопросительный взгляд, он изобразил обаятельные глазки: — Конкретно, меня интересуют драгоценности, металлы, камни и предметы искусства. Вы что-нибудь привезли?