Страница 15 из 24
Через непродолжительное время вопрос был решен уже в масштабе Вооруженных сил в целом: 12 августа 1941 г. Президиум Верховного Совета СССР издал указ «Об освобождении военнослужащих из дисциплинарных батальонов». Согласно указу, военным советам фронтов, округов и флотов было разрешено освободить из дисбатов всех отбывавших в них наказания лиц с направлением в действующую армию, за исключением тех, «которые будут признаны военными советами неблагонадежными и вредными для фронта»[115]. Принятие такого решения диктовалось необходимостью срочно увеличить людские ресурсы для наращивания численности армии и флота.
По существу, этот указ привел к расформированию большинства дисциплинарных батальонов, в штатах Красной армии остались только несколько тех, которые дислоцировались в глубоком тылу. А такой вид наказания, как направление осужденных военнослужащих срочной службы в дисциплинарный батальон, во время войны практически не применялся[116]. При этом, как показывает анализ нормативных актов, Положение о дисциплинарном батальоне от 13 июля 1940 г. было одним из источников правовых норм, которые легли в основу введенного в 1942 г. института штрафных частей.
2.3. Приказ № 227 «Ни шагу назад!» – реакция власти на отступление Красной армии летом 1942 г.
Возвратиться к практике создания штрафных частей и заградительных отрядов руководящие органы военного управления Советских Вооруженных сил заставило катастрофическое развитие событий летом 1942 г., особенно на южном фланге советско-германского фронта. Войска Красной армии весной 1942 г. потерпели крупные поражения в районе Любани, Вязьмы, под Харьковом и в Крыму, тяжелейшие потери понесли войска Юго-Западного, Южного и Брянского фронтов.
Вермахт к середине июля прорвал советский стратегический фронт на глубину до 400 км и развернул наступление в большой излучине Дона на Сталинград и Кавказ. Чтобы отразить немецкое наступление, Ставка ВГК 12 июля 1942 г. образовала Сталинградский фронт (командующий – маршал С.К. Тимошенко, затем генералы В.Н. Гордов, А.И. Еременко), перед которым была поставлена задача занять рубеж западнее Дона и не допустить прорыва противника. Для восстановления устойчивости стратегической обороны Ставка использовала значительную часть своих резервов – шесть общевойсковых армий и шесть танковых корпусов[117].
Но несмотря на то, что соединения 6-й немецкой армии генерала Ф. Паулюса уступали войскам Сталинградского фронта в живой силе, артиллерии и особенно в танках, им удалось к концу июля выйти к Дону. В ходе контрудара С.К. Тимошенко потерял большую часть имевшихся у него танков, лишившись бронированного «кулака», и оказался не в состоянии изменить обстановку к лучшему. 24 июля советские войска оставили Ростов-на-Дону. В те же дни противник выше по течению Дона в районе станицы Клетская (230 км северо-западнее Сталинграда) обошел основные силы 62-й армии, возникла прямая угроза прорыва вермахта к городу на Волге.
Дальнейшее масштабное отступление грозило Советскому Союзу военным поражением и утратой национальной независимости. В изданном наркомом обороны СССР И.В. Сталиным 28 июля 1942 г. приказе № 227 власть, пожалуй, впервые после начала войны сказала жестокую правду о реальном положении на советско-германском фронте. Пафос приказа № 227 сводился к следующему: «Отныне железным законом дисциплины для каждого командира, красноармейца, политработника должно являться требование – ни шагу назад без приказа высшего командования»[118].
В крайне неблагоприятном развитии событий проявилось недостаточное умение высшего командного звена Советских Вооруженных сил предвидеть действия противника, управлять большими массами живой силы, бронетанковой техники и другими средствами боя. Но поражения во многом были обусловлены и психологической подавленностью многих военнослужащих, ярко выраженным отступательным синдромом.
То, что часть рядового и командно-начальствующего состава была парализована страхом перед силами врага, а то и полной безысходностью, подтверждали донесения особого отдела (ОО) НКВД Сталинградского фронта. «Нас предали. Пять армий бросили немцу на съедение. Кто-то выслуживается перед Гитлером. Фронт открыт и положение безнадежное», – такая точка зрения, высказанная начальником штаба артиллерии 76-й стрелковой дивизии капитаном Свечкором, была далеко не единичной[119].
Командир 214-го артиллерийского полка 38-й стрелковой дивизии подполковник Гурылев делился с другими командирами: «Нужно срывать знаки различия при отходе, чтобы не застрелили. В этой войне погибнешь ни за что… Скоро будет заключен мир с Германией, ибо с ней война бессмысленна, да нам и воевать нечем…» Командир взвода 297-й стрелковой дивизии Кутек на слова подчиненного о вероятной подготовке контрудара откликнулся так: «Довольно уже наударяли и доказали свою храбрость. Два выстрела дадут, а потом немец как начнет давать, что и места [себе] не находят. Операции наши, как правило, все проваливаются»[120].
В отмеченных ОО НКВД фронта высказываниях военнослужащих, в их переписке все чаще стали фигурировать далекие тыловые рубежи, до которых многие психологически уже были готовы отступить: «Теперь мы не остановимся до самого Урала. Можно сказать с полной уверенностью, что в этом месяце немец погонит нас до самой Волги» (красноармеец 13-й гвардейской стрелковой дивизии Тетерев); «Положение у нас крайне тяжелое, почти безвыходное… Так мы довоюемся, что и на Урале не удержимся» (начальник отдела укомплектования штаба фронта майор Антонов); «Если на Дону не удержимся, то дела будут очень плохие, придется отступать до Урала. Если союзники нам не помогут, то сами мы не справимся с разгромом гитлеровцев» (техник автобронетанкового управления фронта капитан Погорелый)[121].
Подобные «пораженческие», по терминологии того времени, настроения были не редкостью. Несмотря на дефицит у их носителей объективной информации, такие настроения отчасти отражали реальное положение дел – слабое и неумелое руководство войсками, недостатки оружия и боевой техники. Но кроме того, в конкретной обстановке лета 1942 г. они выдавали и слабый психологический настрой многих военнослужащих, упадок духа и внутреннюю готовность к дальнейшему отступлению.
Это отмечали, разумеется, не только сотрудники особых отделов. Командир 141-й стрелковой дивизии, занимавшей оборонительный рубеж в районе Воронежа, полковник Я.П. Тетушкин сообщал в письме секретарю ЦК ВКП(б) Г.М. Маленкову: «Ни одной организованно отступающей части я не видел на фронте от Воронежа на юг до г. Коротояк. Это были отдельные группки бойцов всех родов оружия, следовавшие, как правило, без оружия, часто даже без обуви, имея при себе вещевые мешки и котелок. Попутно они (не все, конечно) отбирали продовольствие у наших тыловых армейских учреждений и автомашины. Кто идет с винтовкой, то она обычно ржавая (а производства 1942 г.). Картина эта мне знакома по прошлому году».
Автор письма обращал внимание на недостаточную стойкость и плохую обученность пехоты, отсутствие беспрекословного повиновения младшего старшему, особенно в звене боец – младший командир. С убежденностью старого воина (а он участвовал еще в Первой мировой войне) полковник Тетушкин подсказывал один из путей решения проблемы: «У нас не хватает жесткой дисциплины, чтобы наверняка обеспечить успех в бою, чтобы никто не смел бросить свое место в окопе в любой обстановке. Умри, а держись. Все это должно быть обеспечено соответствующим законом, отраженным в уставах»[122].
115
Русский архив. Великая Отечественная. Приказы народного комиссара обороны СССР 22 июня 1941 г. – 1942 г. Т. 13 (2–2). М., 1997. С. 50.
116
Военные трибуналы – органы правосудия в Вооруженных Силах СССР. М., 1988. С. 149.
117
Сталинградская битва. Хроника, факты, люди. В 2 кн. М., 2002. Кн. 1. С. 21.
118
Русский архив. Великая Отечественная. Приказы народного комиссара обороны СССР 22 июня 1941 г. – 1942 г. Т. 13 (2–2). М., 1997. С. 276, 277.
119
Сталинградская эпопея. Материалы НКВД СССР и военной цензуры из Центрального архива ФСБ РФ. М., 2000. С. 168.
120
Сталинградская эпопея. Материалы НКВД СССР и военной цензуры из Центрального архива ФСБ РФ. М., 2000. С. 149, 150.
121
Сталинградская эпопея. Материалы НКВД СССР и военной цензуры из Центрального архива ФСБ РФ. М., 2000. С. 151, 168–169.
122
«Умри, а держись» // Родина. 2005. № 4. С. 30–31.