Слово атамана Арапова

Едва успев смахнуть пот со лба, есаул вступил в схватку сразу с четырьмя набросившимися с визгом на него киргизами. Они с двух сторон наседали на отчаянно отбивавшегося казака. За спиной Кочегуров слышал треск сучьев и звон сабель: это вступили в бой Степка и Куракин. Отступая к берегу, он не давал врагам окружить себя и сильным ударом рассек лицо одного из нападавших.

По шуму и радостному гиканью есаул понял, что неравный бой завершится значительно раньше, чем он рассчитывал. За Гурьяна Петр не беспокоился – киргизам гиганта скоро не одолеть. А вот Степка… Перед смертью ему захотелось спасти паренька, и поэтому он резко отпрыгнул назад, желая заградить его собою.

– Штоб вас разорвало, погань! – зло крикнул он и встретил еще одного врага ударом сабли по горлу.

Удивленные его удалью степняки невольно попятились. Кочегуров перевел дух и оглянулся на Куракина, который с рычанием успешно отбивался от десятка врагов. Степка же с бледным как мел лицом едва отражал атаки двух уверенно наседавших на него воинов.

Едва ускользнув от ринувшегося на него противника, есаул ткнул его в грудь саблей, а другому воину отрубил руку. Отпугнув нападавших грозным выпадом, он успел подбежать к Степке и полоснул сзади по шее одного из противников парня.

– В воду! Сигай в воду!

Отразив удар сразу двух сабель, Кочегуров вновь обернулся, но слова, готовящиеся сорваться с искаженных яростью губ, застряли в горле.

Степка лежал у воды, а из груди его торчала стрела. Он, видимо, был убит метким выстрелом и лежал, омываемый мелкой речной волной. А виной всему…

Злобно зарычав от тоски и боли, есаул с удвоенной яростью ринулся на врагов. Их было слишком много, но видевшие его доблесть степняки попятились. Никто не решался приблизиться к залитому кровью человеку, который начал вызывать в них суеверный ужас.

– Што, нету мочи одолеть казака? – расхохотался Кочегуров, дико вращая глазами. – Тады я одолею вас, треклятые безбожники!

Хохоча и брызгая кровавой пеной, он вновь пошел на врагов, и те вступили в схватку с ним крайне неохотно. Силы оставляли есаула, но все-таки он отсек одному из киргизов ухо, а другому распластал плечо.

– Ешо хто охоч до клинка мово? Не робей, подходи. Щас я вас…

Прилетевшая из кустарника стрела острым жалом впилась в правое плечо, и Кочегуров от боли и неожиданности выронил саблю. Воспрявшие духом степняки с визгом набросились на него, но не тут-то было. Есаул подхватил саблю левой рукой и колющим ударом в пах смертельно ранил еще одного врага.

Следующая стрела попала ему в бедро, а третья со свистом пролетела в угрожающей близости от головы, заставив Кочегурова пригнуться и тем самым избежать смерти от четвертой стрелы.

Понимая, что противостоять осторожно обступающим его врагам он уже не в силах, израненный есаул бросил прощальный взгляд на все еще отчаянно сопротивляющегося Гурьяна и, тяжело припадая на ногу, ринулся в воду. Он знал, что не в состоянии помочь казаку, и решил утопить себя в реке, дабы не угодить в плен. Он не хотел быть рабом, он…

Ударившая в спину стрела довершила дело. Глаза Петра закрылись, и он тяжело погрузился в воду. Он не видел, как прослезился, провожая его подхваченное течением тело, Куракин, которого враги умудрились-таки спеленать арканами и с превеликим трудом повалить на землю. Он не видел, как помочился на тело покойного Степки киргиз с искаженным злобой лицом. Он…

Темнело. На верхушках самых высоких деревьев еще золотились косые лучи солнца, а внизу уже смеркалось, силуэты прибрежных кустов стали причудливее и мрачнее; и гладь воды потемнела, как старое зеркало, от пролитой крови или… В общем, оно сбивчиво отражало свидетелей страшной трагедии – безмолвные речные берега.

Часть вторая

Противостояние

Гонец из Хивы предъявил начальнику охраны письмо, скрепленное сургучной печатью и свернутое в трубочку, но в руки не отдал.

– Письмо повелителя! Велено вручить только самому султану Танбалу лично.

Миновав расступившихся воинов, гонец вошел в шатер и, рухнув на колени, уткнулся лицом в мягкий ворс персидского ковра.

Молодой султан трапезничал в кругу приближенных мурз. Женщин в шатре не было, так как им полагалось питаться отдельно. Танбал выглядел мрачным и подавленным. Присутствие приближенных, видимо, не радовало его. Но при виде вошедшего гонца султан несколько оживился. Танбал выпрямился, скользнул взглядом по насторожившимся лицам прекративших вкушать мурз и остановил его на низеньком столе, во главе которого восседал. Затем снисходительно кивнул, и гонец на коленях подполз к столу, обеими руками протягивая письмо. С видимым почтением открепив печать, султан развернул свиток. Внутри первого оказался второй, поменьше. Оба письма были подписаны рукою повелителя Хивы. Прочитав их, Танбал снова свернул письма, положил рядом с собою на подушку и жестом приказал гонцу присаживаться к столу рядом с недовольно переглянувшимися мурзами.

Не ожидавший такой милости гонец с трудом проглотил ком в пересохшем рту и, покосившись на каменные неприветливые лица приближенных султана Танбала, осторожно присел на указанное ему место.

Прерванная было трапеза продолжилась. На столе перед собравшимися появилось белое перетопленное сало барана – его резали ножами на куски – и такое же сало, растопленное в миске на огне, – в него макали вареные бараньи кишки с белым мясистым жиром, которые их нарезали тонкими ломтиками.

Появившиеся в шатре женщины молча разрубили на большие куски ногу лошади. Пока те, что помоложе, возились с мясом, старшая оживила огонь в очаге и подвесила горшок с водою. Когда вода закипела, она побросала куски мяса и, выпроводив своих помощниц, присела у очага. Закипая, вода тихо запела, женщина выудила из горшка темные, слегка обваренные куски и уложила их на широкую доску.

Мужчины встретили дымящееся мясо оживленными возгласами. Они принялись хватать горячие куски руками, вгрызались в них крепкими зубами и быстро ножами отрезали у самого рта кусок за куском.

Султан с плохо скрываемой иронией наблюдал, как ловко орудуют ножами и челюстями его подданные, но сам не следовал их зажигательному примеру, а лишь вяло ковырял кончиком кинжала мясо в тарелке. Его глаза блестели сильнее обычного, но увлеченные едой мурзы не замечали этого.

Хивинский хан категорично требовал изгнать казаков, пришедших с Яика и селящихся на берегах Сакмары. Он требовал их уничтожить и более не выпускать дальше берегов Яика. Повелитель требует собираться в поход. Но Танбал физически еще слаб. Удар казацкой пики минувшим летом значительно повредил легкое, но сердца и печени, к счастью, не задел. Молодость и сила помогли ему выбраться из объятий смерти и встать на ноги. Но держаться в седле…

– Сахиб, – султан Танбал повернул голову к сидевшему по правую руку мурзе, – поход прошел благополучно?

– Эти шайтаны оказались крепче и упорнее, чем мы думали. – Сахиб перестал грызть мясо, осторожно положил его на стол и виновато опустил глаза. – Они убили нескольких наших воинов. Но мы отомстили… мы…

– Ты не привез с собою ни одной головы. – Султан побледнел, и взгляд его сделался тяжелым. – Ты привел только одного пленника, но взамен оставил несколько десятков воинов. И если ты ожидаешь за то награду, то получи ее.

Он стремительно вскочил, выхватил саблю и резким ударом отсек голову Сахибу, которая упала на обеденный стол и, моргая глазами, выкатилась на самую середину. Без кровинки в лице, задыхаясь, Танбал грозно замахнулся окровавленной саблей на мурзу, сидящего слева от него, и, дико вращая глазами, закричал:

– Вот послание эмира! Оно переполнено угроз и проклятий.

Он присел, схватил свиток и взглянул на бумагу, поднеся ее к глазам:

– Повелитель грозит смертью мне и всему моему роду, если мы не выбьем казаков с берегов реки! И вы знаете, что он сдержит свое слово.

– Это правда: в сегодняшних днях наших одна горечь. – Мурза, чудом избежавший смерти от руки разгневанного султана Танбала, встал и, тяжело вздохнув, покачал головой. – Если есть в том нужда, то сруби и мою голову, великий султан, но этим беду не прогонишь. В жизни день сменяет ночь и наоборот. Есть еще сила в руках, на поясах у нас сабли.