Страница 7 из 10
И в самом деле, куда подевалась их богатырская сила уже осенью 1941 года, когда и сто советских танков в день одолеть им было уже невозможно по одной уже хотя бы причине их резкого сокращения к тому времени в Красной армии (на грани исчезновения как вида), подобные авторы не сообщают. Ведь тогда она имела на фронте менее полутора тысяч танков [25]. Однако, как ни странно, ее сопротивление захватчикам в это время лишь усилилось.
Если верить М. Мельтюхову и подобным ему авторам, то получается, что воевать против примерно одинаковых сил врага с полутора тысячами танков лучше, чем с 15 тысячами. Точнее говоря, когда РККА имела численный перевес в танках над вермахтом примерно в 3,5 раза, ей было тяжелее, чем когда она его не только полностью утратила, но и перевес в них перешел к противнику. Из этого логически возможны два основных вывода: либо авторы, которые пишут о многократном перевесе советских танковых сил в своей численности в начале войны, мягко говоря, сильно грешат против истины, либо роль танков в той войне была незначительной. Автор этих строк гораздо больше склоняется к первому варианту, хотя, конечно, значение танков переоценивать, как это многие делают, тоже не стоит.
Читая высказывания верующих в большое численное преимущество Красной армии в танках над вермахтом, которое якобы было в начале войны, приходится только удивляться силе их чувства. Так, известный исследователь М. Барятинский и от этой веры не хочет отступать, заявляя, что с 22 июня по 9 июля 1941 года врагом было уничтожено 11 712 советских танков, и ежесуточные потери наших танков не решается представлять совсем уж невероятными, определяя их в более реалистичные 233 танка [26], однако напрочь при этом забывая об элементарных правилах арифметики. Ну а если верным все-таки является последнее число, то получается, что за 18 указанных суток советские войска потеряли 4194 танка. И, вероятно, с учетом танков, захваченных врагом практически без боя, а также вынужденно уничтоженных нашими воинами при отступлении или брошенных ими из-за поломок или отсутствия горючего на маршах, советские потери в этих боевых машинах в рассматриваемый период как раз и были примерно такими. А если больше, то ненамного. Ну а остальные «потери» – это, надо полагать, на самом деле небоеготовые к началу войны танки либо вовсе существовавшие лишь на бумаге.
Даже командующий немецкой группой армий «Центр» Ф. фон Бок, который вряд ли сумел полностью справиться с естественным желанием приукрасить свой полководческий триумф в сражении с войсками фронта Д. Павлова, и то записал в своем дневнике всего лишь о 2585 советских танков, захваченных и уничтоженных за указанный период времени подчиненными ему силами [27]. И это на самом неблагополучном для Красной армии фронте, потери на котором в начале войны составляли едва не половину всех наших потерь!
Весьма также интересно уточнить, а чем же гитлеровцы уничтожали наши танки? Нет, понятно, не шашками или штыками, но, как ни крути, а получается, что все теми же якобы малочисленными и слабыми немецкими танками и артиллерийскими орудиями, о которых нам пишут многочисленные историки-мифологизаторы.
Впрочем, чтобы понять многие важные причины этого разгрома, не нужно даже кропотливого анализа всех фактов и скрупулезного подсчета всех показателей. Достаточно хотя бы внимательно посмотреть на структуру наших танковых войск западных военных округов. Порядка 20 % их бронетехники составляли легкие пулеметные танки, малые танки и танкетки, еще больше (до 30 %) советской бронетехники фактически находилось не в боеготовом состоянии, а доля танков нового типа в них насчитывала всего лишь около 10 %. Кроме того, многие сотни танков, числившиеся в войсках ЗВО, на самом деле еще не были в строю или уже выбыли из него. У немцев же малых танков и танкеток не было вообще, доля легких пулеметных танков Т-I составляла около 8 %, практически все танки были не просто боеготовыми, а уже введены в действие. Что касается их танков и штурмовых орудий нового типа, то они составляли почти половину бронетехники войск вторжения. Но об этом подробнее поговорим дальше.
Ну да ладно, вернемся к работе В. Гончарова. Особое внимание он уделил крупнейшему танковому сражению на Волыни, которое состоялось в последние дни июня 1941 года (в районе Дубно, Луцка и Брод). Назвав его уникальным, он отметил, в частности, то, что это был «встречный бой танковых частей на широком фронте (до 50 км) без поддержки пехоты». «Танковые и моторизованные группы обеих сторон, – продолжал он, – вырывались вперед, образуя «слоеный пирог» и угрожая флангам друг друга» [28]. Правда, согласиться с ним в том, что пехота их не поддерживала, никак нельзя, но роль ее в этом сражении и в самом деле была невелика.
Если поверить официальным отчетам советского военного ведомства и послевоенным данным немецких генералов, то выходило, что советские войска имели в этом сражении огромное превосходство в числе танков – примерно 3-кратное. Согласно этим данным, с немецкой стороны в сражении участвовало пять танковых дивизий, имевших в наличии 700–800 танков (если не меньше), с советской – пять механизированных корпусов, имевших в наличии 2000–2500 танков, а по некоторым данным – свыше 2800. К примеру, известный исследователь А. Исаев подсчитал, что их соотношение в нем было следующим: 800 против 2800 [29]. Но несмотря на это, сражение, как известно, полностью выиграли немцы. Как же так получилось? Что, действительно главное – маневры? Либо же всё дело в том, что немецкие танкисты были исключительно отличниками, а наши – сплошь двоечниками?
В этом сражении участвовали, разумеется, не только танки, но все-таки с каждой стороны именно они составляли основные силы. И свалить все на распрекрасную пехоту вермахта, а равно на вездесущие немецкие крупнокалиберные зенитные орудия, которые якобы были главными истребителями лучших советских танков в начале войны, в данном случае никак не получится. Как ни крути, а выходит, что немецкие танки в прямом столкновении побили советские танки, причем вроде как гораздо более многочисленные. Но это же значит, что их танки оказались значительно сильнее, чем наши! И в то же время если бы наши танки тогда были действительно хороши, то при всех проблемах управления войсками и готовности экипажей эта танковая лавина Юго-Западного фронта на столь небольшом своем участке неизбежно бы протаранила, пробила немецкие позиции своей мощью, как говорится, массой бы задавила.
Не помогли и новые танки Т-34 и КВ, коих в мехкорпусах, участвовавших в сражении, вроде бы было немало. И подбивали их немцы почти так же успешно, как и другие наши танки. Это, кстати, можно лицезреть на архивных немецких фотографиях, которые во множестве теперь размещены в военно-исторических книгах и Интернете. Или можно заглянуть в подсчеты того же А. Исаева, согласно которым в 10-й советской танковой дивизии из 56 потерянных в этом сражении танков КВ было разбито и сгорело на поле боя 11, выбыло по техническим причинам 34 и еще 11 осталось на поле боя по неустановленным причинам. Что касается потерянных 32 танков Т-34, то жертвами немецких ударов стали 20 из них, а 9 было потеряно по техническим причинам [30].
Получается, что если танки КВ еще представляли для немцев на поле боя серьезную проблему, то «тридцатьчетверки» подбивались ими достаточно легко. Согласно данным А. Исаева, по доле выведенных из строя в результате огня врага Т-34 имел показатели практически не лучше, чем танки Т-26, Т-28 и БТ-7. Что в общем-то неудивительно, так как он был тогда не столь уж и неуязвим, каким его порой пытаются представить. И броневая защита его была не такой уж и мощной, и слабых мест для огня врага в нем хватало: передний люк, маска орудия, пулеметные установки, сварные швы, но особенно гусеницы. Помимо этого, из-за проблем своей компоновки танк был весьма пожаро- и взрывоопасен. Да вдобавок еще, будучи совсем новым танком, он имел тогда много конструктивных и производственных недостатков и недоработок.