Страница 13 из 58
И вот на школьном вечере в честь Дня Победы Моргунов внезапно заявил: «Хочешь, чтобы я всё удалил? Сделаешь одну вещь и забудешь про меня! А если не согласишься, я всем раздам твою фотку и расскажу, что я тебя чпокал! Матери твоей тоже фотку с рассказом вышлю!»
Деморализовав меня угрозами, он изложил свой план: я заманиваю Игоря в класс, изображаю, что хочу с ним поцеловаться, и позволяю Моргунову над ним подшутить. Он сказал, что поднесет к губам Тюлинькова кактус с учительского стола. Кактус! Это должен был быть всего лишь кактус, а не задница этого морального урода!
После того злосчастного вечера всё изменилось. Стыд и вина паяльником жгли меня изнутри. До сих пор периодически жгут. Я знала, что Моргунов ненавидит Тюлинькова, но не думала, что настолько. А после случившегося уже Игорь возненавидел меня. Я кожей чувствовала его отношение.
Сейчас, будучи взрослой, я понимаю, как стоило поступить — честно и откровенно рассказать о своей проблеме маме, а она уж смогла бы заставить Моргунова удалить злосчастное фото, действовала бы через его родителей. Но тогда сам факт того, что мама может подумать, будто я позволила какому-то мальчику то, что она запрещала… Мне это казалось концом света. Конечно же, я должна была извиниться перед Игорем после всего, набраться смелости и подойти, объясниться. Но жгучий стыд и страх не дали. В общем, я смалодушничала, проще говоря, струсила.
«Жалкая, ничтожная трусиха…»
Я очень постаралась забыть эту историю. В этом мне помогло время, ведь прошло четырнадцать лет… Однако воспоминания иногда всё еще тычут меня острыми вилами, заставляют мучиться.
И эта фраза: «Капут китайцам в Африке…»
За всю свою жизнь я ее слышала только от Тюлинькова, а тут какой-то Игорь Викторович и тоже с этой же фразой! Я бы даже подумала, что тот Игорь и Большой Босс — одно и то же лицо, не будь эти лица такими разными…
Наверное, это выражение не такое уж редкое здесь на Кубани.
С трудом отряхнувшись от жгучего чувства вины, смотрю на время.
Хоть голову и заняла, а руки всё время продолжали трудиться. Пломбир помещен в морозилку уже час назад, а за это время я еще успела сделать тесто для бисквитов и эклеров.
Вытаскиваю застывший пломбир, аккуратно раскладываю на специальном блюде.
И тут у меня за спиной возникает Алла:
— Снежана, смотри, вон еще несколько брикетиков!
— О, я вижу! — улыбаюсь. Я специально положила в морозилку мороженое таким образом, чтобы не было видно, сколько там порций, а теперь надобности в конспирации больше нет. — Я просто подумала, что шефу не очень понравится пломбир из испорченной сметаны… Но ты можешь съесть, если такое любишь!
И, мысленно себе поаплодировав, ухожу с подносом из кухни.
Глава 16. Пломбир
Снежана
Иду по коридору к кабинету Большого Босса, на лице улыбка, в глазах позитив, а внутри… Там до сих пор всё сжимается от гадких воспоминаний. Всё-таки эффект от пережитого в юности самый стойкий, пробивается даже через столько лет.
Как же я ненавидела Пашку Моргунова, один бог знает! И ведь я была не одинока, многие его не любили, но и боялись тоже. Никому не хотелось оказаться объектом его насмешек. Он, как сейчас выражаются, был троллем восьмидесятого уровня. Перед ним лебезили, стелились, некоторые восхищались или даже мечтали о нем, ведь спортсмен, атлетически сложен, да к тому же блондин. Не парень, а мечта… когда рот не открывает и подлянок не устраивает.
Пашка Моргунов был одним из лидеров класса. Для меня, хорошей девочки, которая не пьет, не курит и не ругается матом, сплетня, пущенная таким козлом, стала бы погибелью, тем более сопровожденная фотографией-доказательством. И рассказывай потом, что ты не такая… Пусть поверили бы не все, но большая часть с удовольствием смаковала бы сплетню. Заклеймили бы давалкой. Но в тот момент даже не «школьная слава» пугала меня больше всего, а то, что Пашка может сказать моей маме… Она женщина строгих правил. Меня никогда не била, но умела быть очень строгой. И тему секса считала для меня закрытой вплоть до совершеннолетия. Не раз, не два и не тридцать два дала мне это понять.
У меня внутри до сих пор всё сжимается в комочек от мерзкого чувства, что меня вываляли в грязи, заставили совершить страшную подлость. И ведь у меня с Пашкой ровным счетом ничего не было, хотя он об этом сильно мечтал. Господи, как же хорошо, что у меня с ним ничего не было…
Мой организм очень остро отреагировал на напоминание о ситуации. Это лишний раз говорит о том, что эту ситуацию я так и не отпустила. Очень хочу вырвать ее из сердца, забыть, в то же время понимаю — это вряд ли случится.
«Что, если для Тюлинькова это до сих пор так же болезненно, как и для меня?»
Может быть, настало время его найти? Извиниться, объясниться… Теперь мы уже взрослые люди, сможем спокойно поговорить.
«Да на кой черт ему мои извинения… Может быть, он и думать про это забыл… И тут я, раскаявшаяся такая, появляюсь в рыцарских доспехах — успокаивать обиженных, вымаливать прощения за старые грехи, а по факту… лишь бередить старые раны…»
Зачем? Нужно ли это ему так же, как и мне? Ведь это я чувствую вину, а не он. Вот кому стоит надавать подзатыльников, так это Пашке Моргунову. Всё из-за него, скота редкостного.
Вижу табличку на двери Большого Босса:
«Директор
Алпатов Игорь Викторович».
Про себя отмечаю — Алпатов, не Тюлиньков! Глупо было даже представить, что эти два настолько разных человека вдруг окажутся одним лицом.
«Всё же интересно, как там поживает Тюлиньков…»
С этими мыслями стучу в дверь, слышу резкое:
— Войдите.
Осторожно захожу.
Про себя аж присвистываю, оценив шикарную отделку кабинета. Пару дней назад мы со Светиком смотрели вечером передачу про Трампа после того, как он стал президентом Америки. В передаче несколько кадров сделали в кабинете президента. Так вот: место службы Игоря Викторовича ничем не уступает! Разве только чуть меньше в размерах. Полированный паркет, ковер, в котором тонут ноги, стены покрыты витиеватыми узорами, дорогая антикварная мебель… В общем, царская роскошь! Я даже на секунду испугалась, что могу уронить поднос, и прощай, пушистая напольная красота. К счастью, этого не случилось.
— Проходите, Снежана… — тянет Большой Босс, хищно меня оглядывая.
«Проголодался, что ли?»
Спешу поставить блюдо на его шикарный лакированный стол.
— Что это?
Он приподнимает левую бровь, когда я начинаю раскладывать перед ним тарелочки.
— Сейчас я всё объясню! Потерпите немного… Я приготовила четыре вида мороженого, поместила их в разные емкости, чтобы они не соприкасались, и Вы смогли бы оценить достоинства каждого.
— Может, вы еще и четыре разных ложки принесли?
— Конечно! — Пожимаю плечами, достаю из кармана фартука четыре маленьких ложечки, завернутые в специальный чехол для приборов, аккуратно их раскладываю. — Это клубничный пломбир, попробуйте!
Большой Босс смотрит на меня с таким недоверием, словно прямо сейчас собираюсь его отравить. В какой-то момент даже кажется — не станет пробовать! Просто пошлет подальше. Но нет, всё же берет ложку, отправляет в рот крохотный кусочек.
— Вы как-то интересно пробуете… — подмечаю.
— В смысле? — Его левая бровь снова взлетает.
— Разве такой малюсенький кусочек раскроет всё богатство вкуса? Вы берите смелее!
Прямо кожей чувствую, как он хочет послать меня подальше. Почему? Мне искренне непонятно и как-то даже обидно.
«Так, дорогая, включаем обаяние на максимум!» — приказываю себе и начинаю ему улыбаться ровно той же улыбкой, как и сегодня утром. Результат оказывается примерно таким же. Большой Босс сначала замирает, потом начинает чаще дышать и как-то немного смягчается, что ли. По крайней мере зверское выражение лица пропадает.