Страница 7 из 8
Мы растили детей, почитали отцов,
Мы искали в Заветах основы основ.
Но как тщетность усилий…
– Ряд сгнивших крестов над могилами некогда павших борцов, – торопливо добавил Романов.
Лариса Георгиевна замерла.
– Простите, я не поняла… Вы что, тот самый Романов?
Поняв, что разговор налаживается, что еще немного и его статуэтка с голубыми глазами всерьез заинтересуется им, Романов от радости мысленно застучал себя кулаком в грудь.
«Конечно, я тот самый Романов! – хотелось крикнуть ему во все горло. – Кто же еще-то!»
– Я, – опустив глаза, как можно скромнее ответил он.
Лариса Георгиевна всплеснула руками.
– Быть не может! Вы, наверное, шутите?
– Нисколько.
– Вот это да! – радостно воскликнула она. – Подумать только, ведь я в институте на конкурсе самодеятельности ваши стихи читала: «Морской бой»! Помните такие?
– А как же!
– А некоторые из ваших стихотворений, самые любимые, даже в отдельную тетрадку выписывала!
– Ну, это, на мой взгляд, излишне, – стараясь распрямить губы, сами собой складывающиеся в самодовольную улыбку, смущенно пробормотал Романов.
– Нет, ну надо же!
Лариса Георгиевна еще раз всплеснула руками. Покачав головой, внимательно посмотрела на него и сказала, что представляла его совсем другим.
Романову было забавно наблюдать за тем, как менялось выражение ее лица. Холодное, если не сказать, надменное при разговоре с несостоявшимся сослуживцем, оно, стоило тому из потенциального референта превратиться в настоящего Поэта, постепенно становилось восторженно-счастливым, как у девочки-малолетки на концерте кумира.
– Я и был другим, – улыбнулся он. – По крайней мере, в то время, когда вы учились в институте.
– Да, вы правы. Хотя, как мне показалось, не совсем тактичны… Или мне это только показалось?
Несмотря на трепетные чувства, которые Романов питал к Ларисе Георгиевны, он решил не поддакивать ей.
"Не кумирово это дело", – подумал он.
Не став отвечать на вопрос, ответ на который мог бы осложнить их так замечательно складывающиеся отношения, Романов показал на прядь светлых волос, выбившуюся из-под ее платка, и заметил, что несколько дней назад она тоже выглядела несколько иначе.
– Вы имеете в виду прическу? – спросила Лариса Георгиевна.
– Не только. Начать с того, что вы тогда были без очков. У вас был другой макияж, другая одежда и другой цвет волос… Точно! Если мне не изменяет память, вы в тот раз были шатенкой!
– Вообще-то я имею привычку иногда перекрашиваться и даже переодеваться!
– Я не об этом, – поморщился Романов. – Вы были одеты в другом стиле, и я бы даже сказал: в другом вкусе. Словно в тот день вы экспериментировали со своей внешностью.
Лариса Георгиевна засмеялась.
– Пожалуй. – Она взяла его под руку и повлекла в сторону универсама. – А вы, наверное, пользуетесь успехом у женщин? Я угадала?
– Почему вы так решили?
– Ну, во-первых, потому что вы известный поэт, а во-вторых, вы необыкновенно внимательны к нам. Обычно мужчины не замечают подобных вещей. По крайней мере, когда в тот раз я меняла свой облик, очень на это рассчитывала… Ну, так как у нас обстоят дела с женщинами?
Романов пожал плечами. В другое время, в присутствии другого собеседника, он бы с удовольствием поговорил на эту тему, тем более что ему, как сам считал, было чем похвастаться. Но сегодня он даже думать не хотел о прошлом – его интересовало только будущее.
«А есть ли у нас оно, это будущее?» – внезапно подумал он.
– Если у кого-то сегодня я еще и пользуюсь популярностью, – вздохнул Романов, – то только у наемных убийц.
– У каких убийц? – остановилась Лариса Георгиевна.
– Вы телевизор смотрите?
– Да. То есть, нет… Иногда.
Романов покосился на сопровождающих их мужчин. Наклонил голову и прошептал о том, что из восьмерых, приходивших вместе с ними устраиваться на работу в экспедиторскую компанию, четверых уже убили.
– Что вы говорите?! – закрыв ладошкой рот, ахнула Лариса Георгиевна. – Откуда вам это известно?
– Я же говорю, по телевизору сообщили. Имена, фамилии – всё честь по чести. И даже фотографии показали: Егоровой и Филатова, помните, парень был такой… краснощекий.
Лариса Георгиевна отпустила руку Романова. Осторожно поправив прядь волос, выбившихся из-под платка, медленно отвернула лицо в сторону.
Несмотря на то, что она, судя по волнению, со всей серьезностью отнеслась к этому известию, в ее действиях не было и намека на растерянность. Она не выспрашивала, что ей делать дальше, чего Романов больше всего боялся, не мучила вопросами о том, кто, за что и почему желает ей смерти – едва услышав о грозящей опасности, она сразу принялась сосредоточенно думать обо всем этом сама.
Спросила: известно ли ему еще что-нибудь.
Романов ответил, что кроме фамилий убитых – ничего.
– Вы знаете, кто убивает и за что?
– Откуда?
– Понятно, – Лариса Георгиевна еще раз покачала головой. – Это очень плохо.
Она снова взяла его под руку и медленно направилась дальше.
– Мне кажется, что это каким-то образом связано с нашим собеседованием, – сказал Романов.
– Почему вы так решили?
– То, что убийца за два дня застрелил четверых, а стрелял, как полагают в милиции, один и тот же человек, наводит на мысль о том, что у этих четверых было нечто общее между собой. И я даже догадываюсь, что. Все они в один и тот же час находились в одном и том же месте.
– Вы считаете, что к убийствам причастна экспедиторская фирма?
– Нет. Убивают люди, а не фирма. А впрочем, – торопливо добавил Романов. – Фирму я на всякий случай тоже проверил.
– Каким образом?
– Мой приятель – начинающий хакер. Он залез к ним в компьютер и скачал оттуда несколько файлов.
– Зря. Это может быть опасно… И что там?
– Накладные, – принялся перечислять Романов, – различные акты, карта города… В общем, ничего интересного.
– И это всё?
– Всё.
В следующую секунду, вспомнив, как нельзя кстати, о том, что упомянутая карта у него с собой, Романов торопливо вынул ее из кармана. Протянул Ларисе Георгиевне и предложил ознакомиться лично.
Лариса Георгиевна остановилась. Взяла в руки листок и принялась внимательно изучать его.
Не поднимая глаз, спросила, имея в виду окружности с острыми углами, примыкающими к верхушкам этих окружностей, знает ли он, что это за обозначения.
– Нет.
– А что означает: «двадцать пять, десять, двенадцать ноль-ноль»? – Лариса Георгиевна ткнула пальцем в еле заметную надпись в нижнем правом углу карты.
Романов протянул руку.
– Не знаю. Дата и время, наверное… А вы как считаете?
Лариса Георгиевна задумчиво прикусила нижнюю губу.
– Я считаю: мы с вами в большой опасности.
– Я понимаю.
– Нет! Вы не понимаете! – Она вернула листок. – Вам нужно срочно покинуть город. И как можно скорее!
Романов насторожился. В тоне, котором были произнесены эти слова, ему послышался шорох осыпающейся с кумира позолоты.
“Ну, вот и всё! – подумал он. – Сейчас она протрет глаза, проморгается и с удивлением обнаружит перед собой не Поэта, стихи которого в детстве по дурости выписывала в тетрадь, а несостоявшегося секретаря-референта с опухшим лицом”.
Спросил: в чем собственно дело.
– Как в чем? Вы же сами только что сказали, что киллер убивает всех, кто был на собеседовании в экспедиторской компании! По-вашему, этого недостаточно для того, чтобы позаботиться о своей безопасности?
Романов расстроился. По тому, как Лариса Георгиевна ответила, он решил: она сама догадалась о том, что за карта попала им в руки, и теперь, словно старшая сестра, не желающая тратить время на объяснения с глупым братишкой, которому сколько не объясняй – всё без толку, пытается отвязаться от него.
Спросил:
– А как же вы?
– Я тоже, если ничего не случится, уеду… Ненадолго.
– И куда же, если не секрет?