Опала на поводке

Но, возвращаясь к опасности – та безусловно имела место быть. К потертому жуликоватому типу уже неоднократно подходили стюарды с требованием оплатить счета за изрядное количество поглощенной им пищи и выпивки, записанной в его долг. Каждый раз эти требования были все настойчивее – в последний из наблюдаемых мной случаев, стюарда сопровождали два рослых матроса. Бывший студиоз выкрутился, начав поднимать голос и угрожая скандалом, что заставило людей отступить, но это был уже предпоследний звоночек. Насколько мне стало известно, сегодня вечером, как все разойдутся по каютам, капитан планировал поместить здоровяка под арест.

Сделав соответствующие выводы, я в послеобеденное время устроился не на своем обычном месте, где коротал время за учебниками, а ушел на кормовую площадку межконтинентальника. Сюда постоянно выбегали курить матросы, а заодно те, кто хотел побыть в одиночестве – шум эфирных двигателей «Кристины» не располагал к разговорам. Прислонившись к поручню, я выбил длинную сигарету из портсигара и прокрутил колесико зажигалки, закуривая. Постоять и подумать пару часов до вечернего отбоя вполне можно. Разумная предосторожность, не более.

- Молодой сэр! – раздался из-за спины фальшиво-жизнерадостный бас, - А я вас везде ищу!

Я вздохнул, оборачиваясь.

- Сэр Алистер Эмберхарт, вы обвиняетесь в убийстве человека при свидетелях. Вам есть что сказать в свое оправдание?

Капитан был суров и насуплен. Немолодому мужчине, уже отрастившему себе солидное брюшко и бакенбарды, совсем не улыбалось расследование, которому корабль подвергнется в ближайшем порту. Мясистый нос и мутно-зеленые глаза морского волка, играющего роль Господа Бога на «Кристине» уставились на меня с повышенной требовательностью. Неуместно.

- Стой передо мной необходимость в оправданиях, капитан Лирм, то ее, эту необходимость, представляли бы совсем не вы. Со всем моим уважением, - процедил я, пытаясь устроиться поудобнее в чересчур большом для меня кресле. Заметив, что человек начал краснеть, я примирительно добавил, - При свидетелях было совершено отнюдь не убийство. Эти достойные господа, - я сделал кивок в сторону стоящих возле стола, где проходила беседа, людей, - …были свидетелями насильственных действий по отношению к аристократу. В моем случае это карается смертной казнью по всем международным законам. То, что мне пришлось собственноручно привести приговор в исполнение, не моя вина, а ваша недоработка. Капитан.

- Вас. Просто. Схватили. За. Плечо! – почти по буквам отчеканил капитан «Кристины», - Это с трудом можно назвать насильственным актом! И о какой смертной казни вы говорите?! Такой приговор действителен лишь в отношении не достигших совершеннолетия аристократов! Хотите сказать, сэр, что вам менее пятнадцати лет, и вы при этом путешествуете один? Без слуг и сопровождающих?!

Я смерил сердитого человека взглядом. Одна из граней бытия аристократом – умение определять, к кому как относиться. Идеальным способом взаимодействия с жуликом-неудачником для меня было пустить ему пулю в живот, а затем легонько толкнуть шокированное тело, дабы то улетело в пенные буруны, оставляемые винтами «Кристины». Капитан Лирм заслуживал совершенно иного отношения. Принадлежность к военным, чертовски долгая выслуга лет, должность капитана не какого-нибудь заштатного крейсера, патрулирующего морские пути, а такого чудовища, как океанический межконтинентальный корабль, представляющий из себя натуральный плавучий город. Относиться к подобному индивидууму следовало с максимальным возможным уважением.

- Сэр, мне нет пятнадцати лет. Сэр, - отчеканил я, заставив морского волка удивленно моргнуть, - Семейные обстоятельства.

Присутствующие в шоке переглянулись. Скажи я, что являюсь на самом деле бабушкой Его Величества Генриха Двенадцатого, прозванного Умеренным, удивления было бы меньше. Аристократический Кодекс принят почти всеми странами мира, его общие положения знают даже простолюдины. Одно из основных – дети дворян, не достигшие совершеннолетия, которое у них в пятнадцать лет, не приобщены ни к каким делам рода, включая политику. Читаю по глазам присутствующих проступающую уверенность, что я проник на борт нелегально. Неприятно, придется опять разбрасываться информацией. Чертов жулик.

- Не утруждайте себя подозрениями, капитан. Я четвертый сын, - говорю я безо всякого желания.

Лица окружающих пытаются разгладиться, но терпят неудачу. Пусть их, информации достаточно, чтобы следствие было прекращено. Свидетели, как здоровяк схватил меня за плечо, вот стоят, глазами хлопают. Капитан все прекрасно понимает, но просто так сдаваться не хочет.

- Пусть даже вы, сэр Алистер, и четвертый сын, - выделяет он голосом мое место в иерархии, - Но неужели вы не могли применить свои особые возможности, чтобы решить конфликт менее кроваво, нежели чем через пулю из «Клатча»?

…и вот он переступает грань. Это требует урока. Небольшого.

- Особые, как вы выразились, возможности, капитан Лирм, не применяются по столь ничтожному поводу, - процедил я, почти за гранью манер. С другой стороны, здесь не вежливая беседа и все это понимают.

Вопросы ко мне исчерпаны давно, я уже назвал свой возраст, а характер этих вопросов преследует лишь одну цель – капитан желал сбросить вину за убийство под мою ответственность, вместо того, чтобы вляпываться в следствие. Оное неминуемо раскроет факт, что пассажир был проблемный, но службы безопасности судна сработали плохо. Увы ему.

Слушание окончено, капитан грузно поднимается с места, все присутствующие, включая меня, идут на выход из каюты, в которой происходил этот фарс. Щелчком выбиваю из портсигара новую сигарету, но за зажигалкой не тянусь. Вместо этого, подношу к кончику табачной палочки указательный палец, коротко вспыхивающий алым пламенем, и прикуриваю. Затягиваюсь, многозначительно смотрю на стоящего рядом капитана, играющего желваками. Тот хочет что-то сказать, но, одергивает сам себя и, взяв под козырек, уходит.

Возле каюты меня ждал стюард с подносом. Время ужина. Поблагодарив члена экипажа, я занес пищу насущную в свою каюту, закрылся на все замки, и с облегчением выдохнул. Пронесло. Все сделано как надо, без малейшей осечки.

Этот мир безумен, но мне нужно к нему привыкнуть.

Я в нем не родился. Меня позвали… призвали… похитили… пригласили в этот мир. В бездыханное тело десятилетнего Алистера, четвертого сына графа Эмберхарта. Мои ранние воспоминания – о другой жизни и о времени, проведенном… до начала этой, весьма неполны. Более того, я даже не помню особо первые полгода своей новой жизни – все как в тумане. Приглашенные моим «отцом» специалисты, периодически устраивающие мне медицинский и мистический осмотр, на все голоса твердили, что это явление временное – последствия от шока.

Из боковых карманов сюртука вынуты два «Клатча» - толстеньких кургузых револьвера с очень коротким стволом. Эти увесистые милашки являются основной причиной, почему обильные телом аристократки европейских стран чувствуют себя на улицах города в безопасности. Нужна определенная сила и масса, чтобы компенсировать отдачу, зато, если попал в незащищенного броней человека – тому не жить. Увесистая мягкая пуля калибра 9 миллиметров раскрывается «цветочком» при попадании в цель и вполне способна остановить даже взбешенного грузчика из «грязного» района.

Скоро мне придется распроститься с этими надежными товарищами - стану совершеннолетним. Невместно будет носить женское оружие. Но бросать привычку носить короткие револьверы в боковых карманах брюк, сюртука или плаща я точно не буду, что бы мне не говорили о манерах. Пусть «отцовские» репетиторы, дворецкий и сам Его Сиятельство считают это подростковым бунтом, но свое право на кофе вместо чая, сигареты вместо трубки и несколько револьверов я буду отстаивать, не щадя чужих нервов!

Следующим кладу на стол «Линьер» - французский легкий револьвер, сверкающий полировкой. «Лучший выбор для подростков, девушек и прекрасных дам!». Действительно лучший – легкий, точный, безотказный. Он не способен превратить двухметрового амбала в умирающего от болевого шока двухметрового амбала, чьи внутренности внезапно стали фаршем, зато попасть из него в мишень, расположенную в пятидесяти метрах, всем барабаном – раз плюнуть. Вот его-то мне и вменяется носить, как образцовому сэру и джентльмену, но…