Страница 17 из 104
— Ба, извини, мне пора бежать на работу. Перезвоню вечером.
— Ты приедешь домой на выходные?
— Не знаю. У меня дела…
— Ну какие у тебя могут быть дела, Марианна! — возмутилась бабушка. Она считала, что ее внучка занимается в городе ерундой. Марианна знала, что в этот момент бабушка сидит в кресле, спина прямая, губы неодобрительно поджаты, очки приспущены на кончик носа — именно такой видели перед собой ее ученики и боялись до одури. Нинель Владимировна всю жизнь преподавала в поселковой школе биологию и химию и была самым уважаемым педагогом.
Нинель Владимировна редко улыбалась и никогда не хвалила учеников — «чтобы не распустились». Самая частая оценка в ее классных журналах была тройка. «На пять знаю только я, — веско поясняла Нинель Владимировна. — Четыре нужно заслужить. Вы не заслужили». И ученики покорно соглашались — нет, конечно, не заслужили, куда им, бестолочам!
Перед ней трепетали, ее слушались с полуслова. Того же она требовала и от собственных детей и внучки. Когда они своевольничали, она их наказывала — нет, не била, и в угол не ставила, и даже голос не повышала. Отчитав нотации, Нинель Владимировна поджимала губы, замыкалась в ледяном молчании, начинала напоказ каждый час измерять себе давление, морщиться и прикладывать руку к сердцу. Марианна этих педагогических приемов насмотрелась достаточно, как до этого насмотрелись ее мать и тетя.
Обе дочери Нинели Владимировны, достигнув совершеннолетия, сбежали из дома.
Старшая, Зоя, выскочила замуж и укатила на Дальний Восток. Младшая, Алла, отправилась учиться в Москву, а через год вернулась с Марианной. Надо отдать Нинели Владимировне должное: она разгневалась, но непутевую дочь на мороз не выставила. Освободила ее от обузы, дала ей вернуться в Москву и строить там карьеру. Возможно, поняла, что одной жить скучновато, а дочь стала слишком уж строптивой. Внучка же — чистый лист…
Марианна, хоть и пыталась порой бунтовать, выросла совестливая и послушная. Далеко и навсегда сбежать не смогла, и исправно каждые выходные приезжала домой, чтобы получить от бабушки порцию наставлений и критики.
Как выяснилось, сегодня Нинель Владимировна звонила Марианне не только потому, чтобы покритиковать и понаставлять.
— В нашей школе освободилась вакансия учителя английского. Зинаида Петровна ушла на пенсию. Я попросила никого не брать. Возвращайся и устраивайся. Я смогу за тобой присматривать на работе, что-то подсказать, чем-то помочь. С моим-то опытом и стажем…
— Ба…
— И ты не будешь жить одна, с чужой квартире. Увольняйся прямо сейчас и возвращайся. Ничего страшного, у вас в городе тебе быстро найдут замену, не такой уж ты ценный кадр.
В какой-то момент Марианна даже засомневалась. Немного дрогнула. Вот как просто можно махом уладить все проблемы — вернуться домой, к бабушке! Жить в своем доме, где всегда будет ждать завтрак, обед и ужин. Где ничего не нужно решать самой — бабушка знает, как лучше.
Она вспомнила, как все было раньше, представила, как все будет, и сказала:
— Извини, не выйдет. Я только что нашла новое место, прохожу стажировку. Потом расскажу. Все, ба, пока, бежать надо! — она нажала «Отбой», выключила звук звонка и постаралась сосредоточиться на том, как пройдет ее первый день в доме Петра Аркадьевича.
После разговоров с матерью и бабушкой у нее портилось настроение, а сегодня допустить этого было никак нельзя. К ученице нужно явиться солнечной и уверенной в себе.
12
Марианне на этот раз повезло с такси. Шофер был молчалив, нелюбопытен, самодостаточен, кокосовыми ароматизаторами для салона не злоупотреблял.
К «Лопухово-Парадиз» он подъехал по отдельной дороге, минуя другое Лопухово — серое, насквозь пролетарское.
Поднялись автоматические ворота, машина с шиком заехала на территорию усадьбы по адресу Вишневая, 17 и затормозила на пятачке подле въезда в гараж.
Марианна вышла, чувствуя себя героиней фильма. Неспешно поднялась на крыльцо и нажала кнопку звонка. И, что странно, волновалась при этом сильнее, чем вчера.
Отзвучал «Марш» из «Щелкунчика», дверь открыла экономка Валентина и приветствовала Марианну. Удовольствия от новой встречи в ее голосе не было. Возможно, она жалела, что вчера на кухне позволила себе расслабиться в присутствии репетиторши и наболтала лишнего.
Несмотря на раннее утро, она уже была причесана, накрашена, разодета и полна достоинства — теперь Валентина была на службе и в образе.
Когда Марианна вошла, экономка острым взглядом посмотрела на ее обувь, но в этот раз придраться было не к чему. Тем не менее она выдала ей тапочки — по размеру, изящные, со строгим логотипом. Видимо, купленные в каком-то фирменном магазине. Не исключено, что сам Кристиан Лабутен приложил руку к их дизайну.
— Раз вы будете проводить здесь целый день, то вам, возможно, будет удобнее в собственной домашней обуви, — очень прозрачно намекнула Валентина.
— Несомненно, — пробормотала Марианна, пристраиваясь на кушетку, чтобы стянуть сапоги. — Завтра привезу свои шлепанцы. Даша уже ждет меня? А Петр Аркадьевич?
— Петр Аркадьевич пьет кофе на кухне. Он очень торопится, но хочет переговорить с вами перед тем, как вы подниметесь к Даше, — сообщила Валентина замороженным тоном.
— Доброе утро, — заявил звучный баритон, и в коридоре появился хозяин дома собственной персоной.
— Доброе утро, — поздоровалась в ответ Марианна и быстро глянула на него.
Он прислонился плечом к косяку, отхлебнул из белоснежной кружки и стал наблюдать, как Марианна стеснительно натягивает тапочки. Как назло, тапочки никак не хотели натягиваться — что-то мешало ступне скользнуть внутрь.
Марианна вытряхнула бумажные комки, которые вставляют в обувь для поддержания формы, потом наконец-то обулась, и все это время Петр Аркадьевич пристально изучал ее тонкие щиколотки. Она держала лицо опущенным, но чувствовала его взгляд очень ясно.
Кажется, он все же разглядел в ней не только педагога. Это хорошо или плохо?
Впрочем, он возможно лишь оценивает, пригодны ли новые тапки с точки зрения техники безопасности, и не грозит ли учительнице вновь поскользнуться и сверзиться с лестницы.
— Я готова, — она поднялась, держа перед собой саквояж двумя руками, как скромные отличницы держат портфель.
Петр Аркадьевич пробежал по ее фигуре внимательным взором, оценил длинную юбку, наглухо застегнутую рубашку, стянутые в пучок волосы. Кажется, остался доволен.
Марианна тоже смотрела на него во все глаза. Она и забыла за ночь, какой он… фактурный.
Подтянутая худощавая фигура, уверенные жесты. Русая прядь небрежно, но в то же время элегантно падает на лоб. Губы, как у древнеримского полководца.
Ну как тут не восхищаться! Ей было бы проще, будь он одет по-домашнему — даже вчерашний кашемировый пуловер куда ни шло!
Но нет, Петр Аркадьевич уже был полностью готов отправляться в свой офис, или на биржу, или проводить деловые переговоры, или куда там ходят тянуть лямку миллионеры. И потому он облачился в соответствующую униформу — классический темно-серый костюм. Он сидел на Аракчееве изумительно ладно, подчеркивая и строгий разворот плеч, и узкие бедра.
И костюмчик-то явно не ширпотреб типа «Хьюго Босс», а английский индпошив. Не иначе как из рук портного со знаменитой лондонской улицы Сэвил Роу, куда ходят заказывать себе одежду политики, герцоги, лорды и шпион Джеймс Бонд. Марианна любила включать фоном каналы с трансляцией мод и нахваталась много бесполезной информации такого сорта.
— Прошу на кухню, — Аракчеев сделал приглашающий жест и посторонился. — Поговорим за чашкой кофе. Извините, спешу, поэтому пока вводный инструктаж. Вечером снабжу вас деталями.
Он говорил отрывисто, как человек, который и впрямь очень сильно торопится, и мысли его сосредоточены не на собеседнике, а на предстоящих делах.
Когда Марианна прошла мимо, на нее повеяло дорогим, свежим одеколоном и крепким кофе. Смесь ароматов была очень утренней. Она бодрила, волновала и будоражила воображение.