Степь 2

Отвлёк её от благодушных мыслей конь, осторожно подкравшийся сзади и начавший тыкаться мордой в спину. Райс обернулась, и буря восторга охватила «меченую» с головой:

– Ветерок! Конёк ты мой родной, и ты тут. Не забыл хозяйку, – запричитала молодуха, сюсюкая и обхватывая мускулистую шею коня, радостно топчущегося и потрясывающего ухоженной гривой.

Простившись с жильцами Терема, исцеловавши на прощание вековух, растроганных до слёз, процессия двинулась из глухих заповедных мест в края, обжитые людьми, цивилизованные.

Со стороны это выглядело довольно занимательно. Впереди шествовала тройка всадников: Райс с подругой в белоснежных рубахах с длинными подолами, абсолютно не предназначенными для верховой езды. Рубахи обычного простого покроя, утянутые белыми узкими поясками. Они ничем не отличались от одеяния поселковых дев, глядишь наоборот, у поселковых-то рубахи значительно по нарядней носились. Мало того, эти белые балахоны оказались им явно великоваты, если не сказать большего. Их просторные размеры скрывали не только девичьи формы, но и полностью прятали их расписанные руки.

Разница у наездниц наблюдалась лишь одна, но приметная. Рыжая не имела ни седла, ни сбруи как таковой, управляя скакуном прикосновением. Белобрысая же имела полное «конское вооружение», управляя конём поводом. Между двумя «мечеными» грациозно восседал в седле разодетый словно заморская птица наездник неприглядной наружности, не обладавший впечатляющими формами присущими мужчине-воину, и по внешнему виду в нём с первого взгляда узнавался чужеземец.

Замыкали процессию три тройки всадниц. Здоровенных как на подбор бабищ, широченных в плечах, вооружённых с ног до головы по обе стороны. Одетых и обутых по-походному. Готовых в любой момент если понадобится сорваться в боевую смертоносную карусель, порубив на мелкие куски и затыкав стрелами, превратив в ежей любого ретивого супостата, посмевшего ни только напасть на охраняемых, но и просто косо на них поглядев.

В отличие от впереди идущих боевые девы шествовали в беличьих шапках с длинным чулком от затылка до задницы, куда укладывалась их коса, поэтому золотого цвета волос сопровождения никто со стороны не видел, и не сведущему встречному путнику девы особого сестричества могли показаться ордынскими касаками, только здоровыми как на подбор.

Передовая тройка плелась медленно, что-то бурно обсуждая, то и дело весело и заливисто хохоча. Царская дочь самым удивительным образом довольно быстро забыла о тех праведных мыслях, что посетили её при выезде из Терема, о тех изменениях, что с ней произошли за эти годы, вновь превратившись в «царскую оторву», которой и слыла до испытания.

Недолгое общение с евнухом, безудержно и красочно повествовавшего о новостях царского двора, не забыв при этом собрать все придворные сплетни с наиболее пикантными подробностями, быстро вернули рыжую в привычную ей когда-то атмосферу.

Там же между делом Райс узнала, что Такамиту – вечную подругу, через год как Райс отправилась на испытание, благополучно отдали замуж ни пойми за кого, но очень нужного для мамы дальнего правителя, и девка отбыла в далёкое царство своего законного супруга.

Ни то куда-то в лесные чащи на заход солнца, ни то в горную страну на восход, но в любом случае пропала с концами словно и не было. Как выразился Шахран, «как в воду булькнула». О ней вообще разговоров при царице больше никогда не велось.

Временами Райс резко переставала безудержно хохотать, будто вспоминая что-то печальное, опять становясь вроде как взрослой, но только лишь для того, чтобы через короткий промежуток времени снова превратиться в прежнюю Райс. Причём чем дальше они отъезжали от Терема, тем больше в ней возрождались прежние замашки. Вредоносное влияние Шахрана было налицо.

Отряд боевых дев шёл следом медленным шагом строго по три не ломая строй ни на мгновение. Ни разу не остановившись и ни разрушив свою «коробочку». Дрессировка их скакунов поражала воображение. Кони шли в ногу словно под музыку!

Дело шло к вечеру, когда путешественники, пройдя диким полем с травой, вымахавшей высотой с половину коня вошли в очередной лесок, двигаясь по проторённой кем-то дороге. Углубившись, рыжая неожиданно резко встала, что привело в состоянии тревожности и настороженности всех остальных. Райс поводила носом из стороны в сторону и подав знак следовать за ней, направила Ветерка с дороги в непролазную чащу.

Она, ещё увидев этот лес издали, решила по старой памяти выпендриться и похвастаться своим полученным даром, колдовским образом находить места ночёвок. Опять из неё полезла прежняя «царска доча» всегда и во всём желающая чего бы ни стоило, быть «впереди оравы всей» любым способом. Через недолгое время весь отряд продрался на большую поляну, где Райс объявила привал с ночлежкой.

Апити, бедная, тут же свалилась с коня тяжёлым кулём и принялась расхаживать кругами, разминая с непривычки к верховой езде уставшие тело, то и дело прогибаясь в спине в три погибели. Райс с показушным восторгом упивалась ароматом найденной поляны. Шахран стреножив своего скакуна, разительно отличавшегося от всех остальных какой-то нездешней породистостью и утончённостью, принялся за мешки, что везла пара заводных лошадей при боевом охранении.

Золотоволосые, спрыгнув с коней треножить своих скакунов не стали, пустив свободно пастись и пощипывать травку, тут же собравшись кучкой в плотное кольцо и о чём-то оживлённо, но тихо переговаривались. Райс, то и дело искоса поглядывая на них, поняла, что достигла своей цели на что и рассчитывала.

Девы действительно удивились. Они, оглядывая поляну одобрительно кивали, но заметив, что Райс за ними приглядывает, мгновенно рассыпались, каждая занявшись чем-то нужным. К тому же наблюденье за девами указало Райс на старшую в приданной девятке, что почти незаметными движениями распределила среди них обязанности.

Царская дочь выпендриваясь в поиске ночлежки произвела на боевых дев впечатление, но по неопытности понятие не имела, как эти ночлежки положено обустраивать. Девы явно ждали от неё каких-нибудь указаний по дальнейшим действиям, а указаний рыжая никаких дать не могла, потому что не имела о том ни малейшего понятия. Поэтому рыжая вальяжно прошлась туда-сюда и обращаясь как бы ко всем снисходительно заявила:

– Ладно, вы здесь обустраивайтесь, а я по лесу пройдусь.

И с этими словами с чувством перевыполненного долга направилась в темнеющий лес. За ней тут же двинулась тройка боевого охранения. Райс, услышав шаги остановилась, медленно развернулась и повелительно вопрошала преследователей:

– А вы куда?

Тройка стушевалась, переглянулась, но затем одна из них, видимо назначенная старшей, гордо вскинув голову уверенно доложила:

– Мы отвечаем за тебя Райс, дочь Тиоранты.

Райс ехидно улыбнулась, подходя к троице и задирая широкий рукав по самое плечо, оголяя для обзора мускулистую руку и колдовскую «живопись» завитушками, и от души насладившись вытянутыми лицами и округлёнными глазами, пренебрежительно с высоты положения произнесла:

– Это вы у меня находитесь под охраной, а не я у вас. Возвращайтесь на стоянку и займитесь чем-нибудь полезным.

Воительницы замешкались, а та, что находилась на шаг впереди остальных и говорила, даже попятилась от «писаной красы». Царская дочь довольная собой до безумия приосанилась. Да что там, самодовольство просто пёрло из всех щелей.

Ничего рыжая в лесу не добыла из зверья как надеялась, так как устроенный на поляне шум, разогнал всю живность или заставил попрятаться. К тому же взбалмошная молодуха не слишком-то и старалась, выжидая время, когда на ночлежке всё обустроится само собой и можно будет вернуться ко всему готовому.

Райс боялась, что останься она главенствовать на стоянке, девы обязательно бы стали доставать вопросами. Что да как. А проснувшаяся в ней прежняя бестия по её-то понятиям, показывать свою некомпетентность не имела права ни коим образом.

Бывший некогда ненавистным лес предстал перед ней почти родным, чудным образом тут же поменявший настроение, сделав Райс вновь повзрослевшей «меченой». Она уселась на поваленное дерево и задумалась. Отчего это с ней происходит? Стоит пообщаться с представителем прежнего мира, как она возвращается в старую жизнь, но стоит ей остаться одной, как удивительным образом преображается в новую.