Страница 30 из 54
Я начала тайно разговаривать с ним несколько недель назад, когда стало ясно, что
ребенок не позволит мне игнорировать его. Каждый раз, когда я пыталась заснуть или расслабиться, он поднимал бурю. Я никому не говорила, что чувствую его пинки. Я даже не была уверена, почему. Ария пару раз спрашивала меня об этом, но я всегда меняла тему. Это было слишком... реально, чувствовать, как ребенок двигается внутри меня.
Еще один удар, и на этот раз даже мой живот задрожал. Не заметить было уже невозможно. С одной стороны, я чувствовала облегчение, когда Орешек показывал, что он все еще жив и пинается, но с другой стороны, его присутствие подавляло меня каким-то непонятным образом. Хуже всего было то, что я скрывалась в Хэмптоне, как пленница. До сих пор никто не видел меня с животом, и Ария умудрялась держаться подальше от глаз публики с самого Рождества. Шансы на то, что наш план сработает, были неплохими.
— У тебя наш характер, Орешек.
Луке это не понравится. Я улыбнулась, но постепенно улыбка исчезла. Я убрала руку с живота и оделась. Ария и Лука без труда справятся с диким ребенком. Амо тоже не простой ребёнок, и они в основном держали его под контролем. Я не могла не задаться вопросом, как они будут воспитывать моего Орешка. Если это девочка, а я все еще не знала пол, Лука, вероятно, стал бы сумасшедшим защитником, каким он был с Марселлой. Если Орешек будет девочкой, она никогда не испытает свободы, никогда не сможет выбрать свой собственный путь, своего мужа или даже если она вообще захочет выйти замуж.
Маттео просунул голову. Он прибыл в Хэмптон сегодня утром и останется еще на две ночи.
— Почему ты корчишь лицо?
— Как думаешь, Лука устроит брак для ребенка?
Маттео нахмурился.
— Полагаю, что да. Это традиция. До сих пор он не подавал никаких признаков того, что собирается бороться с нашими традициями. Большинство наших мужчин довольны правилами, какие они есть.
— Мужчины да.
Маттео подошел ко мне и коснулся моих плеч, наблюдая за мной в зеркале.
— Если Лука и Ария воспитывают ребенка, они сами решат, как его воспитывать.
— Знаю, — пробормотала я. — Но это не повредит, если девушке тоже предоставят немного свободы.
Маттео обвил мою грудную клетку; мне не нравилось, когда он касался моего живота.
— Лука контролирует и защищает женщин в своей жизни. Вот кто он такой. Мы не можем вмешиваться, даже если нам не нравится, как он ведёт себя с ребенком. Мы отказываемся от этого права, позволяя им усыновить малыша.
Я высвободилась из его хватки, сверкнув глазами.
— Ты говоришь так, будто то, что мы делаем, неправильно.
— Я этого не говорил. Как может быть неправильным сделать так, что ребенок получает гостеприимный, любящий дом, готовый к этому? Это разумное решение.
— Словно ты когда-нибудь был разумным, — прошипела я.
Я даже не была уверена, почему нападаю на него, но по какой-то причине я была зла.
Маттео притянул меня к себе.
— Давай, детка, посмотрим кино и немного расслабимся. Давай не будем спорить. Мы пересечем этот мост, когда дойдем до него.
— Ненавижу, когда ты разумный. Это неестественно.
Он улыбнулся мне, и я почувствовала себя лучше.
Маттео
Болезненный вздох Джианны заставил меня вздрогнуть. Моя рука метнулась к ножу, и я включил свет, борясь с затянувшейся дезориентацией.
— В чем дело? — спросил я, поворачиваясь к ней.
Джианна рассматривала лезвие, моргая от яркого света.
— Нож тебе не пригодится, — сказала она. Ее рука лежала на животе. — Ребенок снова пинает меня.
Я замер и медленно опустил нож.
— Снова?
Она кивнула.
— Он делает это уже несколько недель. Я не была уверена, стоит ли говорить тебе, — она замолчала.
Я не мог оторвать взгляда от ее руки, прижатой к животу. Она задрала ночнушку, и тут я увидел ее живот, выпирающий там, где маленькая ножка, должно быть, ударила изнутри.
У меня пересохло в горле. До сих пор ее беременность была очень абстрактным понятием, которое я мог игнорировать большинство дней, но это... я не был уверен в том, что чувствовал.
— Можешь прикоснуться, — нерешительно сказала она.
Я прижал ладонь к ее коже, и несколько мгновений ничего не происходило, но потом я почувствовал удар. Отстранившись, я сглотнул.
— Черт.
— Да, черт, — прошептала она. — Он не позволяет мне притворяться, что его там нет. Он пинается и давит на мой мочевой пузырь и просто темпераментен, как его отец.
Как его отец. Я становился отцом... но Лука будет отцом ребенка, он будет тем, кого он назовет папой.
— Похоже, у него твой характер.
Мой голос звучал странно для собственных ушей. Не то чтобы я когда-нибудь мечтал стать отцом. Большинство нудных задач, связанных с работой, были довольно сдерживающими.
Джианна снова опустила ночнушку, глядя на меня.
— Ария и Лука не узнают, что их ударило.
Я кивнул.
— Они справятся.
— Знаю, — сказала она. — Давай попробуем немного поспать, хорошо?
Я поцеловал ее и погасил свет, но заснуть не смог. Не мог забыть, как это было, когда ребенок пинался о мою руку. В конце концов я сдался и встал, стараясь не разбудить Джианну.
Я прокрался сквозь темноту дома и вышел на террасу, где сел в кресло. Я смотрел вдаль, горизонт медленно становился серым, и выглядывало солнце. Дверь скользнула в сторону и закрылась за мной. Лука опустился на другое кресло в одних трусах.
— Что ты здесь делаешь?
Он, Ария и дети присоединились к нам на выходные, и Лили, Ромеро и Сара тоже приехали сегодня утром.
— Наслаждаюсь тишиной перед бурей, — пошутил я, но, черт, это прозвучало не так.
Лука прищурился.
— Как Джианна?
— Малыш много двигается, поэтому плохо спит, — сказал я.
— Всего четыре недели, и у вас снова будут свои ночи.
Я сердито взглянул на Луку.
— Я понял. Тогда у вас будут бессонные ночи, потому что вы должны растить нашего ребенка, не нужно втирать.
Лука откинулся на спинку кресла.
— Вижу, гормоны беременности начинают действовать и на тебя.
Я ничего не ответил, потому что был чертовски запутан на данный момент и произнёс бы еще больше дерьма, если бы открыл рот.
— Маттео, — медленно сказал Лука.— Это не значит, что вы с Джианной должны отдать
ребенка нам. Если вы предпочтёте оставить его себе...
— Тогда что? Тогда, ты будешь счастлив? Это твой способ сказать мне, что ты не хочешь растить моего гребаного ребенка?
Лука вскочил на ноги и, схватив меня за футболку, рывком поставил на ноги. Я крепко схватил его за запястье.
— А теперь слушай сюда, придурок, — прорычал он. — Прекрати перекручивать мои слова. Я буду растить вашего ребенка, как своего, если вы с Джианной этого хотите.
— А чего желает мой Капо?
Я дальше провоцировал его. Я прибывал в ударе.
Его хватка усилилась.
— Прямо сейчас я хочу, чтобы ты вытащил голову из своей чертовой задницы и вел себя как мужчина, а не как ебаная киска. Если ты хочешь стать отцом для этого ребенка, тогда скажи Джианне, что это то, чего ты хочешь, и, может, вы оба наконец вырастете и будете вести себя как черт возьми взрослые люди, а не как похотливые подростки.
Я вырвался из его хватки и замахнулся на него кулаком, ударив прямо в челюсть. Лука, спотыкаясь, отступил на шаг назад, выглядя чертовски ошеломленным на секунду, а затем бросился на меня. Мы толкались и били друг друга. Кресла упали на пол, и что-то сломалось.
— Какого черта? — крикнул Ромеро, выбегая с пистолетом наготове, он попытался встать между нами, но Лука оттолкнул его, и он отлетел на стол.
Потом Лука снова набросился на меня.
Холодная вода ударила нам прямо в лицо. Мы отпрянули друг от друга, но поток не остановился.
— Блядь! — прорычал Лука.
Я моргнул, пытаясь разглядеть что-нибудь сквозь туман, в который попала жидкость.