Арбин

Глава 1

Март, 2005 год

Я вновь оглядела зал ресторана, что находился в самом центре нашего города. Вновь и вновь я задавалась одним интересным вопросом: и откуда же здесь все эти люди?

Всегда я была и есть «постольку-поскольку»: я была той девочкой, что приходила на занятия и сразу же после рвалась убежать домой. Я редко гуляла, потому что дядя говорил, что это опасно, и по той же причине у меня был свой водитель, которого нанял мой дядя.

В силу вышеперечисленных обстоятельств друзей у меня, как таковых, не было. Ко всем фактам еще причислялась моя молчаливость, которую всем было удобно счесть за гордость, высокомерие и надменность. Таким образом, все друзья считали меня избалованной девочкой и не по годам уверенно полагали, что это из-за разницы в социальном статусе я не спешу вливаться в их ядовитый коллектив.

Я встретила взгляд одной девочки и вновь удивилась истине. Сегодня были все, как на подбор: добрые улыбки, льстивые комплименты, ни к чему не обязывающие объятия с девушками, которые в обычной жизни не упускали возможности одарить меня высокомерным взглядом. И всех их в этот ресторан созвал любимый дядя по случаю моего совершеннолетия.

Рядом со мной стояла светловолосая красивая девушка по имени Маша – это милое создание мне посчастливилось называть подругой, потому что в какой-то степени наши судьбы переплетались, а характеры были похожи. Они с родителями довольно часто бывали у нас в гостях – приезжали по деловым вопросам к моему дяде, реже – мы к ним.

Мы с Машей обвели растерянным взглядом изрядно подвыпивших друзей и знакомых – те уже мало, что соображали, а некоторые девушки прямо на наших глазах уходили с молодыми людьми в туалеты. В эти моменты челюсть Маши находилась где-то в районе пола, а моя… а мне просто было неприятно – день рождения пошел далеко не по плану, и я не понимала, зачем дядя организовал мой день рождения вместе со всеми этими людьми, с которыми в обычной жизни мы даже не здороваемся.

Он наверняка хотел как лучше – все-таки сегодня исполнилось восемнадцать лет его единственной племяннице, однако… не хотела его племянница, чтобы на ее дне рождении вот такое происходило. Вообще, с чего он вдруг решил подарить мне такую свободу, если раньше всегда говорил о безопасности и запретах?

Оглядев ресторан, я поняла, что веселье все еще продолжалось, хотя мне почему-то очень хотелось домой. Наверное, я слишком отвыкла от свободы за те четыре года, которые я находилась под строгим контролем своего дяди, моего единственного родственника.

Было действительно странно, что после стольких дней взаперти я снова рвусь в место, именуемое домом. Все дело в том, что дядя после смерти моих родителей с неохотой взял надо мной опекунство, и со своих четырнадцати лет я безвылазно сидела дома, имея право только посещать занятия в школе вместе с личной охраной и водителем.

Сегодняшний вечер в ресторане, важно отметить, был единственным моим свободным развлечением за целых четыре года. И все равно весь зал был под наблюдением охраны дяди – в каждом углу стояли его люди, контролируя меня и ситуацию в целом. Причину таких мер мне никто и никогда не объяснял, однако, с годами я понимала, что мой дядя не так прост, каким бы может и хотел казаться, а это значит, что много кому он принес вреда, раз так ограждает дочь своего брата от внешнего мира.

К сожалению, взять меня под опеку было больше некому – бабушки и дедушки с обеих сторон давно умерли, а родители скончались в тяжелой автокатастрофе. На месте. Тогда мне было всего четырнадцать лет. В том далеком году я была слишком маленькой и юной, чтобы суметь полноценно осознать произошедшее со мной. Лишь чем старше я становилась, тем больнее понимала суть слова «сирота».

В итоге получается, что только лишь под угрозой того, что меня отправят в детский дом, дядя оформил надо мной опекунство. Уже тогда я поняла, что не из добрых помыслов он это сделал. И я была права, ведь в детском доме меня бы никто не оберегал так, как оберегает он уже четыре года. Я бы по-прежнему оставалась дочерью свои родителей и племянницей своего дяди, а это значит, что там мне бы грозила опасность.

Никогда в его дела я не лезла, он в мои мысли тоже не вторгался – был слишком занят. Он обеспечивал меня деньгами, а в доме у нас была вся необходимая прислуга. Это все, что нас связывало с хладнокровным братом моего отца.

- Влада, в твоем сердце застывший лед, - услышала я позади себя голос Димы, а затем почувствовала чужие руки у себя на плечах.

- И что? – я не узнала свой холодный голос.

Маша в стороне улыбнулась мне одобряюще, и я продолжила:

- Ты руки при себе оставь, если не хочешь их лишиться! – передернула я плечами, стряхивая его конечности с себя.

Понуро опустив руки, Дима ушел к другим девочкам за стол.

- Отстал, - хихикнула Маша, - ой, смотри! Людка к нам идет! И что ей от тебя понадобилось?!

Я посмотрела перед собой и увидела, как Люда Одинцова направлялась ко мне с самой, что ни на есть, плотоядной улыбкой:

- Милая Влада! Я тоже сегодня хочу преподнести тебе подарок!

Я натянула на себя улыбку, а Маша с опаской посмотрела на нее и шепнула:

- Ты не вздумай никуда уходить с ней! Она же тебя люто ненавидит!

Ошибка была в том, что половину слов Маши я не расслышала, а переспрашивать было поздно.

В итоге Люда тотчас же схватила меня за руку и с обольстительными словами увела из-под носа Маши. Я оглянулась на подругу, однако, той уже не было на месте.

Что за шуточки? А почему охрана не дергается следом за нами?

- Какое-то не ахти место для вручения подарка, - проговорила я, уводимая «подружкой» к черному выходу.

Люда молча начала открывать дверь, а я вполне серьезно собралась уходить отсюда, и неважно, если ради этого Людиному личику придется пострадать. Не нравилось мне все это, и идти за ней я не собиралась!

За раздумьями и нарастающей паникой я не успела и пикнуть, как почувствовала довольно мощный толчок в спину, и едва ли это была Люда! Следом дверь закрылась щелчком изнутри, и я поняла, что к этому был причастен кто-то третий. Кто-то из людей дядиной охраны!

Я приземлилась на колени, с болью оцарапав их о бетонный пол. В глухой темной комнате, которая служила коридорчиком между торжественным залом и черным выходом, я услышала треск своих капроновых колготок, и они тут же разошлись до бедер. Попытка повернуть голову не увенчалась успехом, потому что через секунду меня схватили чьи-то сильные руки и тут же подняли в воздух.

Дядя всегда говорил в таких случаях кричать и драться, чтобы меня услышали и помогли, и к этому совету я поспешила прислушаться, пока не услышала:

- Замолчи! - хриплый мужской бас пронесся совсем близко, и меня тут же ударили по голове. В кромешной темноте я ощущала на себе чужие руки, а затем вихрем на меня понесся холодный мартовский воздух.

Сжавшись, я попыталась прикрыть свои ноги от пронзительного весеннего ветра. Следом я увидела уличные фонари.

- Помогите!

А еще дядя учил меня драться. Точнее его люди.

И если бы я не была парализована страхом, быть может, у меня бы получилось вспомнить некоторые навыки, но вместо этого меня оглушают первой. И я проваливаюсь в темноту.

***

Приходить в себя было болезненно, и я попыталась хотя бы открыть глаза. Вскоре они привыкли к той темноте, которая окутывала меня, и я вполне могла различать какие-то силуэты. Несмотря на пульсирующую головную боль, я осмотрела затхлую и холодную комнатку, которая, скорее всего, служила подвалом для хозяев этого наверняка большого дома. Справа от меня находилась большая железная дверь, которая сама по себе пугала меня лишь одним своим видом.

Я поджала под себя ноги, в конец проснувшись. Ну, вот и доигралась… Хотела свободы и самостоятельности? Вот и получай! А готова ли ты к ней, Владислава? Ищет ли меня мой дядя или после восемнадцати отпустил меня на волю и забыл с радостью? Тогда зачем оформлял опекунство?