Тайна Пушкинской улицы

“Тут нужен костёр, – подумал он отвлечённо. – В её случае – кострище”, – и краем глаза посмотрел на ожидавшую Елену.

– Не поможет, – ответила та с удовлетворением, направляя шаги на взаимовыгодное сотрудничество. – Ну, братец, – взглянула она в стальные с желтинкой глаза, – расскажи сестрице Алёнушке, что тут происходит.

Как хорошо, что Славик всего не знал. Мутный, илистый взгляд сделался лёгким и родниково – хрустальным.

– Спросила. У нас, – Славик напрягся, – репарация, – с гордостью выговорил он.

Леночка не помнила значения этого слова, но на всякий случай уточнила.

– Это Ёж сказал?

– Он самый.

– А в оперу друг когда идёт?

– Сегодня, – без царя в голове, ответил Кисель, тут же поняв, что проговорился.

Сказанного Леночке хватило для первоначальных выводов. А они были неутешительны:

Во – первых: Ёж её бросил. Основания для подозрений были вескими: отсутствие подарка на День рождения и подмена его форменным издевательством.

Во – вторых: его подозрительный поход в оперу. На это указывал лучший друг, видевший на столе билет.

И, наконец, странное слово репарация, смысл которого Елена нашла в словаре иностранных слов; в международном праве это было полное или частичное возмещение материального ущерба, причинённого войной, выплачиваемое победителю побеждённой стороной.

На повестке недели переговоры намечались только с китайцами, а кто кому должен, Леночка не уточнила.

Из вышеперечисленного следовало единственно очевидное заключение: у Вадима появилась другая женщина, он идёт с ней в оперу, и, значит, ей – Елене нужно там быть. Для чего? Для точной формулировки своих претензий и разработки тактики дальнейшего поведения.

Покупка билета заняла полчаса, выбор платья – ещё два, остальное время Леночка посвятила сбору информации, распространению слухов с укреплением собственных позиций и подготовке души и тела к предстоящему событию.

Глава 7

Утренний вояж

– Ты запомнил? – напутствовала Анита своего верного помощника.

Тот завис в воздухе.

– Ну, да. Чтобы всё было под контролем, – заученно повторил Ян.

Малышу не терпелось подняться над вечерним, остывающим городом, над зажигающимися фонарями, над иллюзией разноцветных фонтанов, что так щекочут ступни своими брызгами, а после усмирять мурашки минутного холода, пришедшего с ветром со стороны засыпающей реки.

В доме на холме всегда пахло сосновой смолой. И вовсе не потому, что рядом, в двух шагах был лес, просто сам дом, возвышающийся над кронами, являлся живым, не рубленным и не соструганным, а растущим и меняющимся. Сосны переплетались таким причудливым образом, что составляли и стены и крышу, а фундаментом служили их же корни – бич обычных, каменных домов.

– Сделаешь, что нужно и домой, – в который раз напомнила радужная девушка.

– Анита, – детские губы не понарошку надулись. – Не маленький, чай.

С востока, цепляясь за край темнеющего неба, наступали звёзды. Вначале тусклые и крошечные, по мере разрастания чёрной пелены, они превращались в единственный светоч полуночного торжества.

До города было далеко. А потому и звуков, сопровождавших его жизнь не слышалось вовсе. С высоты птичьего полёта, солнце казалось большим и приплюснутым у самого горизонта, куда оно так торопливо и скоро ушло. По широкой реке плыли огни. Отражаясь, они бежали за пароходами, преломляясь в скорых волнах. На палубах играла лёгкая музыка, за кормой кружили чайки, и когда им хотелось привлечь к себе внимание, они начинали нарочито “смеяться“.

Маленький мальчик спешил.

Сперва восходящий поток подхватил его так, что едва не перевернул, затем, встреченная Яном стая птиц, приняв его за новенького, намерилась звать на ночлег, в красках описывая преимущества заозёрного леса. В особенности, преуспела одна птаха, заинтригованная броским оперением и долетевшая из-за этого аккурат до самого театра.

Проникнуть внутрь не составило особого труда.

Ян огляделся.

“Всё хорошо, – подумал он, оборачиваясь на вход. – Анита постаралась, и второй билет достался Оксане”.

В большом здании мальчику бывать не доводилось.

Со стороны площади, театр выглядел внушительным и несколько помпезным из – за украшающих его белоснежных колонн, подсвеченных нижними прожекторами.

Внутреннее убранство отвечало содержанию. Около больших, от пола до потолка, зеркал, прихорашивались немногочисленные посетители. Билетёрши, проверяя театральные приглашения то и дело охали, изображая на лицах следы извинения за перемену представления, не забывая при этом продавать программки и беря деньги за пользование биноклями.

Тёмно-малиновый бархат скрывал неглубокие ниши, перегороженные в тон материи банкетками. Между ними при входе в партер, во всей красе стоял барельеф самого основателя театра, за труды и старания почитаемого всеми горожанами.

Свернув направо, Ян оказался в нужной ложе. Клиентка была на месте. Мальчик с удовольствием отметил перемену в её облике.

Надо сказать, что перед выходом, Оксана целый день репетировала чувственный взгляд – её нынешнее главное оружие, и была уверена в решающем назначении сегодняшнего вечера. Лёгкий, прозрачный макияж сделал акцент на глаза и ресницы, волосы легли в вечернюю причёску с едва выбивающимися, вьющимися прядями. Для особого случая был выбран лавандовый цвет. Свободное лёгкое платье на тонких бретелях сделало фигуру притягательной, а воздушная, из газа, шаль, укрывала зябкие плечи, придавая некоторую защищённость.

Оксана тихонько вздохнула.

Запах духов, хранящих свежее дыхание розы и таинственного природного янтаря, завершили новый образ. Кружилась голова, и даже самое незначительное изменение в зале, вводили девушку в смятение.

Остальные пришедшие насладиться “Сказками Пушкина”, – неожиданной театральной заменой, “обкаткой”, как сказала старушка с кудряшками – ореолом, не торопились занимать места. Пятеро в партере, двое – напротив, в другой ложе, четверо в бельэтаже и ещё несколько человек на балконе, вот, пожалуй, и всё. Оксана откинулась на мягкую, овальную спинку кресла и взялась припоминать подробности сегодняшнего утра, что привели её сюда, в бархатный мир театра.

Красавица не могла дождаться открытия магазинов, а потому поспешила выйти на улицу, как можно раньше.

Сосредоточенье различных кафе, театральных касс, выставочных залов и банков, мягко разбавлялось зоной бульваров, перпендикулярами зелёных улочек и желтеющими лавками скверов.

Час настал. Никогда ещё Оксана не ходила по магазинам с таким удовольствием.

Переходя от одной витрины к другой, она вдруг заметила неизвестного, необычного преследователя. Сперва, безусловно, привлекали внимание товары, выставленные на всеобщее обозрение, но когда, глядя на своё новое отражение девушка стала видеть другое, она заволновалась.

Перешла дорогу, зашла в шляпный магазинчик, уходящий ступенями в подвал, примерила, какие – то нелепые козырьки с креплениями за уши и напряглась: её преследователь – прескверный старикан, явно мающийся радикулитом, был тут же.

“Господи, – подумала Оксана. – Не может счастье быть таким”, и, выудив из сумочки аккуратный листок, взялась перечитывать.

Дойдя до последней строчки, глаза прикрылись, а из души вырвался стон.

– Вам плохо? У Вас что-нибудь болит? – вызвалась вперёд сердобольная продавщица. – Я могу оказать первую помощь.

– Спасибо, – рассудок заставил губы растянуться в подходящей случаю улыбке. – Не нужно.

“Высокий, – ещё раз прочитала Оксана и взглянула в зеркало на старика. – Достаточно. Симпатичный, – сверилась она вновь, сравнивая запись с отражением. – Для пожилого человека – вполне. Состоятельный, – судя по внешнему виду – да”. И ни слова о том, что её избранник обязательно должен быть молодым. “Ну, здравствуй, счастье”, – с ужасом ознаменовала голова.