Божественная власть, церковная иерархия и духовный авторитет в раннехристианской латинской традиции

В то же время именно Сердикский собор впервые канонически фиксирует учение о первенстве Римской Церкви. В послании собора к папе Юлию Римский престол, в силу его Петрова происхождения, провозглашается главой всех Церквей: «Будет очевидно, что прекрасно и совершенно правильно, если епископы Господни из каждой конкретной провинции будут обращаться к главе, то есть к престолу апостола Петра» (Нос enim optimum et valde congruentissimum esse videbitur, si ad caput, id est ad Petri apostoli sedem, de singulis quibusque provinciis Domini referant sacerdotes)[102]. В канонах собора, при всей неоднозначности их формулировок, римское первенство впервые рассматривается не только в перспективе авторитета, но и в перспективе юридических прерогатив: Римский престол наделяется полномочиями апелляционной инстанции. В случае осуждения того или иного епископа провинциальным собором обвиняемый получает право обратиться с жалобой к римскому епископу, и тот, если сочтет нужным, может созвать новый собор из епископов соседних с кафедрой обвиняемого провинций и, если пожелает, может направить на собор своих легатов (в латинской версии – каноны 3, 4, 7, в греческой – каноны 3, 4, 5)[103]. Данная прерогатива также мотивируется почтением к ап. Петру (sanctissimi apostoli Petri memoriam honoremus; Πέτρου του αποστόλου την μνήμην τιμήσωμεν) (канон 3). Следует подчеркнуть, что инициатором провозглашения Римского престола центром Вселенской Церкви, судя по всему, был не сам папа Юлий, а епископат западных провинций Империи, а также балканских областей, для которого, вероятно, в условиях арианского спора, разделившего Церкви Востока и Запада, идея вселенского первенства одной авторитетной кафедры представлялась выходом из кризисной ситуации.

С богословской точки зрения большой интерес представляет исповедание веры западных епископов, обсуждавшееся на Сердикском соборе. Этот памятник содержит учение о том, что Пресвятая Троица обладает единой Божественной ипостасью («Едина есть ипостась Отца и Сына и Святого Духа, которую сами еретики называют “усия”» – μίαν είναι ύπόστασιν, ήν αύτοι οί αιρετικοί ούσίαν προσαγορεύουσι, του ΙΊατρός και του Υιού και του άγιου Πνεύματος). Кроме того, некоторые выражения, встречающиеся в тексте, могут быть интерпретированы в бинитаристском ключе: «Мы верим и принимаем, что Святой Дух есть Утешитель, Тот Самый, Которого нам Сам Господь обещал и послал. И мы верим, что Он был нам послан и что Он (Святой Дух. – Г. 3.) не страдал, но человек, в которого Он облекся…» (Πιστεύομεν και παραλαμβάνομεν τον παράκλητον το άγιον Πνεύμα, δπερ ήμΐν αύτός ό Κύριος και έπηγγείλατο και επεμψεν. Και τούτο πιστεύομεν πεμφθέν και τούτο ού πέπονθεν, άλλ’ ό άνθρωπος δν ένεδύσατο)[104]. Впоследствии свт. Афанасий отрицал, что это исповедание было утверждено Сердикским собором, и указывал, что отцы собора отвергли его, рассудив, что вполне достаточно никейского символа[105]. Следует отметить, что степень достоверности этого свидетельства свт. Афанасия по-разному оценивается в научной литературе. Так, В. Де Клерк и М. Тетц считают его соответствующим истине. Дж. Н. Д. Келли, Л. В. Барнард и Й. Ульрих, напротив, оспаривают его, утверждая, что рассматриваемый вероучительный текст все же получил одобрение большей части или даже всех отцов Сердикского собора[106].

На принятие собором данного исповедания косвенно указывает послание Осия и Протогена к папе Юлию. Очевидно, боясь упреков в замене никейского символа новой вероучительной формулой (ut igitur nulla reprehensio fiat), Осий и Протоген заверяют папу, что они по-прежнему привержены никейской вере (habemus illam scripturam, quae continet catholicam fidem factam apud Nicaeam), однако для опровержения новых аргументов (illis tribus argumentis) «учеников Ария» (discipuli Arii) и вразумления учителей и катехизаторов (omnes docentes et catizizantes clarificentur) составляют более пространное вероопределение[107].

В современной историографии получил широкое распространение тезис, что сердикское исповедание отражает богословскую позицию большинства западных епископов, которые поддержали миаипостасное учение Маркелла, в то время как его противники придерживались диипостасной доктрины. В результате исследователи рассматривают богословские споры данного периода не как конфликт «ариан» и «никейцев», а как столкновение три(ди) ипостасной и миаипостасной доктрин[108]. На наш взгляд, в данном случае мы имеем дело с заменой одной упрощенной схемы на другую. При всей значимости сердикского исповедания веры, которая вытекает хотя бы из того факта, что через два десятилетия свт. Афанасий посчитал необходимым дать ему свою оценку, данный памятник должен рассматриваться не как общезначимая для всего Запада «догматическая конституция», а как своеобразная «проба пера», вызванная обострением арианских споров и их «теологизацией». Вызывает также большое сомнение тот факт, что данное исповедание было принято как авторитетное выражение церковного вероучения Римской Церковью. Постоянно ссылаясь на авторитет Никейского собора, римские епископы будут на протяжении всего конфликта игнорировать Сердикский собор, несмотря на его значение для развития идеи римского примата.

Во второй половине 40-х гг. последствия сердикского разрыва были отчасти смягчены. Император Констанций позволил свт. Афанасию вернуться на Александрийскую кафедру[109]. Западные евсевиане Урсакий Сингидунский и Валент Мурсийский принесли покаяние за свою вражду к свт. Афанасию перед Медиоланским собором и лично папой Юлием и затем даже вступили в общение с самим александрийским епископом[110]. У западного и восточного епископата появился общий враг – ученик Маркелла Анкирского еп. Сирмия Фотин, исповедовавший еретическое динамистское учение. Он был осужден одновременно и на Антиохийском, и на Медиоланском соборах, что создало почву для диалога между Западными и Восточными Церквами, хотя западный епископат так и не пошел на прямое осуждение Маркелла, на чем настаивали восточные епископы[111]. Однако в начале 50-х гг. ситуация кардинальным образом изменилась: император Констант, покровительствовавший свт. Афанасию и его сторонникам, был убит узурпатором Магненцием. В Империи началась гражданская война. Узурпатор был побежден и к 353 г. покровительствовавший евсевианам Констанций стал единодержавным правителем Империи. Отвоевывая западные провинции, Констанций стремился также к преодолению церковных конфликтов. В 351 г. созванный им в Сирмии собор вновь осудил Фотина и низложил его с кафедры. После неудачной попытки апелляции к императору и устроенного в связи с этим публичного диспута между Фотином и известным богословом Василием Анкирским сирмийский епископ был отправлен в ссылку[112]. Сирмийскую кафедру занял один из сторонников евсевианского течения Герминий[113]. Собор издал так называемую первую сирмийскую формулу, в которой анафематствовались различные еретические позиции, соответствовавшие как различным толкам монархианства, так и учению Ария[114]. Продвигаясь дальше на Запад, Констанций стремился разрешить конфликт, связанный с делом Афанасия, которого император, очевидно, рассматривал как главного смутьяна. Август стал настойчиво добиваться от западных епископов его осуждения. Именно в таких исторических условиях Римскую кафедру занял папа Либерий, который стал преемником почившего в 352 г. папы Юлия.

102

Hilar. Pict. Fragmenta historica. II. 9.

103

См. текст двух латинских и греческой версий канонов в: Hess Н. The Early Development of Canon Law and the Council of Serdica. Oxford, 2002. P. 212—255.

104

Theodoret. Hist. eccl. Π. 8.

105

Athan. Alex. Tom. ad. Antioch. 5.

106

De Clercq V. Ossius of Cordova. A Contribution to the History of Constantinian Period. Washington, 1954. P. 369—371; TetzM. Ante omnia de sancta fide et integritate veritatis: Glaubensftagen auf der Synode von Serdika (342) // Zeitschrift fur die Neutestamentliche Wissenschafl und die Kunde der Alteren Kirche. 1985. Bd. 76. S. 243—269; Kelly J. N. D. Early Christian Creeds. Harlow, 1981. P. 279; Barnard L. W. The council of Serdica: 343 A. D. Sofia, 1983. P. 87—88; Ulrich J. Die Anfange der abendlandischen Rezeption des Nizanums. Berlin; N. Y, 1994. S. 98—106. О неразличении Святого Духа и Логоса в исповедании см.: Hall S. G. The Creed of Sardica // Studia Patristica. Vol. XIX. Leuven, 1989. P. 182—184; Hanson. Op. cit. P. 303.

107

PL. 56. Col. 839-840.

108

Bre