Тараф

Бетонные блоки были исписаны надписями: «Румыны, объединяйтесь!», «Молдова для молдаван», «Смерть манкуртам[30]!» и прочими в том же духе. Была надпись на русском: «ПМР – не государство, а казак – не человек». Но виднелись и надписи: «Снегур, воюй сам!», «Долой войну!» и рисунок «пацифика»: круг, внутри которого лапка голубя мира.

– Вот, Валера, – задумчиво сказала Иза, – ты до сих пор расстраиваешься, что из полиции уволился. А служил бы – может, пришлось бы воевать. И погибнуть ни за что, как трое наших городских полицейских. Так что всё, что ни делается, к лучшему.

– Да уж, Демжо бы меня точно отправил на передовую. И с Мишкой Шихманом мы бы друг в друга стреляли. Он-то воевал за ПМР.

– С Мишкой Шихманом? Его зовут как в песне Высоцкого?

– Миша Шиманский его зовут, это мы в отделе над ним так шутили. Он на самом деле твой соплеменник. А он нас в ответ называл на еврейский манер. Правда, не всех, а только тех, кто с чувством юмора. Толика – Натаном, Борю – Барухом, а Васю – Соломоном. Говорил, «Василий» переводится как «царственный», а Соломон – царь. Мы эти имена как наши радиопозывные использовали на операциях, начальство еще ругалось.

– А тебя он как звал?

Валерий улыбнулся:

– Лиор.

– Ой, и правда подходит. Можно я тебя так тоже буду иногда называть?

– Ну, зови оставшиеся семь месяцев.

– Подожди пока про месяцы. Кстати, а ведь твоя мама тоже из Приднестровья?

– Да, из-под Тирасполя. Только родни у меня там никакой не осталось. После смерти мамы и не бывал в том поселке ни разу, даже когда в Тирасполе служил. А в связи с чем ты про маму вспомнила?

– Просто в связи с Приднестровьем и твоим приднестровским товарищем.

Валерий хотел рассказать Изе случай из службы в Тирасполе, произошедший в связи с Шиманским, но раздумал.

Однажды Валерия и Василия вызвал к себе начальник их отдела.

– Я вас, товарищи офицеры, пригласил как наших молодых общественных активистов. Тебя, Василе, комсоргом выбрали, а ты, Валерий, лучший политинформатор и активный участник художественной самодеятельности. Оба имеете хорошие служебные показатели и авторитет у коллег. Думаю, сумеете провести дружескую неформальную воспитательную беседу с одним вашим товарищем по поводу атмосферы в служебном коллективе. Товарищ не понимает.

В конце разговора начальник сказал:

– Дело деликатное, политическое и не для огласки за пределами подразделения. Но поговорить надо прямо, по-комсомольски. При этом без всяких грубостей и, не дай Бог, рукоприкладства!

Василе и Валерий задержали после окончания рабочего дня своего сослуживца по фамилии Лашку. Разговор начал комсорг.

– Слушай, ты, говорят, Мишку Шихмана достаешь. Мол, еврейская морда и всё такое.

– Так он и есть еврей. И по морде, и по паспорту.

– Это да, но только у нас в отделе мы все… эти, как их… Валер, мы кто?

– Пролетарские интернационалисты. За расцвет и единство советских наций.

– Точно! – сказал Василе и шарахнул сослуживца в солнечное сплетение. Валерий, зайдя сзади, бил по печени и почкам.

– Ты перед Мишкой-то извинись. Мол, ничего плохого не имел в виду и всё такое.

Через день к Валерию и Василе подошел Шиманский.

– Вы, ребята, с Лашку обо мне говорили?

– Нет, – ответил Валерий.

– Делов не знаем, – подтвердил комсорг.

– Понял.

По дороге в прифронтовые до недавнего времени Каушаны никаких постов полиции, к удивлению Валерия, не было. На посту у въезда в сами Каушаны – город с населением в двадцать одну тысячу человек – их остановил, вглядевшись в номер на автомобиле, молодой улыбчивый гаишник, никакого автомата у него не было.

– Добро пожаловать, уважаемые гости из северной столицы! Будьте добры, Ваши документы… Валерий Ионович, документы у вас в порядке, но Вы нарушили скоростной режим…

Детектив не споря отдал деньги. Гаишник выписал квитанцию, сказал, что, если его коллеги остановят машину в городе, нужно эту квитанцию показать – оставят в покое.

5

Amikeco aparte, afero aparte[31]

29 августа 1992, суббота

С Шиманским, с которым Валерий вместе служил в отделе уголовного розыска Тираспольского управления внутренних дел, встретились, как договаривались, в кафе с магазином при нем, имевшими название на новый манер – Lumea Ceaiului (Чайный мир). Сейчас так стало модно называть магазины: «Мир обуви», «Мир кофе», даже «Мир насосов». Впрочем, и в советское время было много магазинов с названием «Детский мир».

Сидели в отдельном кабинете с накрытым столом.

Иза при знакомстве с Михаилом поспешила заявить, что «нелепое платье» надела для гаишников, потому что начальник велел. Михаил сказал, что Деметер насчет платья полностью прав и что он об Изе от Валерия слышал много хорошего. Изе это понравилось.

Валерий спросил Шиманского, не опасно ли ему здесь находиться. Тот ответил, что прибыл в город через реку, миновав пограничный пост. Но что после окончания войны между сторонами конфликта сразу установилась негласная договоренность: дать населению и предпринимателям спокойно перемещаться через границу, проверкой документов людей не донимать, никого не арестовывать и у мужчин, участвовал ли в войне, не выяснять. Сказал, что у каушанцев, как и вообще у жителей правобережных районов, война с левым берегом была непопулярна, от призыва в армию скрывались, убегали на Украину. Настоящей антипатии у жителей правого берега к приднестровцам нет.

– Воевать они не хотели, у всех родня на другом берегу, да и вообще, по-человечески, за что им было воевать? Это наши знали, за что воюют.

После того как поговорили о прошлой службе и сослуживцах (в городском управлении МВД почти все встали на сторону ПМР), Михаил вручил Валерию большой конверт с материалами по делу Георгеску. Дело оказалось легким, хотя, разумеется, Деметер клиенту этого не рассказал. Компаньон Георгеску в советское время имел кое-какие проблемы с законом, и в архиве инспектората имелось его досье. Там было указано, что мать компаньона живет в Тирасполе. Валерий связался с капитаном Шиманским – да, обокрав партнера, объект прибыл к мамочке.

Расследование проходило, когда еще шла война и телефонная связь с Приднестровьем была отключена. Валерий, чтобы звонить бывшему сослуживцу, ездил за сто километров в зарубежный город, украинский Ямполь, звонил оттуда с почтамта.

В конверте были два отпечатанных на машинке рапорта (Михаил сказал, что один для Валерия, где всё подробно, а один для клиента – итоги) и дюжина качественных фотографий формата А4: объект выходит из подъезда, объект на улице, объект в уличном кафе пьёт с кем-то пиво, лицо объекта крупным планом и прочие. Кроме того, фотографии дома с табличкой, на котором указано название улицы и номер.

– Миша, ты профи: всё «под ключ».

– Взаимно. Я же понимаю, что тебе нужен не просто адрес, а еще и клиенту сделать красиво. Если не секрет, кто объект?

– Предприниматель, капитально кинул партнера, который мне и заказал его розыск. Партнера, вообще-то, не жалко – тот ещё деятель.

– Валер, объекта тоже не жалко. Он тут вовсю устанавливает контакты с нашими бандюганами.

Деметер вручил Шиманскому конверт.

– О, даже в долларах.

– Вы же свою валюту пока не завели.

– Все надеются, что она и не понадобится: в состав России войдём.

Шиманский произнес: «Позиция вторая», стал вынимать из большой картонной коробки и раскладывать на столе невинные вроде бы предметы: розетки-тройники, зажигалки, пепельницы, коробочки размером со спичечный коробок…

– Удобней всего вот эти: жучок в розетке-тройнике. Для него не нужно батареек, питается от сети. А все другие – на батарейках, хватает их часа на три максимум. В Японии, читал, новые батарейки изобрели, какие-то литиевые. Маленькие и работают в десять раз дольше. Но до нас пока не дошло. Зато радиомикрофон на батарейках можно, например, положить в карман, в пачку сигарет… А вот специальный приемник, там установлена нужная частота, только кнопку нажать. И видишь – это одновременно и кассетный магнитофон: записывать можно. Но можно и на обычном приемнике слушать, все частоты – в инструкциях.

30

Манкурты. В вышедшем в 1980 году романе Чингиза Айтматова «Буранный полустанок» (также издавался под названием «И дольше века длится день») манкурт – это пленный раб, посредством магических процедур лишенный памяти о своей прежней жизни. В конце 1980-х – начале 1990-х годов это слово активно употреблялось различными националистическими деятелями для обозначения человека, утерявшего связь со своими национальными, историческими корнями. Распространились термины «манкуртизм», «манкуртизация», «деманкуртизация».

31

Amikeco aparte, afero aparte (эсперанто) – Дружба – отдельно, дело – отдельно. (Эсперантистская поговорка из Proverbaro 1910 года).