Мидзу Акаи

Что не сделаешь ради неё?

Ловлю. Сажаю ей на ладошку.

Эти глаза… Ради них готов поймать всех бабочек. Только бы была счастлива.

Когда женщина просит

Японская рулетка

Вечер. Мы вышли из отеля, направились в сторону центрального квартала. На Токио наползали сумерки. Мерцающие огни рекламы указывали нужное нам направление. Харуми-дори. Улица, дарящая массу ресторанов и кафе.

Чёрт меня дёрнул выпендриться. Хотелось произвести на тебя впечатление. В который раз. Тихо-буйный идиот.

Зима. Время фугу. Рыба-шар, в печени и яичниках которой содержится смертельный яд. Готовить её разрешено лишь поварам со специальной лицензией. Ну, как раз это известно всем. И, тем не менее, каждый год несколько смертельных случаев сотрясают кулинарный мир.

Вот она – японская рулетка. Запретный плод – крошечный кусочек опасной печени. Наслаждение. Кто выживет – вкусил райское яблоко, условно говоря, в противном случае – жуткие мучения.

Ты просила не дурить, я хотел быть героем. Глупо.

Не обижайся, но остановила меня не ты. Взгляд повара. Он не был приятным. Потому и решил – лучше минута позора, чем несколько часов мучений с милыми людьми в белых халатах и приклеенным ярлыком: " И он ел фугу. И ему не повезло. Вечная японская рулетка".

Точка, точка…

Укладываю дочку спать.

– Я была хорошей? – спрашивает.

– Ты всегда хорошая.

– Нет, – поправляет Мурасаки. – Сегодня я очень хорошая. Я птичек кормила и коленки зеленкой не мазала.

Вспомнился случай. Идти на праздник в детский сад, дочь будет читать стишок. А накануне Мурасаки упала во дворе, расшибла коленку, чуть-чуть, но ссадина есть ссадина, надо обработать.

– Придется немножко потерпеть, Мурасаки, – говорю, промыв ранку. – Мы зеленкой раз, и все. Чтоб зараза не пристала. Да? Я подую, не бойся.

Мурасаки терпеливая девочка. Свела брови, закрыла глаза. Приготовилась.

– Все, – говорит. – Мажь.

Обошлось. Подул, как не бывало боли. Покривилась немного, перед зеркалом повертелась и успокоилась.

А утром просыпаемся… Мурасаки вся в зеленке. Ну, вот так. Точечно, но этих точек… По одной на сантиметр.

Я присел.

– Что ж ты наделала, Мурасаки? У нас же праздник сегодня. Тебе выступать.

– Папа, ну посмотри сам. Тут ранка, тут ранка, – рука показывает, дочь доказывает.

– А здесь? – спрашиваю упавшим голосом. – Ничего же нет.

– Папа. А если бы я намазала только где ранки, было бы не красиво. Тут много, а тут совсем ничего.

Так я понял кое-что о симметрии.

– И как мы пойдем на праздник? Что я скажу Сацу-сан? А остальным родителям?

– Что я не заразная.

Смотрю на ребенка. Что с ней делать?

Обратная сторона луны

Обратная сторона луны, медали, монеты, любого круглого предмета, да хотя бы земли или кометы, что само по себе неважно. Обратная – это значит другая. Любое событие, явление имеет два края. И зависит от фантазии, что однажды посетит, раздвинет горизонт пошире, не размером в стекло в квартире.

И подумаешь враз: "а вдруг Ей больно от слова сказанного тобой". Невольно? Нет. Намеренно. И ты это знаешь. По-другому не бывает. Отчаянно себя защищаешь. Пытаешься прятаться за "ну, не думаю, что пишу, искрю, лечу с другой, это ведь ничего не значит совсем. Я так со всеми". В общем, даешь понять, что нет проблем и Она – не великое исключение.

Призналась раз: "Никого не пускаю". Одного не знает – я давно привык. Давно не стучусь в дверь, что закрыта, замурована, Ей самой забыта. И что мне подобно мухе биться, если все равно ничего не случится? Напев сурьмяжный, состоянье проталины и я тут гостем, топчусь в ожидании свободных тапок. Иду босиком. Акаций запах… я уже ощущал в Италии. Как давно это было. Сто лет и три месяца назад тому. Свечусь полумесяцем, помню стих – со всеми его полу… Получувствами, полужизнью. Долу глаза опускает девочка. Из-за меня? Я еще смущаю? Спасибо, боги. Не все так отчаянно.

С потертым лицом, нагулявшимися глазами, сытыми до женской ласки, а потому без опаски глядящими открыто: "И что теперь будет?" Это в религиях любят делать пророчества. А я опасаюсь простого человеческого одиночества. Обратная сторона луны – уже родная. Такая же, как и ты. И зная это, отдавая себе отчет, я словно помешанный звездочет, не могу жить без открытий. Каждую ночь припадаю к карте прибытий метеоритных дождей твоего настроения. Я знаю: гений – это его творение. Мысль – по касательной. Жаром. Причудлива в преломлении. Обратная сторона луны. Обратная сторона явления.

Ты просила сказку. Я пришел

26 октября 2007 года. Полнолуние. У тебя тучи? Там, где ты живешь, есть тучи? Прогони их в отпуск. Должен и у них быть выходной, правда? Самое время, чтобы им отдохнуть от нас, нам от них. Сегодня я расскажу тебе сказку. Нелепую, чудаковатую, но добрую, а это уже хорошо. Слушай.

Жила-была Саюри. Скромная в меру, в меру колючая. И вот однажды она встретила Якуро. С того самого дня пропал сон, не ловилась мышь. Имя его слышалось в шуме волны, дыхании ветра, в щебете птиц и в дрожащих радугах на воде, что принимались играться в лужах.

– Саюри – Якуро, Саюри – Якуро, – трещали сороки.

Как-то раз Саюри и Якуро столкнулись нос к носу.

– Какие у него колючки, – затаила дыхание Саюри, не отрывая восхищенных глаз.

– Какие у нее иголки, – неожиданно для себя оценил Якуро.

– Заметил, заметил, – радовалась между тем Саюри, кокетливо подбегая к грибу. Красная маслянистая шляпка вызывала у Якуро очень странные позывы. Это не был приступ голода или желание сделать запасы на зиму и даже валяние в листьях не доставило былого удовольствия.

На небе проплывали облачка-барашки, солнце приставляло золотую лесенку то к одной, то к другой ветке можжевельника, а Саюри и Якуро говорили и говорили. Только вечером Якуро решился спросить.

– Ты девочка или мальчик?

Саюри испугалась. Ей в голову не пришло, что Якуро тоже может быть девочкой.

Когда все выяснилось, зверята катались, свернувшись шарами и хохотали, чихая, как это умеют делать только ежи.

С тех пор до самой зимы, каждое утро Саюри и Якуро встречались у заветного гриба. И даже грибник не смог этому помешать. А зимой… зимой они спали в одной норке. А где еще? Не в берлоге же. Ежи все-таки.

Я не зря сказал о полнолунии. С каждой полной луной я буду приходить и рассказывать тебе сказку.

Я бы мог!

Я бы мог! Я бы мог…

Но однажды.

Упасть к твоим ногам, и не для того, чтобы завязать шнурок на ботинке, а чтобы попросить твоей любви.

Я бы мог! Я бы мог…

Но однажды.

Попробовать не ревновать. Но лишь попробовать, потому что знаю – не получится. Ревность – чувство охотника, а не жертвы. Жертва никогда не станет ревновать. Ей всё безразлично. Охотник же всегда в конкуренции.

Я бы мог! Я бы мог…

Но однажды.

Бросить всех, врать каждому, кто потревожит. Говорить одним, что я в точке “А”, другим – что я в точке “Б”, а быть в это время с тобой. Послать весь мир отдыхать далеко и надолго.