Война

А теперь все словно в туман кануло.

Другое на ум приходит; смотрит на запад, туда, где в молоке невидимое солнце, но думает о севере.

Монастырь… Чужаки уже миновали его. Но не было беженцев, которым разумно устремиться в Сосновую, и это значит… либо святое место не тронули, либо уже некому было бежать. Может быть, если даже монастыря больше нет, Нээле жива… спряталась где-нибудь, или ранена. Или как тот мальчик…

И ей можно помочь, но некому.

Пальцы так сжались на рукояти, что казалось странным, как та еще цела. Ворота рядом, бери коня и скачи, может, еще успеешь. Никто не остановит.

Никто, кроме… долга.

Даже если это лишь первый отряд, и монастырь пока цел, и к нему идет еще одна банда рухэй… у Лиани больше нет права срываться с места и решать свои собственные дела.

…И сестра где-то недалеко, и кто знает, сколько еще таких отрядов отправлено в Юсен.

Нет, им нужна Сосновая. Сестра в безопасности, а вот монастырь…

Дождаться бы наконец атаки или вылазки за стены, чтобы не сдохнуть прямо тут, во дворе.

**

Задевая юбкой и рукавами стулья, напольную вазу, Сайэнн ворвалась в покои командира Таниеры. По дороге сюда, на второй этаж, перепрыгивала через ступеньки, чуть не падая, чуть не отрывая себе подол; никогда не ходила так.

— Что случилось?! — почти прокричала с порога.

Глаза Таниеры провалились в глубокие тени, а белки почти скрыла багровая сеточка. Сам он за ночь постарел лет на десять. Но кивнул он приветливо; сказал собравшимся возле стола офицерам, что отлучится ненадолго, и, подхватив Сайэнн под локоть, увел в соседнюю комнату.

— Дорогая, это военный совет… отправляйся пока к себе.

— Я слышала, что войско рухэй возле крепости!

— Всего лишь один отряд, — он поглядывал на дверь и ушел бы, если б Сайэнн не вцепилась в его рукав.

— Отвечайте! — потребовала, — Вы говорили мне сами, что у нас мало людей!

— Не сейчас, — разжал ее пальцы, кивнул подоспевшей Минору — мол, не дай ей снова ворваться, куда не звали.

И скрылся за дверью, плотнее задвинул за собой створку. Может еще и закрепил ручку чем-нибудь для надежности.

— Что ж вы творите, барышня! — выговаривала Минору, бродя за Сайэнн, которая сама ходила кругами по комнате.

— Последний солдат… последний уборщик уже все знает! И я… я должна!

— И узнаете, вот как господин покончит с делами…

— Что мне до его дел?!

— Да вам-то, барышня, как раз и…

— Молчи!

Только на один вопрос хотелось ей знать ответ — кто на самом деле подходит к Сосновой? Север далеко, случайные дезертиры или отколовшиеся от войска бандиты не пройдут так далеко… и так тихо. Разве что захотели мирной жизни в новой стране, но тогда им проще затеряться в одном из северных городков или осесть в деревне.

…А в Сосновой — почти одни новобранцы… обученных уже отослали к Трем Дочерям, и об этом-то в войске рухэй знать могли, шпионов довольно. Сейчас крепость обороняют слегка натасканные земледельцы, половина уже дрожит — неужто перепугались совсем малой горстки? И оружия хорошего пока нет, с ним ушли на войну, а тренируются пока с чем попало, в реальном сражении от него мало толку.

А крепость, хоть и содержится хорошо, старая, стены разрушены кое-где, не так уж и сложно преодолеть…

Все это глупой девице знать не положено, да. А она знает вот. Потому что именно этого от нее и хотели… и еще много чего. Про караулы, заставы, про мост…

С яростным шипением сбросила со стола тушечницу, за ней полетела дощечка для разглаживания бумаги.

— Госпожа?! — перепугалась Минору.

— Клянусь Нижним Домом… если он продолжит говорить со мной так, я… я не знаю, что сделаю!

Она продолжала бушевать, и в соседней комнате грохот явно услышали, хоть и прочные, толстые тут были стены и двери. Вскоре отодвинулась створка, Таниера шагнул к Сайэнн, темный и озадаченный. Она вытянула вперед руки, расставив полусогнутые пальцы на манер когтей.

— Закончен совет? Никого уже нет, я вижу? Так говорите! И попробуйте только… Все плохо?

Какие бы вести ни принесли ему ночью, поведение Сайэнн стало задачей не менее легкой.

— Дорогая, это не женское дело, и я тебя уверяю… — начал он неловко — всегда был неловким, когда пытался говорить ей что-нибудь ласковое.

— Или вы говорите правду, или я… спрыгну со стены! — выпалила она первое пришедшее в голову.

— Скажите уж все, как есть, — вздохнула Минору, обычно молчавшая при командире. — Вон как она беспокоится, а все равно ведь узнает, что будет.

Таниера еще поколебался какое-то время, потом сдался:

— Тебе пожалуй и впрямь лучше знать, дорогая. Только возьми себя в руки. Все не так плохо. Их не слишком много, но это отряд, не бродяги; у нас больше людей, но меньше сил.

— Не так плохо? — усмехнулась Сайэнн деревянными губами.

— Я послал голубей в Лаи Кен и Срединную, надеюсь на помощь, но скорее всего рухэй подойдут раньше. Лаи Кен далеко, а в Срединной мало людей… До тех пор придется их сдерживать нам. Здесь тебе оставаться опасно.

Скорее всего? Разве что налетчики надолго лягут спать в ближайшей канаве!

Мир треснул и обрушился. Кажется, она что-то кричала, куда-то падала. Таниера ее удержал, и был лицом вроде снега в конце последнего месяца зимы — серо-белый. Известие о врагах возле крепости он принял куда спокойней, чем поведение Сайэнн сейчас.

Он что-то говорил, непривычно для себя много, что-то уговаривал выпить. Усадил на обитую мягким скамью. И снова что-то сказал.

Придя в себя, Сайэнн поняла, что убеждает ее как можно скорее уехать.

Наотрез отказалась. С некоторым озлоблением поняла, что он тронут до глубины души — как же, не хочет его покидать…

Но если он — дурак, то она кто?

— Пока рухэй будут заняты крепостью, проходы на юг останутся свободны, даже если перекроют восточные тропы, — убеждал он. — Пока еще не одолели ущелье…

— Я остаюсь, — сказала она, пряча руки в рукавах и сжимая до боли пальцы.

— Мне некогда с тобой спорить, — вздохнул командир. Наклонился, поцеловал ее в лоб, — Через полчаса уедешь отсюда со своими служанками, Минору присмотрит, и еще я дам человека. И… вот, — положил на столик тугой кошелек, — Возвращайся к родным.

Минору, оставив хозяйку, поспешила следом за ним.

Сайэнн сползла со скамьи на пол; все равно слишком высоко, второй этаж, и фундамент высокий. Лечь бы на землю, прижаться к ней плотно-плотно. Самой стать землей.

А ведь он — не командир, другой — не соврал ей ни словом. Она сама придумала, на чьей он стороне — готова была принять любую, кроме той, что оказалась на самом деле.

Во рту был горьковатый привкус хвои, и сухость — словно наелась сосновых опилок.

А перед глазами — Энори, каким он был еще недавно в ее комнате. Устроился на подушках, уютно ему тут, словно не тайно пришел к чужой женщине. Красивый. Живой. Вот так он глянул чуть искоса, тяжелая прядь упала на лоб, но не ее потянулся убрать — а прядку с лица Сайэнн. Ласковый жест, и такой… почти родной, словно давным-давно они одно целое.

И снова поднялась рука перед внутренним взором, и снова…

…Где эта клятая Минору, когда она нужна? Хоть бы прислала кого-нибудь вместо себя. А ведь она обо всем догадалась…

Обещала не бросать, и вот она, верность.

Минору так и не пришла. Сайэнн поднялась, одернула платье, направилась в свои покои.

— Один только вопрос…

В коридоре, скрестив на груди руки, возвышался первый заместитель командира. Темный; одежда, головная повязка, лицо; только шитый золотом знак на повязке ярко блестел.

— Я вас слушаю?

— Твой приятель из этих мерзавцев, или тебе попросту заплатили?

— Не понимаю, — холодея, сказала Сайэнн.

Всегда был к ней почтителен, хоть и сух — но так он вел себя со всеми. Да, недолюбливал молодую веселую женщину, боялся, что ее прихоти командир поставит превыше всего. Но при себе держал недобрые мысли, если они и были. А сейчас довольно грубо развернул, втолкнул ее обратно в комнату, будто провинившуюся служанку, сказал с неприкрытой враждебностью: