Когда умирает свет

Мирослава Адьяр

Когда умирает свет

Время для бегства

Осторожно опустив ноги на пол, я прислушалась к собственному телу и отчаянно покраснела, ощутив боль в каждой мышце. Приятную, стыдную боль. Она не даст мне забыть, что произошло в постели всего какой-то час назад.

Кожа все еще была немного влажной от пота, потому что Карлос никогда не позволял мне отодвигаться, даже во время сна. Он всегда шарил рукой по кровати и искал меня, чтобы притянуть к своему телу, обвить ногами и уткнуться носом в макушку.

Сейчас он спал за моей спиной, а у меня в голове со скоростью света мелькали мысли одна мрачнее другой.

Мне нужно уйти. Сейчас же.

В груди разгорался отчаянный огонек стыда.

Три года назад эти отношения оборвались, когда стало очевидно — дороги у нас с Карлосом разные и никто не хочет уступать; но совершенно невозможное притяжение сталкивало нас снова и снова, из раза в раз увлекая в темный густой водоворот больных, уничтожающих чувств.

Мы больны, это точно. Не могли разорвать все до единой нитки стянувшей нас паутины. Мы падали в пропасть, а потом опять расходились в разные стороны, отрывая от души новые кровоточащие куски, заштопывая новые раны, баюкая старые рубцы. Чтобы через месяц или целый год столкнуться снова, провалиться в раскаленную бездну, впасть в форменное безумие, когда одежда рвется в клочья и нет сил даже на человеческую речь — только на стоны и животное, дикое рычание.

Тихонько прокравшись на кухню, я не рискнула сварить себе кофе. Если Карлос проснется, то придется объяснять, почему я так рано встала и почему упорно собираю разбросанные по квартире вещи. И, вообще, куда это я собралась.

С каждым разом уходить было все сложнее. Хотелось остаться, вернуться в постель и прижаться к родному мужчине, зарыться пальцами в темные вьющиеся волосы и целовать, целовать, целовать любимое лицо. Родное. Самое лучшее.

Но это несбыточная мечта.

Если люди разошлись, значит, проблемы перевесили их чувства. И я знала, что этот мужчина не изменится. Он слишком любил контроль. Он слишком много требовал. Он ставил условия и ультиматумы, всегда дрожал от страха, когда я летела на исследование очередной колонии, и совершенно не слушал, когда я бросала ему в ответ его собственную работу, где можно было получить пулю в любой момент.

Он всегда все делал “слишком”.

— Абсолютно все… — проворчала я, чувствуя между ног тянущую и вибрирующую тяжесть. Карлос всегда набрасывался на меня, как изголодавшийся зверь, будто и не было у него никого все это время.

Может, и правда не было?

Не верилось. Слишком уж горячая кровь.

Натянув штаны, я заглянула в ванную и замерла перед зеркалом. На шее и ключицах багровели следы его губ. Метки принадлежности. Они скоро исчезнут, но ощущение останется.

Чувство безысходности накатило на меня столь разрушительной волной, что подогнулись коленки, а в горле запершило от непрошенной горечи и готовых пролиться слез.

Это никогда не закончится. Мы уничтожим друг друга. Выпотрошим, высушим, выпьем силы и желания до последней капли. И все, что я буду помнить на краю бездны, — это его карие глаза, смотрящие с болью и готовностью жизнь отдать. Здесь и сейчас.

Этому нет конца.

Ополоснув лицо холодной водой, я попыталась пригладить растрепанные волосы, но тщетно.

Ладно, не смертельно. Уже через двадцать минут я буду дома, а вечером — улечу на Альдеран, не меньше чем на месяц.

Я радовалась, что связи там не будет, только по местным каналам.

Появится время, чтобы подумать.

Футболка нашлась в коридоре. Карлос никогда не мог дотерпеть до комнаты — пробирался жадными руками под одежду, но даже не для ласки, а просто из желания прикоснуться, почувствовать тепло моего тела под ладонями. Его острые зубы прикусывали мое плечо, а ухо обжигал торопливый страстный шепот: “Оттавия…”

Он повторял мое имя снова и снова, как заклинание. Будто не мог поверить, что все это и правда с нами происходит.

Прокравшись в спальню, я пошарила по тумбочке у кровати, нащупала браслет коммуникатора и торопливо застегнула его на руке.

Вроде все.

Взгляд мазнул по лицу Карлоса — и сердце на мгновение пропустило удар. Показалось, что он проснулся и пристально меня разглядывает, но все это было лишь игрой тусклого света, пробивавшегося сквозь шторы, и густых теней.

Я поймала себя на мысли, что отчаянно хочу скинуть одежду и вернуться в постель. Проверить, что произойдет утром, посмотреть Карлосу в глаза, когда он действительно проснется, сказать “привет” и “что будем со всем этим делать?”.

Протянув руку, я почти коснулась его лица. Кончики пальцев скользнули по колючей щетине, задели густые темные волосы.

“Беги!” — орал во всю глотку внутренний голос.

Беги, пока желание остаться не стало слишком сильным.

Беги, пока сердце не разорвалось в груди.

Беги, беги, беги…

Наклонившись, я коснулась губами небритой щеки. Хотелось выдохнуть “прощай”, но внутри все восстало против такого простого и правильного слова. Нужного слова. Единственного, что стоило бы сказать.

— До встречи… — малодушно прошептала я и выскочила из комнаты.

***

Шесть недель спустя…

— Не может этого быть.

Я не кричала и не плакала. Не могла найти в себе сил даже встать с бортика ванны. Ноги подкашивались, коленки превратились в подтаявшее мороженое, способное растечься во все стороны от любого неосторожного движения.

На раковине валялся тест и злорадно мерцал красным плюсом в крохотном окошке на сплошном корпусе. Сейчас он напоминал мне ядовитую змею, распахнувшую пасть и готовую вцепиться мне в горло острыми зубами.

— Этого не может быть, — повторила я, будто слова могли обнулить мир и вернуть все на несколько недель назад. — Не может этого быть! — истерично выкрикнула я в потолок и обхватила себя дрожащими руками.

Мне говорили, что я никогда не смогу…

У Слышащих не бывает детей.

Зажав ладонью рот, я зажмурилась, пытаясь проглотить рвущийся из горла крик.

Это его ребенок. Его ребенок!

Резко выдохнув, я приказала себе успокоиться.

Нужно делать что-то прямо сейчас, пока срок еще небольшой. Позвонить гильдейскому врачу, он все организует. Да, так я и сделаю!

Так и сделаю…

В мыслях всплыло лицо Карлоса. Он всегда говорил, что хочет детей, но кто из нас вообще мог об этом подумать? Он — наемник, я — Слышащая камни. Мы ни секунды не сидели на месте, не могли остаться на Заграйте дольше чем на неделю. Иногда попадали в одну экспедицию. Иногда — в разные.

Наша работа разрушила нас, а затем — и наши отношения.

И ребенок сейчас казался не благословением свыше, а насмешкой!

Коммуникатор завибрировал, и я чуть сознание не потеряла, представив, что это мог звонить Карлос, но нет: на экране высветилась фотография лучшей подруги.

Странно, всего пять утра.

Чего вдруг ей звонить?

Нажав кнопку приема звонка, я приготовилась выслушивать радостные вопли и болтовню, но лицо подруги было предельно серьезным, а взгляд — холодным. Я отчетливо ощутила, как ледяные иголки страха прошили мой позвоночник.

— Собирайся, Оттавия. У нас ЧП. Вылетаем через час.

— Но я…

— Это приказ Шейна, не обсуждается, — отчеканила подруга. — Он рвет и мечет — головы скоро полетят, так что отложи все дела, если только это не смертельная болезнь.

“Беременность не подойдет?” — хотела спросить я, но вовремя прикусила язык.

— Буду через сорок минут.

Завершив звонок, я уставилась в пол и сжала кулаки так, что костяшки побелели. Схватив тест с раковины, я со злостью швырнула его в стену и наблюдала, как осколки падают на пол.

Подобно тому, как вскоре рухнет вся моя жизнь.

Какая дикая, сумасшедшая ирония! Карлос требовал от меня уйти с работы, бросить экспедиции. Это нас окончательно рассорило.