Страница 8 из 75
— Давай, что хорошего пишут, — берет и читает…
— А! Илюша! Илюшенька, Эренбургушка! О чем ты мне хочешь сегодня рассказать? — читая, кивает головой: — Правильно, брат, правильно говоришь… Умный ты мужик оказался. Вчера командир о тебе говорил: «Илья Эренбург — наводчик, снайпер, солдат — метко из пера стреляет», а я просто, по-своему, по-дружески скажу: «Ты — мой мелкий сапожник, искусный портной, каждый день то заштопаешь, то гвоздичек прибьешь моей душе. Молодец, хорошо производишь мелкий ремонт»!
На третьей странице, увидев стихи, восклицает:
— Костя Симонов! Ты тоже здесь, солдат лирики… хорошо о сердечных делах пишешь, хорошо!
— А Абая мы совсем забыли, — говорит другой боец.
— Да, приятно было бы поговорить со стариком, уму-разуму поучиться у него.
— Ведь он неплохой вояка, — отвечает первый боец, — но, знаешь, молодой человек, он, Абай, не виноват, он с удовольствием повоевал бы вместе с нами. — Разведя руками и поморщив лоб, продолжает:
— Понимаешь, случилось несчастье, говорят, что на старика в Алма-Ате домашний арест наложили и редактор издательства до конца войны к нам его не намерен отпускать, а после войны он старика вам в трех томах хочет представить.
— Можно же отдельные стихи Абая печатать для фронта, отдельными брошюрами, — говорит третий боец.
— Нет, — раздраженно отвечал ему первый, — нет говорю, ты понимаешь, что нельзя, говорят… говорят, что на этого старика истрачено много бумаги (потому что он раньше всех казахских писателей печатался), а фонд издательства предназначен молодым писателям и поэтам, которые сейчас учатся выводить буквы нового алфавита. Понял?
— Довольно, — басом произносит ефрейтор, — давайте я вам лучше вслух прочту «Алексей Куликов, боец…» Бориса Горбатова, он простого солдата хорошо знает и боец в центре его внимания, потому и хорошо пишет. Слушайте…
Такой диалог — не моя выдумка, а на самом деле и в действительности имел место в блиндаже.
Я передаю его со всеми подробностями и умышленно не называю имена бойцов, во избежание разжечь огонь раздора между вами и этими простыми честными бойцами…
Я считаю, что товарищи бойцы правы и, не будучи ни литератором, ни издателем, ни редактором и ни цензором, передаю вам без всякой корректуры слова моих боевых друзей. Правда, они еще обижались на Мухтара, Сабита, Габита, Абдильду, которых они прежде глубоко уважали, а сейчас по их адресу тоже наговорили разные неприятности, но их я, за неимением времени, не записал (за что прошу их извинить меня), а обещал бойцам написать им письмо, чтобы они в ближайшее время написали для фронта коротенькие, содержательные, простые рассказы и стихи.
Теперь немного от своего имени. Под впечатлением изложенного выше разговора я позволю себе задать вам следующие общие вопросы.
Казахов-бойцов на фронте Отечественной войны не менее, чем сотни тысяч. Многие и многие из них не владеют русским языком. Вас, литературных бойцов и командиров (к сожалению, не идущих в ногу с военным и трудовым фронтом), я спрашиваю:
1. Кто из вас из какой части и к какому роду оружия (поэзия, проза, драматургия и т. д.) литературного фронта принадлежит? И что эта часть и род оружия и вы, как солдат, делаете для военного и трудового фронта?
2. Кто из вас подарил солдату хотя бы подснежник, лепесток, дикорастущий тюльпан, не говоря о культурной розе и целом букете из цветов, которые предоставили бы бойцу радость и вдыхал бы он приятный аромат поэзии?
3. Кто из вас рассказал солдату юмористический рассказ, вызывающий хотя бы улыбку на его суровом лице, не говоря о смехе, хохоте, столь необходимом для солдатской души и для победы, как пуля, штык и прочее оружие?
4. Кто из вас написал полный горечи, народного горя, гнева, ненависти к врагу трагедию войны, очерк (или как там у вас называется в литературе), разжигающий душу бойца пламенем ненависти, призывающий его к беспощадной мести, мщению злом за зло, смертью за смерть и кровью за кровь?
5. Кто из вас отшлифованным, сжатым, простым, понятным, полным художественной силы, доходчивым до бойца языком, написал о жизни, счастье, любви, о семье, о совести, о чести, о славе, доблести, отваге, напоминающем бойцу о всем человеческом достоинстве, гордости и чести, способствующим перебороть чувство страха, ограждая себя от чувства стыда, низости и позора?
6. Кто вам сказал, что солдат идет в бой умирать? Ложь! Солдат идет в бой не для того, чтобы умереть, он, как и вы, любит жизнь и за нее идет в бой.
7. Кто вам сказал, что страха нет? Страх есть, он вездесущ и присущ каждому живущему. Чувство страха преодолевается сознанием, глубоким сознанием чувства долга и благородства. Кто вам дал право скрыть этот факт в человеческих чувствах, не описать его правдиво, наглядно, заклеймить позором и проклятьем труса и паникера, малодушие и шкурничество?
8. Кто сказал вам, что героизм — дар природы? Нет! Героизм не есть дар природы, а результат сознательного воинского воспитания и принуждения себя сознательно идти на опасности, откуда брызжет смертью, ободренный возвышенным благородным чувством гражданина для выполнения священного долга перед Родиной.
9. Кто дал вам право не отдать должное совершенному солдатом подвигу, отваге, а марать бумагу художественной размазней, преуменьшив или преувеличив, по воображению писателя, действительный правдивый факт, красочную историческую действительность, показать во весь рост полновластного офицера и кроткого солдата?
10. Кто дал вам право некоторые хорошие произведения русских писателей построчно; по абзацам переводить на казахский язык (никому не понятный — русские слова произносить по-казахски), а не заставить автора заговорить свободным, доступным, понятным казахским языком, по сути и содержанию оригинала с такой же силой, как и на русском языке?
11. Кто дал вам право занять выжидательную позицию до конца войны, не писать, а собирать пока случайные материалы и сидеть в литературной засаде?
12. Кто позволил некоторым ефрейторам литературы командовать полком и дивизией литературного фронта?
13. Кто наложил домашний арест на старика Абая, его лирику, его гений, его мудрость, и не позволяет ему маленькими брошюрами прийти на фронт?
14. Кто наложил запрет выезда на фронт народной мудрости, сказки, юмора, сильных и доходчивых, воинственных, почти суворовских народных поговорок отдельными брошюрами?
15. Кто дал право не держать постоянно и глубоко мудрого Джамбула в курсе событий, дать этому сильному агрегату мудрости «простой», прикрепив к нему неграмотного, невежественного, читающего русскую газету по слогам, секретаря, тем самым законсервировав старика в бурные дни Отечественной войны?
16. Кто вам дал право оставлять без внимания, (почти) без газет и без литературы сотни тысяч бойцов (не понимающих или слабо понимающих по-русски) — казахов на родном языке?
Я, как солдат, требую ответа на все эти вопросы.
Хотел еще кое-что сказать, но не располагаю временем. Я не заключаю свое письмо повторным «извините» лишь потому, что под пером чувствую правду.
Примите мои искренние пожелания плодотворной творческой работы на тему сегодняшнего дня».
Этим «Письмом к писателям» я хотел сказать, что солдат прежде всего — человек и ему присуще все человеческое. Самое грозное оружие в бою — душа человека, боеприпасы к нему — духовная пища. Для того чтобы понять эту душу, нужно знать ее конструкцию полностью, нужно знать каждую деталь, каждый винтик для того, чтобы снабжать и питать это оружие — арсеналом его является живое слово. Раз мы назвали душу солдата оружием, каждое оружие нужно делить на системы и калибры. Солдатская масса разношерстна, разносистемна и разнокалиберна. Есть души-гаубицы… а им присылают пули для винтовки, а к мелкокалиберной винтовке вдруг присылается снаряд. Раз продукт творчества писателя мы называем духовной пищей, то и надо давать солдату такую книгу, чтобы ему было легко ее читать, чтобы она вызвала у него смех, напомнила бы ему обо всем человеческом, о достоинстве человека. Об этом, конечно, писать трудно, но нужно. Исходя из этих соображений, я и написал такое письмо. Должен сказать, что 60 процентов и русской фронтовой литературы, которую мы получаем, тоже брак, а наши литераторы-казахи, во избежание брака, решили совсем не писать. Правда, это экономия средств, но ведь в духовной пище солдат-казах нуждается не меньше, чем другие.