Психология войны

Раз вся книга еще не написана, мне хочется вкратце изложить вам все вопросы и программы этой книги, которая будет написана с таким расчетом, чтобы в обсуждении вы могли говорить об этом. Боюсь, как бы мне при этом не злоупотребить временем.　

Еще раз уточняю. В книге мы хотим изложить мои мысли как рассказчика. Очень неловко только, когда меня называют героем этой книги. Я — рассказчик, а герои — солдаты. Я, как читатель и как рассказчик, предъявляю следующие требования и следующую программу к этой книге.　

Бой — организованное воздействие на противника умом, огнем, психикой и т. д., при том огневое воздействие является средством психического воздействия.　

В бою проверяется все, испытываются все личные качества человека. Психология войны многогранна. Нет ничего незадеваемого войной в человеческих качествах, личной и общественной жизни.　

Бой срывает маску, ложь, напускную храбрость. Фальшь не держится под огнем. В бою не скрыть уходящую в пятки душу. Здесь мужество или совсем покидает, или проявляется во всей своей полноте.　

Искусство и методы войны.　

Говорят, что в бою много случайностей; я этого не признаю, отрицаю, в бою нет случайностей. Под случайностью прикрывается всякая расхлябанность, неорганизованность, необдуманные действия офицера. Война не является для нее оправданием. Все то, что происходит в бою — закономерно и подчинено определенным законам. Итак, в бою нет случайностей.　

Генерал-лейтенант Игнатьев. — «Правильно».　

Основа искусства ведения боя — огневое воздействие на противника, сохранение живой силы, не брать грудью. Тот офицер, который говорил, вали валом, а потом разберем, это не офицер. Грудью пехоты ничего не возьмешь. Следовательно, основа ведения боя и искусство воевать — это огневое воздействие на противника.　

Идеал боя — выиграть бой без потерь, искусство боя — выиграть бой с незначительными потерями.　

Война — не мясорубка. Многие думают, что эта война с ее насыщенной техникой — автоматами, пулеметами, танками, орудиями, самолетами — не война, а бойня, раз туда пошел — не вернешься. Александр Альфредович передавал мне, что один из писателей усомнился в правильности моей записи, что солдат идет в бой не умирать, а жить, что надежда на жизнь согревает сердце и ехидно заметил, что, мол, ваш Момыш-улы рассказывает басню. Я и сейчас утверждаю, что это не басни, а настоящая правда. Мне нет надобности обманывать солдата, потому что я сам солдат.　

Почему война не мясорубка, не поголовное истребление? Потому что средства истребления обеих сторон одинаковы. Объем истребляемости и способности истреблять зависит от искусства солдат и офицера. Конечно, без жертв не бывает ни одного боя, не сумел взять инициативу в свои руки — враг тебя будет истреблять, ос ми ты не можешь истребить его. Но что война есть истребление — такой грубый, неотесанный термин по пдрсну боя я отрицаю. Конечно, если подставляют голову, то ее отрубают. Бой не страшен, поэтому в Абсолютном смысле этого слова страх боя нужно отрицать и доказать, что бой не страшен, так как человек моют с человеком. Психология боя должна быть отражена во всех четырех повестях правдиво и осмысленно.　

Страх.

Я считаю его в некоторой степени проблематичным вопросом. Ко мне приезжали очень многие поенные корреспонденты. К сожалению, многие из них — штатские в военной форме. Я очень сожалею, между прочим, об этом качестве военных корреспондентов. Один из них приехал ко мне на фронт, сидит, пьет чай, в окопах он не побывал, ни одна пуля не прожужжала мимо него, а он сидит и читает мне нравоученье о том, что страха нет. «Как может бояться боец Красной Армии?» — «Не может»… — Я возмутился таким невеждой… Однажды позволил такую вольность: выскочил из-за стола, выхватил пистолет из кобуры и на него! Смотрю, он побледнел… Тогда я спрашиваю:　

— Есть страх или нет?　

Может быть, это было некультурно, может быть, некоторые скажут, что это неделикатно, но я считаю, что поступил гораздо культурнее, чем он со мной. Словами ему нельзя было доказать. Если бы он не побледнел, я бы произвел в него выстрел для того, чтобы в конце концов нагнать на него страху и доказать, что страх существует.　

В одном месте моей рукописи я пишу так: «Бесстрашие, как таковое, вообще не существует в природе, бесстрашных* людей нет. Чувство страха присуще всему живому и вездесуще. Сознавая опасность смерти, ни одно животное не идет в бой без страха, в самое пекло, откуда брызжет смертью. Но страх преодолевается? Чем? Принуждением вообще, внутренним и внешним (общественным воздействием) в частности. Какие принуждения? — Внутренние принуждения, то есть сам себя принуждает (совесть, благородство, честь — чувство долга), и внешние принуждения, то есть общественное воздействие (спасая свою собственную честь и благородство от чувства стыда, низости и позора. Вот что помогает преодолеть страх. Добровольно никем страх не преодолевается, страх преодолевается только и только принуждением». В книге это будет сказано более подробно, я излагаю только программу.　

«Чувство страха постоянно сопровождает солдата в бою. Страх никогда не отстает от него. В борьбе со страхом рождается отвага, в результате победы чувства долга…» «Честь дороже жизни, позор и бесчестье страшнее смерти — совесть у настоящего солдата строже любого внешнего принуждения. Если бы не было страха, не было бы отваги»…　

Страх испытывает не только солдат, воюющий непосредственно на передовой, но и офицер и генерал. Не знаю насколько это будет правильно, что войной и боевыми действиями войск управляют два генерала: войсковой генерал — человек, и второй — генерал- страх. Страх даже имеет генеральский чин. История знает немало случаев, когда генералу-страху удавалось решать даже операции стратегического масштаба.　

Инстинкт самосохранения

Это благородное качество всего живого. Правда, в беседе некоторые военные корреспонденты говорили, что инстинкт самосохранения порождает трусость. Я говорю: нет. Инстинкт самосохранения имеет двоякую сторону — он может порождать и трусость, но в подавляющем большинстве случаев он порождает отвагу. Правда, это промежуточное чувство. Почему живой человек до последнего борется, цепляется за жизнь, даже утопающий, как говорится, цепляется за соломинку. В целях самосохранения борются, нападают, защищают. Следовательно, инстинкт самосохранения — первородный двигатель, желание жить и является благородным качеством человека и не только человека, но и всего живого. Отсюда дается трактовка: не умирать, а жить. Желание жить толкает на подвиги, на риск — без риска нет победы. В бою жизнь никому не дарится, а завоевывается. Поэтому убивай тех, кто хочет убить тебя. Обезопась себя, товарища по оружию, соотечественников истреблением врага, беспощадным истреблением, мщением за зло злом, за смерть смертью, кровью за кровь. Вот почему в первой повести мною сказано: «Солдат идет в бой не умирать, а жить». Вот почему и здесь говорю, что трусость и отвага есть результат борьбы инстинкта самосохранения, а не потому, что я хотел обмануть солдата. Вот почему товарищ, с сомневающийся в правдоподобности моих записей, неправ.　

Солдат.

Мы хотим отразить, что такое солдат. Многие представляют себе, что солдат это какое-то неживое, каменное существо, бессердечный картонный человек. Я с этим не согласен. В начале 1942 года я вынужден был написать письмо казахским писателям, что наша дивизия имеет свою специфичность: в ней преобладают бойцы нерусской национальности. Я, как руководитель-солдат, вынужден был обратиться к этим инженерам человеческих душ. Вы же, инженеры, давайте нам духовную пищу. Я не хотел учить писателей, но был вынужден написать так: «Дух наших бойцов и　командиров в борьбе крепок, как гранит. Ненависть к заклятому врагу горит в сердце у каждого из них, но душа солдата тоже имеет свойство изнашиваться, солдат — не камень, не сталь, не стекло, а человек, обыкновенный человек со всеми человеческими достоинствами, чувствами и слабостями, присущими каждому. Он не только постоянно проявляет отвагу, мужество, героизм, но и в минуты душевной невзгоды проявляет и слабодушие, и слабоволие.