Психология войны

В наше время образы создаются не авторами, а войной, суровой и трагической ее обстановкой, и если художник не может стать выше действительности, над жизнью, то пусть не стыдится этого. Будет уже большой заслугой, если он запечатлеет портрет человека войны с прилежностью хотя бы добропорядочного фотохудожника.　

Я считал и считаю, что никто не вправе уходить в область абстрактной фантазии, имея под руками нашу реальную действительность. Но, увы, многие, кто занимается этим в силу своего ремесла, к сожалению, оказались глухими, немыми и, самое обидное, — слепыми; они не увидели, не осознали, не поняли, не вникли во всю тактическую глубину вопроса, тогда как именно они должны были это сделать. По этой причине все прекрасные и жуткие факты войны часто делались и делаются жертвами личной узости и ограниченности авторов, которые приглаживают, отполировывают их до неузнаваемости, излагают отутюженным, гладким языком плохого газетчика, и они уже ничего не имеют общего со своим оригиналом — истиной.　

Описать, показать, как это было на самом деле, — это не упрощенчество, а искусство. Раскрытие смысла борьбы — есть великая задача и долг истинного художника, а люди этой безжалостной борьбы — материал. Их образ, их портрет — скульптурное изображение эпохи и народа, имеющее глубокий смысл на века, так как они (образы) созданы в неповторимых условиях времени и обстановки. До боли жаль, когда эта драгоценность отмечается лишь одним характером и находит только отражение в литературных документах, подчиненных шаблону, когда не показано, что ими движет внутренняя творческая сила, здравый смысл и логика.　

Скажите сами — могут ли фронтовики испытывать уважение к художнику, погрязшему в тине личных, мелких забот и личных, мелких интересов, приниженному повседневной борьбой за существование, а не за творческую жизнь? Конечно, нет. Ведь мелочность его души просвечивает сквозь словесную одежду его произведения.　

Борьба за простые вещи: за свою жизнь, за свою семью, за свой народ, свою землю, свой язык, за жизнь частную, народную и государственную в безжалостной обстановке войны многих и многих мыслящих людей из нас, солдат, сделала людьми простых слов и простых дел.　

Война оказала нам услугу зеркала, помогла познанию самих себя и других. Некоторые из нас научились прямо смотреть в глаза фактам, анализировать их, быть объективными, не бояться говорить правду, рассуждать о государственных делах. Это значит, что война выковала на фронте и в тылу сильных людей, способных на собственные выводы о жизни частной и народной, без ненужной для общего дела профессионально-ведомственной дипломатии, иногда доходящей до лицемерия.　

Солдат и офицер — люди войны, образ нашего времени, но прежде всего это мыслящие люди, вобравшие в себя опыт войны. Их характер на первый взгляд как будто бы узнается сразу, но, дойдя до кажущейся вам вершины, вы замечаете следующий, удаленный от вас горизонт. Когда вы доходите до него, перед вами встает новый горизонт, и вы должны идти и идти вперед.　

Этот образ многогранен, подобен бесконечному простору с резко очерченным, пересеченным рельефом местности, как на поверхности, так и в глубину. Это значит, что автор имеет дело с образом развивающимся, деятельным, осмысливающим в пределах своих интеллектуальных возможностей суть борьбы, стихию испытаний, опыта боя и труда.　

Для автора это сложный образ, весьма трудный объект для описания и восприятия. Часто автор, подхлестываемый срочностью работы, не проникая в глубину, допускает верхоглядство, цепляясь за какую-нибудь одну деталь характера, беря его в профиль. Вследствие этого образ получается однобоким, ограниченным. Простительны эти грехи, когда их совершают по неопытности или по незнанию, но непростительно, когда по халатности или искусственно, руководствуясь личными интересами и личной выгодой.　

Конкретно этих авторов часто интересует приключенческий характер в действиях и деятельности человека; в частности, выпячивая твердость воли, как жестокость, не желая понимать, что в пределах этики и правил ведения войны ломка, разрушением уничтожение всяких　препятствий на путях к цели есть гражданско-человеческая, служебная необходимость, а не жестокость.　

Они не хотят совмещать волю с добром, любовью, милосердием, без которых невозможен вообще человеческий характер. У них выходит человек с перекаленным, каменным или же с бутафорским сердцем, а не нормального закала упругости стали, не поддающейся никакой деформации при испытании.　

Теперь несколько слов о языке художественных произведений. Язык войны — это язык живых людей, язык воинов, участников боя, язык действительности — стиль времени. Так же, как современный бой представляет собой огневое состязание сторон и завершается ударом живой силы в штыки, язык войны есть перекличка языка меча с языком огня.　

В бою человек достигает не только наивысшего физического, но, прежде всего, умственного напряжения. В бою куется и язык. Если бы удалось собрать высказывания массы солдат, хотя бы по одной фразе от каждого, то они составили бы несколько томов мудрейших изречений. К сожалению, мы на них не обращаем внимания и не собираем. Писатели, побывавшие на фронте, в большинстве своем, как правило, дальше штаба фронта бывают очень и очень редко, поэтому они не знают грамматику и правописание воинского языка и ограничиваются стилем политдонесения.　

Поэтому не приходится удивляться, что некоторые авторы свои образы формально наделяют мыслями и словами. То, что оригинально, остроумно и логично в устах солдата и вызывает восхищение, у офицера звучит неоригинально, даже пусто, а часто вызывает недоумение. Короче говоря, необходимо не механически расставлять слова и раздавать их образам, а учитывать индивидуальность каждого. Лаконизм в стиле изложения, осмысленное, продуманное, целеустремленное построение образа, расстановка акцентов с возрастающей ритмичностью; кульминация переломных моментов войны в образах и мышлении людей; драматургия боя… Ритм войны должен быть пульсом, биением сердца книги о войне.　

К сожалению, не могу не отметить, что некоторые авторы ограничиваются описательным изложением, часто пишут казенным языком, привносят фантастическую «отсебятину», нецеломудренно касаясь кровью написанной страшной и прекрасной действительности нашей, описывая ее растянуто, с выдуманной, не соответствующей действительности обстановкой, или ненужной лирико-трагедией, с частыми повторениями уже известных положений, упуская основное в теме — бой, человек в бою, не проникая глубоко в сущность как первого, так и второго.　

Многих, в том числе даже военных, раздражает, когда пехоту справедливо называют основным родом войск, а нас — общевойсковыми командирами. Авторы часто увлекаются внешней формой военных специалистов и являются поклонниками технических родов войск, шарахаясь от внешне неприглядного вида пехотной экипировки, пренебрежительно называя наших солдат «пехтурой».　

Пехота, сочетая в себе мощный огонь с ударной живой силой, штурмовым ядром способна выполнять боевые задачи в самых разнообразных условиях местности, погоды, в любое время года и суток.　

Назначение пехоты — ближний бой. Она начинает его, оказывая на противника огневое воздействие, подавляет и завершает, окончательно уничтожает его страшным штыковым ударом в грудь с глазу на глаз. Она самостоятельна в маневрах, огневом состязании и штыковом ударе. Она — основной и универсальный род войск ближнего, самого жестокого и жуткого этапа боя, она способна завоевать и прочно удержать завоеванное.　

Ни от одного солдата других родов войск не требуется такой выдержки и отваги, почти нечеловеческих усилий, напряжения, как от пехотинца. Никто так остро не испытывает моральную, психологическую и физическую жестокость боя, как пехотинец.