Страница 99 из 102
Жил-был на свете мальчик со светлыми волосами, карими глазами и клыками вампира, доставшимися ему по материнской линии. Родители очень любили мальчика, он был их личным чудом, а потому назвали его Гектором, что в переводе означало «хранитель». Хранитель союза родителей, которые, по неведомым причинам для мальчика, не могли жить вместе. Так сложилось, что Тор родился наследником трона Света и трона вампиров, первый в своем роде. Обе богини, Геката и Айа, благословили его на правление, только еще больше запутав малыша. Он жил на две империи, попеременно приезжая то к отцу в Алюр, то к матери в Агрубу, нигде по-настоящему не ощущая себя дома, потому что его сердце разрывалось между двумя мирами.
А потом его отец женился на прекрасной светлой леди, от которой у отца родился еще один сын, Ральф. Гектор очень любил братика, но грустил из-за того, что отец так поступил с его матерью. Он видел, что мама чахнет от боли, которую причинил ей отец, хотя и старалась не показывать этого.
С годами становилось только хуже. Став юношей, Гектор начал ощущать в себе действие обоих источников: Света и Тьмы. Но по-настоящему он никому и ничему не принадлежал. Был свободен, и оттого каждая из сторон его боялась и ненавидела. Юноша был слишком мал, чтобы понять преимущества своего положения, а потому видел только отчужденные взгляды и ненавидел свою уникальность.
Тор не мог отделаться от мысли, что раз отец не взял в жены его мать, значит, Тьма – это что-то порочное, злое.
- В детстве, я не мог выносить насмешки своего брата. Он то и делал, что усмехался моей двойной ауре, говоря, что Геката заманит меня в свои сети. Разумеется, сейчас я понимаю, что это был лишь детский лепет, но тогда Ральф казался мне крайне убедительным. А еще было много споров среди знати и верховного совета. Они все считали, что только истинно светлый может стать будущим императором.
- Они просто не оставили тебе шанса, - шепчу я.
- Не делай из меня жертву, - хмурится Тор. – Это все были мои решения. Я стал полностью светлым, отдав себя в услужение Айи и отрекся от статуса наследника.
Ага. Решения принятые под чудовищным давлением взрослых на подростка.
С детства в империи Света ему внушали, что Тьма – это порок. Что если он хочет стать по-настоящему достойным Света, то должен отречься от своей второй части. Подсознательная ярость, бушевавшая в нем все это время, была обусловлена злостью из-за того, что его словно заставили отказаться от своей истинной сущности.
А смерть матери всколыхнула в нем такие сильные и потаенные эмоции, что он просто не мог быть больше тем, кем пытался быть для этого мира все время.
Мы с Тором сидим в Агрубе, смотря на закатные лучи солнца. Скоро проснуться его поданные, чтобы как следует отпраздновать вчерашнюю победу.
Алюр пал. Ральф сгинул вместе со своими утопическими убеждениями, а замок Света был уничтожен Тором уже во второй раз.
- Мой отец был добрым, но слабохарактерным человеком, - продолжает Тор, смотря в окно, и солнце золотится в его глазах. - А еще он был невероятно сильным светлым магом. Он любил Венеру, больше жизни любил, но едва выносил ее присутствие, потому что она являлась чистой Тьмой, а он чистым Светом. Как ты знаешь, маги могут обратиться к любой из богинь, вне зависимости от рождения, но только не вампиры. Для них есть только Тьма. Айа не принимает их души. Считается, что у вампиров их и вовсе нет.
- Я не верю в это, - я сжимаю его холодную ладонь, и Тор дарит мне грустную улыбку.
- В любом случае, только мой отец мой поменять «веру», но он не мог или не хотел этого делать. Вскоре после моего рождения, Венера начала чахнуть. Алюр не напитывал, а высасывал из нее силы. Ей пришлось оставить столицу Света ради будущего своего народа.
- И поэтому тебе пришлось жить на две империи? – тихо спрашиваю я, и Тор кивает.
- Наверное, я захотел стать достойным своего отца, показать ему, что я – добрый. Тогда еще я делал деление Света и Тьмы, как на добро и зло, не понимая истинного значения. Потому и сотворил с собой такое – стал воином Света. Татуировки Айи заблокировали всю Тьму во мне, и все вокруг были страшно рады.
- Все, кроме тебя? – грустно киваю я, гладя его по предплечью.