Страница 50 из 54
А то, что нарушения правил техники безопасности теми, кто планировал эксперимент и следил за ходом его выполнения, имели место очевидно.
Во-первых, в насыщенной кислородом атмосфере недопустимо использование электроплитки. А значит, руководители эксперимента должны были обеспечить иные возможности для подогрева пищи кандидатом в космонавты во время его «отсидки» в барокамере.
Во-вторых, дежурная смена была не готова к действиям в аварийной ситуации. Врач и лаборант не были подготовлены для условий аварийной эвакуации испытателя из сурдобарокамеры.
В-третьих, работа дежурной смены была организована неправильно, поскольку допускались отлучки операторов (в данном случае – инженера-механика) с объекта испытаний без соответствующей равноценной замены.
В-четвертых, дежурный врач допустил ошибку, решив совместить подготовку к обеду (при включенной электроплитке) кандидатом в космонавты с проведением медицинских процедур. Роковая неосторожность Валентина Бондаренко привела к трагедии.
В-пятых, в институте при проведении опасных экспериментов отсутствовала штатная аварийная команда спасателей, которая могла бы немедленно прийти на помощь, если бы дежурный врач или испытатель подали тревожный сигнал.
Фактически к такому же выводу пришел и генерал Николай Каманин в своих дневниках:
«23 марта (1961 года – С.Ч.).
Причина возникновения пожара пока неизвестна, вероятнее всего, она кроется в плохой организации дежурства и контроля за ходом испытаний.
21 апреля (1961 года – С.Ч.).
…Бондаренко погиб из-за сильных ожогов. Его гибель вскрыла серьезные недостатки в организации испытаний в Институте авиационной и космической медицины» (8.10).
Казалось бы, все ясно: имели место серьезные нарушения техники безопасности при тренировках кандидатов в космонавты. Видимо, чтобы скрыть эту халатность организаторов эксперимента, весьма обтекаемо был сформулирован итоговый доклад генерал-майора Александра Бабийчука по результатам расследования. А версия журналиста Ярослава Голованова окончательно «перевела стрелку» на самого пострадавшего – старшего лейтенанта Валентина Бондаренко.
В откровенном рассказе испытателя Сергея Павловича Нефедова вызывает интерес и вот эта фраза:
«У американцев корабль «Меркурий» был на кислороде, а наш корабль «Восток» - на нормальной земной атмосфере. Но нашим нужно было знать, что произойдет, если в корабле будет чистый кислород».
А кто такие эти «наши», которым нужно было знать, как себя будет вести космонавт, если его космический корабль заполнен чистым кислородом? Может быть, с просьбой провести такие испытания к военным медикам обратился Главный конструктор космических кораблей Сергей Павлович Королев? Нет, ни в 1961-м, ни в последующие годы советские конструкторы не собирались использовать насыщенные кислородом атмосферы для штатной эксплуатации перспективных космических кораблей.
Тогда кто же давал задания военным медикам проводить опасные эксперименты над кандидатами в космонавты?
Вспоминает Василий Лесников – испытатель космической техники, писатель, исследователь истории космонавтики:
«Начальником Центра подготовки космонавтов был назначен врач, полковник Карпов Е.А. Сам Центр организационно подчинили Государственному научно-исследовательскому институту авиационной и космической медицины. Специалисты института видели в космонавтах объекты широчайших практических исследований... И как следствие многочисленные защиты степеней и получение научных званий. Создание космических кораблей и управление ими медиков практически не интересовало» (8.22).
В итоге кандидаты в космонавты выдержали сотни испытаний на различных испытательных агрегатах. Как выяснилось позже, ничего, кроме вреда здоровью, многие из этих испытаний не приносили.
Дополнительные штрихи к тому, как, почему и зачем появлялись кандидатские и докторские диссертации в области медицины на рубеже 50-х и 60-х годов минувшего века, добавляет и врач Владимир Голяховский в своих воспоминаниях «Путь хирурга. Полвека в СССР»:
«В советском обществе отношение к науке было поставлено вверх ногами: средств на науку выделяли мало, но ученым платили повышенную зарплату. Естественно, на эту приманку кинулись тысячи посредственностей, они писали и защищали тысячи никому не нужных диссертаций. Создалась армия бесталанных псевдоученых. Их принцип был: за деньги можно сделать все, любую диссертацию-пустышку. Но это не была наука. Настоящая наука не продается, она завоевывается кровью и потом талантов.
Все это не значит, что советские люди были бесталанные. Были среди них тысячи ярких умов, и некоторым даже удавалось создавать нечто ценное. Но вся их работа шла под нажимом идеологии, ими руководили бездарности с красными книжками коммунистов в карманах, и они, по своему скудоумию, чаще давали дорогу таким же бездарностям.
Медицина - это и наука, и ремесло, и искусство. В советской медицинской науке отражались все отрицательные стороны советского подхода. Начиная с 1950-х годов шла эпидемия защиты медицинских диссертаций, потому что за них платили. Были кандидатская и докторская надбавки к мизерной врачебной зарплате. Ну и, конечно, научная степень позволяла занять место с более высокой зарплатой» (8.13).
Как тут не использовать возможность отличиться на новом направлении в науке – в космической медицине?
Алексей Архипович Леонов, летчик-космонавт СССР, дважды Герой Советского Союза, вспоминал:
«Много врачей бросилась проводить серьезные научные эксперименты на живом материале».
С эти согласен и коллега Леонова дважды Герой Советского Союза Виктор Васильевич Горбатко:
«Подопытные кролики - иногда нас называли так! Было такое!» (8.6).
Почему же кандидаты в космонавты не возмутились? Почему не протестовали? Не отказались от опасных экспериментов?
Тогда, в начале 60-х, никто еще толком не знал, как готовить космонавтов, какие тренировки важны, а без каких можно вполне обойтись. Например, кандидатов в космонавты подолгу крутили внутри кабины-ротора, имитируя движение чуть ли не в шести степенях свободы. Потом стало ясно, что такие эксперименты для реальных полетов не требуются и вообще вредны для здоровья будущих покорителей космоса. А вот серьезные вестибулярные тренировки в первоначальную программу подготовки к космическим полетам не входили. И только после суточного полета в августе 1961 года Германа Титова стало ясно, что невесомость серьезно влияет на вестибулярный аппарат человека, и будущих космонавтов нужно усиленно тренировать на вестибулярные нагрузки.
Ну и был еще один фактор, - чисто человеческий, - который заставлял кандидатов в космонавты быть «послушными мальчиками». Вспоминает Алексей Леонов:
«Мы (кандидаты в космонавты – С.Ч.) находились (в начале 60-х – С.Ч.) в режиме бесправного человека. То есть позволяли всё делать, что нужно врачам. И никаких капризов здесь не должно быть. Поссориться с врачами – это, считайте, что загублен был (для полета в космос – С.Ч.) (8.7).
Они, эти молодые летчики, просто очень хотели полететь в космос, посмотреть на нашу Землю с орбиты. Это стало их заветной мечтой. И ради воплощения в жизнь этой мечты, они согласны были вытерпеть все, что угодно…
В одной из книг по истории советской космической медицины есть такие строки:
«Трагедия (с Валентином Бондаренко – С.Ч.) тяжело переживалась сотрудниками ГНИИИАиКМ и ЦПК, которые, тем не менее, чувствовали и свою причастность к несчастному случаю: ведь стопроцентной необходимости в проведении подобного вида тренировок не было, и они были исключены из тренировочных испытаний» (8.23).
Следовательно, полная картина происшествия весной 1961 года выглядит следующим образом. Новорожденная космическая медицина привлекла к себе массу людей, которые хотели защитить кандидатские и докторские диссертации по темам, попадающим в сферу нового направления в науке. Используя факт обязательной тренировки кандидатов в космонавты в сурдобарокамере, к обычным испытаниям в условиях безмолвия и одиночества «довесили» еще и испытания в воздушных средах с различным содержанием кислорода. Поскольку хорошо продуманных методик проведения этих «добавочных» испытаний не было, имели место многочисленные факты грубейшего нарушения техники безопасности при проведении работ.