Страница 79 из 85
Нашу студенческую бригаду немедленно отстранили от работ. Нас, студентов, по очереди стали вызывать в Главный учебный корпус Московского авиаинститута, где вежливые товарищи со стальным взглядом настойчиво пытались выяснить, что мы на самом деле замышляли. Выясняли все досконально. Кто предложил провести КВН? Чья идея была написать плакат? Кто писал плакат? Откуда взялся текст для плаката? Я в этом деле проходил «по полной программе» - цитата была из книги, которая мне как раз и принадлежала.
К чести сотрудников Комитета государственной безопасности СССР, они достаточно быстро разобрались в ситуации и выяснили, что за самодеятельностью студентов нет никакой политики. Видимо, в «верхах» решили серьезного, – то есть уголовного, – хода «делу студентов» не давать. Зачем создавать антисоветскую студенческую псевдоорганизацию и разоблачать ее? Чтобы снова поднялся шум «на Западе» о нарушении прав человека в СССР? Поэтому руководству Московского авиационного института было предоставлено право разобраться в проблеме самостоятельно. Руководство же института вовсе не горело желанием принимать радикальные меры своими руками, и спустило «дело студентов» на уровень комсомольской организации института.
И тут обнаружилось, что среди институтских комсомольских вождей довольно высок уровень «кровожадности». Большинство молодежных деятелей стали требовать исключения всех членов нашей строительной бригады из рядов ВЛКСМ – в комсомоле, мол, не место «идейно не зрелым личностям», потенциальным забастовщикам. Для нашего «режимного» вуза исключение из комсомола студента автоматически означало и исключение его из института.
С точки зрения комсомольских вождей я в этой истории оказался вообще закоперщиком всего и вся – раз цитата из принадлежащей мне книги, значит, я заранее замышлял использовать ее именно для агитации и призывов к оставлению работы.
Ситуация была практически почти безвыходной. В партийном комитете КПСС института очень косо смотрели на инициативу комсомольских вождей, но открыто цыкнуть на них не могли. Единственное, что смогли сделать – это рекомендовать комитету комсомола МАИ перенести «дело» примерно на месяц, чтобы разобраться более тщательно.
Меня вызвал к себе в кабинет декан нашего факультета «Космонавтики и летательных аппаратов» Борис Михайлович Панкратов:
- Дела ваши плохи. Хорошо, если бы за вас кто-нибудь заступился. Например, депутат Верховного Совета. У вас есть такие знакомые?
Я молча пожал плечами. Откуда у иногороднего студента знакомства в высшем органе законодательной власти страны?
- Вот телефоны приемных летчиков-космонавтов СССР Георгия Берегового и Павла Поповича, - Борис Михайлович протянул мне листок из своего рабочего блокнота. – Береговой – депутат Верховного Совета СССР, а Попович – депутат Верховного Совета Украинской ССР, оба - ваши земляки. Звоните, объясните ситуацию. Это ваш последний шанс.
И я «сел на телефон». Дозвониться удалось и до Поповича, и до Берегового. В приемной Берегового трубку телефона сначала сняла женщина, кажется, ее звали Зоя, - видимо, секретарь Георгия Тимофеевича. Я кратко и очень сбивчиво изложил свою проблему – волновался страшно! Секретарь переключила разговор на помощника Берегового. Он выслушал меня очень внимательно, записывая имена и детали происшедших событий. Поинтересовался, откуда я:
- А, так вы почти земляк Георгия Тимофеевича! Хорошо, я доложу Георгию Тимофеевичу о вашем деле. Позвоните недельки через две-три!
Я решил позвонить в приемную известного космонавта ровно через три недели – чтобы «не гнать события». Но не прошло и десяти дней, как меня вызвали к ректору нашего института Ивану Тимофеевичу Белякову. В кабинете ректора уже находились Борис Михайлович Панкратов и секретарь комитета комсомола института.
«Вот и все, - подумал я. – Сейчас мне объявят и об исключении из комсомола, и об отчислении из института».
Однако Иван Тимофеевич еще раз подробнейшим образом расспросил меня обо всех перипетиях «студенческого дела», а потом повернулся к комсомольскому секретарю и сказал:
- По-моему, вы занимаетесь ерундой. Из мухи пытаетесь сделать слона…
- Но здесь же вопрос идеологический, - начал возражать институтский комсомольский вождь. – Вопрос государственной безопасности…
- У компетентных органов претензий к нашим студентам нет, - резко остановил его Беляков. – А что касается безопасности государства в общем…
Иван Тимофеевич взял со стола два листа бумаги с напечатанным на них текстом и протянул секретарю комсомольского комитета:
- Вот письма от космонавтов Берегового и Поповича, депутатов Верховных Советов, представителей государственных органов. Оба в защиту студентов. Какие еще вам нужны аргументы?
Секретарь не нашел что возразить.
На протяжении всего разговора наш декан сидел молча и только улыбался. Уже потом я сообразил, что не только я звонил космонавтам с просьбой помочь студентам…
От нашей студенческой бригады отвязались. Мы отработали положенный срок до августа 1983 года и получили заработанные деньги. Никого из комсомола не исключили и из института не отчислили. Конечно, сыграло в этом свою роль и письмо, подписанное Георгием Тимофеевичем Береговым.
Береговой не только занимался профессиональной и депутатской деятельностью. Еще Георгий Тимофеевич очень любил киноискусство. У космонавтов есть целый ряд примет и традиций, которые принято неуклонно соблюдать. Например, с катастрофой «Союза-11» связан обязательный космический ритуал - предполётный просмотр ставшего легендарным фильма Владимира Мотыля «Белое солнце пустыни». Эта лента вышла на широкий экран во многом благодаря космонавтам, так как первоначально не попала в прокат. Были только пробные просмотры, и когда Андриян Николаев и Виталий Севастьянов на «Союзе-9» уходили в полет на восемнадцать суток, то попросили перед стартом показать этот фильм. Смотрел «Белое солнце пустыни» и экипаж «Союза-10», а вот перед стартом «Союза-11» демонстрировали другую ленту. После этого просмотр картины о приключениях товарища Сухова стал обязательным, а сам фильм - своеобразным талисманом покорителей Вселенной. Вспоминает Анатолий Кузнецов, легендарный «Федор Сухов» из знаменитого фильма Владимира Мотыля «Белое солнце пустыни»:
«Однажды была творческая встреча в Звездном городке, вел ее Георгий Береговой. Береговой спрашивает: «Вы свою картину хорошо помните?» Мы смело, безответственно так заявили: «Конечно!»
- Сейчас проверим. Для начала, товарищ Сухов, перечислите имена ваших жен.
Я бодро начал:
- Гюльчатай, Лейла, Зухра, Зульфия... Забыл. Жены не мои, - говорю. - Действительно, не мои - Абдуллы.
- Дальше. Сколько стоит Сухов?
В наших рядах возникла пауза. Никто из нас троих ответ не знал.
- Помните, вы лежите на песочке, идет разговор про Абдуллу, командир склонился и говорит: «Сухов, помоги, мы с тобой его враз прикончим. Ты один взвода, а то и роты стоишь...»
И еще был интересный вопрос: какую икру ел таможенник?
- Черную, - сказал я.
- Нет, - говорит Береговой.
- Как? Я же был на съемке, видел, как все готовили.
- Нет. Икра «проклятая»! Таможенник говорит: «Опять икра? Да не могу я ее, проклятую, каждый день есть!»
Желание сказать свое отеческое слово в воспитании поколения молодых людей и любовь к кино привели Георгия Тимофеевича Берегового и в консультанты, пожалуй, самого яркого советского детско-юношеского фильма на космическую тематику – дилогии «Москва – Кассиопея» и «Отроки во Вселенной». С просмотра этого фильма талантливого режиссера Ричарда Викторова начался путь в космонавтику для многих советских мальчишек и девчонок.