Страница 20 из 23
– Что?! – В потрясении Гейлис крепко-крепко сжала мою руку. – Почему ты так решила?
Я поведала о том, как встретила Лаогеру возле кабинета Колума и к чему пришла в ходе своих размышлений.
Гейлис фыркнула:
– Пф-ф-ф! Она услышала, что Колум и Дугал обсуждают меня. Потому и побелела: она решила, что раз Колум выяснил, что она взяла волшебный букет у меня, он прикажет выпороть ее до крови. Такое он никому не спускает с рук.
– Так это ты дала ей букет? – возмущенно спросила я.
Гейлис резко возразила:
– Не дала, а продала.
В опускавшейся тьме я поискала ее глаза.
– А что, существует разница?
– Конечно, существует, – раздраженно объяснила она. – Это была лишь сделка, и только. И я не храню тайны своих клиенток. К тому же она не рассказывала, для кого предназначается этот букет. И, помнится, я старалась предупредить тебя.
– Благодарю, – саркастически сказала я. – Но…
От попытки свести разбегающиеся мысли в новый порядок, требующийся в связи с со свежей информацией, в голове моей все совершенно перепуталось.
– Но, – продолжала я, – если это она подложила мне в постель волшебный букет, получается, что она хочет заполучить Джейми. Становится ясным, зачем она вынудила меня отправиться к тебе. Но как же Дугал?
Гейлис тоже поразмыслила, а затем, похоже, пришла к определенному выводу.
– Она беременна от Дугала не больше, чем, скажем, ты.
– Почему ты в этом так уверена?
В темноте она нащупала мою руку и приложила к своему животу, заметно торчавшему под платьем.
– Потому что от него беременна я, – просто сказала Гейлис.
– Значит, не Лаогера, – проговорила я, – а ты.
– Я. – Она говорила спокойно, без обычной для нее эмоциональности. – Говоришь, Колум заявил, что сам все сделает? Значит, это именно он и нашел способ уладить дело.
Я долго молча анализировала события.
– Гейлис, – в конце концов проговорила я, – желудочное недомогание твоего мужа…
– Белый мышьяк, – вздохнув, сказала она. – Я считала, что он умрет раньше, чем беременность станет заметной, но он протянул куда дольше, чем я предполагала.
Я вспомнила ужас вперемежку с осознанием на лице Артура Дункана, когда он выскочил из гардеробной жены в последний день своей жизни.
– Понимаю, – сказала я. – Он не знал, что ты беременна, пока не увидел тебя полуодетой в день пира, дававшегося в честь герцога. И когда он это понял… Вероятно, он с полным основанием мог не считать себя отцом ребенка?
Из темного угла раздался тихий смешок. Вздрогнув, я еще плотнее прижалась к стене.
– Следовательно, по этой причине ты и решилась убить его публично, во время приема. Он бы объявил тебя изменницей… и отравительницей. Он догадывался о мышьяке?
– Он знал. Артур, конечно, не смог бы уверенно говорить об этом, во всяком случае относительно себя, но он знал. Когда мы садились за ужин глаза в глаза и я спрашивала: «Положить тебе кусочек, милый?» или «Немного эля, дорогой?» – он таращил глаза и отказывался, мол, у него нет аппетита. Отодвигал тарелку, но я слышала, как после трапезы он пихал себе в рот еду из кухонного ларя и думал, что находится в безопасности, потому что не берет ее из моих рук.
Рассказывала она спокойно и даже весело, словно передавала забавную байку. Я еще раз вздрогнула и попыталась отодвинуться от твари, делившей со мною тьму, подальше.
– Он понятия не имел, что яд содержался в укрепляющем снадобье, которое он принимал. Приготовленные мной средства он пить отказывался, выписывал укрепляющее из Лондона, причем за немалые деньги. – В голосе послышалась какая-то обида за этакую расточительность. – Как и положено, в лекарство в небольшой дозе входил мышьяк, и когда я добавила еще, Артур не заметил никакой разницы.
Мне было известно, что тщеславие – распространенный недостаток убийц; похоже, это вполне справедливо, потому что Гейлис, забыв, где мы находимся и что нам предстоит, продолжила повествование, очевидно хвалясь своей ловкостью и тем, чего она с ее помощью достигла:
– Разумеется, убивать его таким образом, при всей честной компании, было довольно рискованно, но пришлось действовать очень быстро…
Для мгновенного убийства мышьяк не годится, нужно что-то другое. Я вспомнила посиневшие губы Артура, вспомнила ощущение онемения, возникшее на моих губах после того, как я коснулась ими его рта. Быстродействующий и смертельный яд.
Когда я подслушивала разговор, я решила, что Дугал сознался в грехе с Лаогерой. Но если так, даже если Колуму это не понравилось бы, не существовало препятствий, мешавших Дугалу жениться. Он был вдов и свободен.
Но прелюбодейство, да еще с женой высокого чиновника? Это же совершенно меняет дело. Я знала, что в таком случае виновному грозила весьма суровая кара. У Колума не было никакой возможности спустить такое важное дело на тормозах, но вообразить, что он приговорит брата к публичному бичеванию или к изгнанию, я тоже была не в силах. А Гейлис сочла убийство разумной заменой клеймения лица раскаленным железом и нескольких лет тюремного заключения, во время которого ей бы пришлось по двенадцать часов в сутки трепать коноплю.
Итак, она приняла свои превентивные меры, Колум – свои. А я угодила между жерновами, попросту вляпалась.
– Хорошо, а ребенок? – спросила я. – Наверное…
Из мглы раздался следующий смешок.
– Несчастные случае нередки, дорогая, даже с лучшими из нас. И поскольку так вышло…
Я ничего не видела, но почувствовала, что она вновь пожала плечами.
– Я хотела избавиться от плода, но затем решила, что так смогу заставить его жениться на мне, поскольку Артур мертв.
Меня посетила страшная догадка.
– Но жена Дугала была еще жива, когда… Гейлис, ты…
Она покачала головой, отчего ее платье издало слабый шелест, а в темноте чуть блеснули волосы.
– Я хотела, – промолвила она, – но Господь уберег меня от этого. Я восприняла это как знак. И все могло бы выйти как нельзя лучше, если бы не Колум Маккензи.
Чтобы меньше страдать от холода, я ухватила себя за локти и, стремясь отвлечься от неудобств, продолжила расспросы.
– Ты хотела получить Дугала или только его положение и деньги?
– Ну, денег у меня было много, – уверенно сказала она. – Я знала, где Артур держал ключ ко всем своим бумагам и записям. И стоит заметить в его честь, почерк у него был прекрасный, подделать подпись было совсем не сложно. За последние два года я смогла получить около десяти тысяч фунтов.
– Но для чего? – в совершенном изумлении спросила я.
– Для Шотландии.
– Что?
В какой-то миг я решила, что слух меня обманывает, затем – что кто-то из нас сошел с ума, и, вероятнее всего, это не я.
– Что значит – для Шотландии? – с опаской спросила я и еще чуть отодвинулась: мало ли, неизвестно, какова степень ее безумия, может, это влияние беременности.
– Не бойся, я не сошла с ума.
Я покраснела от циничного веселья, которое услышала в ее ответе, к счастью, в яме было хоть глаз выколи.
– Правда? – иронически спросила я. – Ты только что призналась, что совершила мошенничество, кражу и убийство. Милосерднее думать, что ты лишилась разума, поскольку в противном случае…
– Я не безумна и не преступница, – твердо сказала она. – Я патриотка.
Наконец-то что-то стало проясняться! Я смогла с облегчением выдохнуть (я не дышала, в любой момент ожидая атаки).
– Якобитка, – сказала я. – Боже, ты чертова якобитка!
Она была якобитка, и это объясняло многие ее действия. Скажем, почему Дугал, в идеологическом отношении – отражение своего брата, с таким энтузиазмом собирал деньги для дома Стюартов. И почему Гейлис Дункан, которая могла стать женой любого мужчины, который бы ей приглянулся, выбрала таких разных людей, как Артур Дункан и Дугал Маккензи. Одного – за деньги и положение в обществе, другого – за возможность влиять на мнение публики.
– Колум подошел бы больше, – сказала она. – Жаль. Его несчастье для меня – как мое. Я бы хотела получить его, и только его, он единственный, кого я считаю под стать себе. Вместе мы могли бы… Однако ничего не поделаешь. Единственный мужчина, которого я желала, и единственный, кого я не могла победить своим оружием.