Тёмные сказки

За доли секунды произошли странные перемены во всём. Палата как будто наполнилась чем-то материальным, и шторма сменяли штили, а потом всё шло по новой. Коля и Актаков превратились в марионеток, исполняющих чужую волю.

– И после этого наступит третий этап, – Коля уже не говорил, а кричал, словно пытался перекричать завывания обезумевшей толпы, противостоящей ему. Красные прожилки в его глазах утолщались и увеличивались в размерах. – Это будет заключительный этап перед приходом Господа Бога нашего на землю многострадальную! Все живущие проклянут тот день, когда пошли по пути греха, и дьявола проклянут тоже. Только пройдёт уже время раскаяний, и каждый будет в ответе за все свои поступки! Они будут рыдать, но это – пустяк в сравнении с тем, как рыдал Отец наш, видя, что мы тут творим!

Они узнают, что не существует никакого дьявола, кроме того, который прячется в каждом человеке. Они будут оправдываться, но не смогут оправдаться, потому что им в укор поставят тело Глаголющего, которого они убьют, и вынесут на всеобщее обозрение и осмеяние. Так закончится эра человечества.

– Неужели у нас нет никаких шансов? – спросил подавленный Иван Фёдорович.

– Боюсь, что так. Если и есть ещё возможность повернуть на тернистый путь раскаяния и спасения, то это надо делать немедленно, иначе будет слишком поздно. Вы знаете, Иван Фёдорович, мне кажется, что предпринимать что-либо уже бесполезно. Я слышал Глаголющего и боюсь, что он уже умер.

– Этого не может быть! Где он?! Кто он?! Как его зовут?! – Актаков лихорадочно принялся соображать, но ничего не получалось, так как оставалась ещё та часть, которая требовала немедленно поставить диагноз этому человеку, прописать лекарства и оставить в покое.

– Я не знаю, – ответил Коля.

– Но ты же говорил… – Актаков запнулся, подбирая слова, а потом продолжил. – Но ты же говорил, что видел и слышал его! Ты же не хочешь обмануть меня?! Где он?!

– Я не обманываю Вас, – сказал Коля, перейдя на полушёпот. – Я его слышал, когда не слышали остальные, я видел его, но только здесь, – при этом он приложил руку к своей голове.

Внезапно связь, державшая Колю и Актакова в едином потоке, оборвалась. Актакова обуяла слепая ярость, и он понял, что до сих пор его просто-напросто водили за нос. Но он был врачом-психиатром, а потому умел держать себя в руках.

Он хотел задать Коле очень важный вопрос, с которого, по большому счёту, и надо было начинать, но он не находил в себе моральных сил сделать это. Он понимал, что если сейчас откроет рот, то обрушится на несчастного безумца всей своей «тяжёлой артиллерией», и тогда уж тому несдобровать. Но он не мог сделать этого. Душа и сердце восставали против.

В это же время с Колей происходили странные вещи. Он весь скукожился и перестал понимать, что происходит вокруг, а, может быть, потерял интерес ко всему происходящему. Его глаза, начавшие было тускнеть, разгорелись с новой силой, но не приятным голубым, а устрашающим багрово-красным светом.

Это было уже что-то из области мистики и фантастики, и Актаков попытался сосредоточиться на чём-то более реальном, чем эти глаза.

За окном палаты было всё то же расколотое серое небо, которое никому не предвещало ничего хорошего. Несмотря на это, оно немного помогло Ивану Фёдоровичу прийти в себя и взглянуть на всё с другой точки зрения. Что ни говори, но этот человек – сумасшедший. Более того, болезнь его очень заразна. И не зря его положили на вязки, возможно, он владеет гипнозом. Чушь, которую он несёт, может быть, и замечательная, но, тем не менее, несусветная и ничего не значащая. Ему необходимо назначить курс лечения, избавляющий от навязчивых идей…

Размышления врача прервал полустон-полувсхлип, который издал больной. Коля уже полностью перевоплотился и теперь соответствовал пометке «буйный», поставленной на его карточке. Глаза пациента походили на налитые кровью искры, готовые испепелить всё, что попадёт под их взор.

– Коля? – вопросительная интонация выдавала скорее непонимание ситуации, нежели страх, зародившийся в душе у Актакова.

– Да? – таким голосом можно было бы поинтересоваться, не хочет ли человек продать свою душу за двадцать – тридцать серебряников.

И снова глаза Актакова и глаза Коли встретились, и снова между ними возникла сверхъестественная связь, но если раньше эта связь была между теми их половинами, которые были готовы к взаимопониманию и состраданию, то теперь она связывала самые тёмные, глухие и грязные закоулки двух потерянных душ. Это было похоже на магию. Магию, от которой не стоит ожидать ничего хорошего.

«Вот мы и встретились. Кто бы мог предположить, что пройдёт всего пара тысяч лет».

«Ты абсолютно прав. Тогда я тоже был пророком, и во мне тоже происходила борьба, но ты помог мне. Именно мне, а не Пророку».

Оба усмехнулись. Словно встретились два старинных приятеля, уже наученные опытом, как помогать друг другу. Они снова были вместе.

Но противоречие на этом не закончилось. Внутри Актакова что-то зашевелилось, и подавленная часть попыталась освободиться и вылезти наружу. Поддавшись внезапному порыву, Иван Фёдорович спросил:

– Коля, а как Вы сюда попали?

Я внимательно выслушал Ангела. Каждое его слово ложилось, как бальзам на рану, и я уже начал тешить себя надеждой, что все мои мучения закончены, но не тут-то было.

Он рассказал мне обо всём: о том, что было, о том, что есть, о том, что грядёт. О многом я уже и сам догадывался, но не был уверен наверняка, а тут всё ясно и понятно. Я, в свою очередь, спросил Ангела только о двух вещах: первая – где мне найти Последнего Пророка, а вторая – как мне избавиться от этих, с трезубцами.

«Это едино, – ответил он мне. – Одно от другого неотделимо, и, к сожалению, друг мой, тебе не суждено от них избавиться, так как ты до конца своих дней обречен искать Последнего Пророка».

Я долго думал над этими словами, но всё никак не мог взять в толк: почему? Может быть, я не достоин? Но нет, Ангел говорил также и о том, что я действительно буду вознаграждён, и, в конце концов, всё пойму.

Так я расстался с Ангелом. Он улетел, а я продолжил свои поиски, хотя мог этого и не делать. Просто я не там искал, но понял это слишком поздно, чтобы успеть что-нибудь предпринять. Мне бы тогда уже сообразить, что к чему и искать в ином направлении, но я этого не сделал.

Вместо этого я продолжал шататься по улицам, с каждым часом теряя всё больше и больше сил. Поначалу мне казалось, что я каким-то чудесным образом смог избавиться от этих мелких пакостников, которые меня одолевали, но они лишь собирали силы перед новой атакой, которая, надо сказать, закончилась для них определённым успехом.

Да, ещё я услышал Глаголющего, но для начала расскажу, что предприняли эти мерзкие твари, чтобы не дать мне вмешаться.

Я как раз лежал в своей кровати, надеясь, что хоть на этот раз мне удастся успокоиться и уснуть. В какой-то момент мне показалось, что впервые за много дней у меня получится это сделать. Я не потушил настольную лампу, поскольку уже давно привык к её мирному и тусклому свету. К тому же я стал бояться темноты.

Сначала я не чувствовал никаких неудобств. Эти рогатые твари вроде бы не беспокоили, и я уж было совсем уснул, но тут они заползали по мне с новой силой. Во второй или в третий раз в жизни мне стало по-настоящему страшно. Возможно, думал я, это как раз самый подходящий момент, чтобы загнать мне под кожу свои трезубцы. Но они просто ползали…

Сначала…

Я хотел откинуть одеяло и дать им настоящий отпор. Надо признаться, что сил у меня на тот момент было только-только, чтобы поднять одеяло. Я как заворожённый ждал, что же будет дальше.

Продолжение спектакля не заставило себя долго ждать. Они полезли наружу. Если вы думаете, что таким образом я от них избавился, то вы ошибаетесь. Да, на какой-то момент они оставили моё тело в покое. Они повылезли наружу, и тут выяснилось, что эти твари могут ещё и летать. Это стало очень неприятным открытием для меня, но, по крайней мере, я хоть смог разглядеть их, как следует.