Страница 37 из 98
Затем пробормотал в темноту комнаты, определенно не обращаясь ко мне:
— Во что я ввязался, когда связался с тобой?
— Это не важно уже сейчас, если ты отпустишь меня домой, мы оба выберемся.
Его рука скользнула с моего затылка вперед, он убрал волосы с лица, тихо сказав:
— Ты же вспоминаешь наши субботы, детка, и что у нас было только что, и просишь меня, чтобы я отпустил тебя, думая, что тебе это нужно, ты серьезно думаешь, что я отпущу тебя?
— Мне нужно, чтобы ты меня отпустил, да, — тут же ответила я.
— Черт возьми, — все еще тихо произнес он, — ты даже не задумалась об этом.
— Ты сказал, что скорее отрежешь себе руку, чем причинишь мне боль, Тэк, ты только что причинил мне боль. Эта боль больше, чем физическая. Ты просто сказал, не зная, смогу ли я ее пережить. Я не могу, я не ты. Ты должен быть собой, а ты не можешь быть собой рядом со мной, чтобы меня не перемололи в этой ситуации, поэтому нет. Я не хочу даже думать и вспоминать, потому что знаю, что такое будет снова, а я не хочу ничего подобного иметь в своей жизни.
— Ты права, Рыжая, я могу быть только собой, но скажу тебе вот что, а потом отпущу, и ты сможешь уйти или остаться со мной в этой постели. Я не знаю тебя достаточно хорошо, ты также не знаешь меня. Но сейчас я знаю одно, что должен обращаться с тобой с большей осторожностью, и тебе следует мне поверить, что я смогу это сделать. Я отпускаю тебя, и если ты скатываешься с моей кровати, то значит ты не доверяешь мне. Но я скажу прямо. Ты можешь и должна доверять мне, я буду обращаться с тобой более осторожно. А теперь, детка, — он разжал руки и понизил голос, — решай сама.
Я тут же перекатилась на спину подальше от него, а потом на бок. Оттолкнувшись села, свесив ноги с кровати. Как только мои ступни коснулись пола, я быстро натянула трусики. Схватила и потянула вверх по ногам.
Они были светло-синими. Бледно-голубые с нежным бледно-зеленым кружевом. Сочетание этих цветов было поразительным. Я так и подумала, когда покупала их. Теперь, даже в темноте, когда их оттенок был еле различим, я все равно видела их цвет.
Я натянула их на бедра и уставилась на стену напротив, подняв руки, запустив пальцы в волосы, ногти оцарапали кожу головы.
Цвета, яркие цвета возникали в моих воспоминаниях. Сапфирово голубые глаза Тэка. Такие же, как у Тэбби. Ярко-красная машина, с которой он работал. Красные цветы на поле, в котором играли Селия и Нетти «В пурпурным цвете». Вышивка на спине халата Лэни.
Вибрирующе.
Тэк пробыл в этой комнате, наверное, полчаса, максимум сорок пять минут, за это время я испытала два оргазма, заставила его смеяться, рассердилась, испугалась и почувствовала себя защищенной. Живой каждую минуту сорока пяти минут. Трепетно живой.
Я опустила руки и обхватила себя руками за талию.
Боже. Хочу ли я вернуться к своей черно-белой жизни?
А затем я вспомнила его слова, не только те обидные, которые он произнес, но и другие. Он жил в другом мире, и я должна была вписаться в его мир, он сам мне так сказал. И, честно говоря, его мир более был чем немного пугающим. Он просил меня довериться ему, но он был тем, кем был. Я не знала точно, сколько ему лет, но уж точно не семнадцать.
Он был тем человеком, которым и собирался стать по жизни. Да, ему было не семнадцать, не нужно было чему-то обучаться и взрослеть, он уже был взрослым и был тем, кем хотел стать.
Я знала его недолго, но знала достаточно о мужчинах, он надеется, что я изменюсь и стану той, кем бы он хотел меня видеть. Он ожидал этого от меня, как и все мужчины, потому что женщины постоянно совершали такое дерьмо. Но он стал же тем, кем хотел быть, и я должна была принимать его именно таким, сама меняться и изменять его жизнь, и я должна была принять решение сейчас. Принять его таким, каков он есть, и жить в многоцветном мире — в его мире, отказавшись от своего собственного. Или вернуться к черно-белому, надеясь, что мой настоящий мужчина мечты встретится на моем пути и снова раскрасит мой мир.
Я приняла душераздирающее решение, вытащила руки из волос, наклонилась и схватила шорты, бормоча:
— Я вызову такси.
Я натягивала шорты, когда услышала движение на кровати. И я как раз собиралась отыскать свою футболку, когда две руки скользнули вокруг меня, одна по ребрам, другая –– по груди, притянув меня спиной к твердой, теплой груди Тэка.
Почувствовала, как защекотала его козлиная бородка по шее, он пробормотал:
— Детка, ты принимаешь неправильное решение.
Почувствовав его руки на себе, щекотание его козлиной бородки, я готова была передумать, вернее передумала в мыслях.
Но губы почему-то отказывались раскрываться, а потом выдохнув, я произнесла:
— Мне нужно идти.
— Не лажай, Тайра, — предупредил он, и у меня перехватило дыхание.
— Ты не можешь точно сказать, что я принимаю неправильное решение, ты не спрашивал меня раньше, но я спрыгнула с американских горок, Тэк. С одной из них, которая вышла из-под контроля, спрыгнула. Мне не нужно прыгать на такую же. Я хочу слезть с американских горок.
Его руки сжались на мне, а губы, все еще прижатые к моей шее, зашевелились.
— Расскажи мне о своих американских горках, дорогая.
— Слишком поздно уже, — прошептала я. — Теперь уже поздно спрашивать, Тэк.
Он немного помолчал, потом прошептал в ответ:
— Не уходи, детка.
— Отпусти меня. –– Прошептала я. — Мне нужно идти.
Он не отпускал. Не долго, захватывающее дух мгновения.
Отпустил.
Я почувствовала, как слезы собираются в горле, бросившись через темную комнату, чтобы надеть свою футболку.
Натягивая ее через голову, услышала его скрипучий голос:
— Я попрошу одного из парней отвезти тебя домой.
Вот оно. Дело сделано.
Конец.
Боже.
Я одернула футболку вниз, с трудом проглотила слезы, угрожающие задушить меня. Потом тихо спросила:
— Лэни может мне завтра позвонить?
Голос Тэка был тихим, когда он ответил:
— Я передам ей, что ты просила.
— Спасибо, — прошептала я, глядя, как он направляется к двери.
— Сейчас за тобой придут, — сказал он мне, выходя за дверь.
— Спасибо, — тихо повторила я, направляясь к двери.
Но Тэк исчез.
16
Ты особенная
На следующий день после полудня я сидела на веранде, рядом со мной сидел дядя Марш и рассказывал мне истории, как он с моей мамой, своей сестрой, рос в Огайо. Тетя Бетт сидела за барной стойкой на моей кухне, ее пальцы летали по клавиатуре ее супертонкого ноутбука, она была вся в работе, несмотря на то, что была суббота. Она просто решила оставить нас с дядей Маршем наедине. Но по моему опыту, тетя Бетт отключалась от своей многогранной жизни примерно за полчаса до полуночи. Все остальное время она была в разъездах, работала, бронировала билеты, ходила по магазинам, общалась с семьей и друзьями и, вообще наблюдая за ее кипучей деятельностью, от нее уставали все вокруг.
Неудивительно, что после похищения она выглядела ничуть не хуже. Удивительно было то, что она и дядя Марш были счастливы оставить похищение в руках Хоука Дельгадо без вмешательства полиции.
— Хоук знает, что делает, — пробормотала тетя Бетт и бросилась на кухню к своему супертонкому ноутбуку.
Понятно же, что тетя Бетт была в курсе всего, связанного с похищением, и также понятно, что она не собиралась вводить меня в курс дела.
Я была счастлива оставить все как есть, поскольку мои мысли были заняты совсем другим.
Когда они с дядей Маршем пришли навестить меня сегодня утром, я прервала разговор о Тэке, сразу заявив, что все кончено. Я ничего не стала объяснять, они оба знали меня достаточно хорошо, что им потребовалось одного взгляда на выражение моего лица, чтобы промолчать, не расспрашивая.
Как и обещал Тэк, мне позвонила Лэни, и как выяснилось, она была с Эллиотом. Она все еще была напугана, поэтому я не стала настаивать, расспрашивая ее о том, что там происходило. Я просто слушала, как она говорила, что «Хаос» помогает им залечь на дно, что означало, что все уладится. Это не наполняло меня радостными мыслями. Эллиот может и любил мою лучшую подругу, но он совершил глупое дерьмо, из-за которого ее похитила русская чертовая мафия. Тем не менее я решила закатить свой шипящий припадок по позже, когда мое сердце не будет так сильно болеть и когда Лэни оправится от драмы, положив конец всем драмам.