Закат Пятого Солнца

— Да как тут уследишь, — обескураженно пробормотал Сандоваль. — Испанцев меньше тысячи и все они на передовой. Некому шерстить войско и выявлять шпионов.

— Неужели отважные воины поверили бреду, который, якобы, произнес каменный истукан?! — вновь закипая гневом, спросил Альварадо. — Мало мы с язычеством боролись, Эрнан.

— Я очень рад, что твои доблестные телохранители не запятнали себя позором предательства, — сказал Кортес вождю.

— Ты можешь положиться на мою верность. Остальные тлашкаланцы, устрашенные сейчас лживыми речами ацтекских жрецов, со временем устыдятся своего малодушия и вернутся в твое войско. Мы бились против ацтеков даже в одиночку. Тем более продолжим сражаться рядом с такими воинами как вы, — с достоинством ответил Чичимекатекутли.

Генерал-капитан с благодарностью кивнул. Он уже не раз убеждался в отваге и верности этого человека. Но он также понимал, что от нескольких вождей мало что зависит. Тлашкаланцев осталось слишком мало. А если сама их республика увидит, что войско Кортеса проигрывает войну, то уж точно не отправит на помощь испанцам новое пополнение. Тут один Чичимекатекутли ничего не решит.

— Что же, сеньоры, приготовимся к бою. Педро, продолжай постепенно наступать со своей стороны. Мы с Гонсало вернемся к нашим корпусам.

Эрнан Кортес стоял на палубе бригантины и лихорадочно пытался найти выход.

«Вот что могло нас ждать, если бы я не пресек мятеж Шикотенкатля. Союзники разбежались. Безумцы! Разве они не понимают, что победа императора Куаутемока опять ввергнет все окрестные племена в прежнее рабское состояние? Неужели готовы и дальше отдавать своих родных на алтари Теночтитлана? Да, кто бы мог подумать — местным жрецам удалось то, что не получилось у Шикотенкатля!»

Ацтеки, похоже, только этого и ждали. Они прекрасно видели, насколько уменьшились армии, совсем недавно отброшенные ими от города. И теперь желали тут же воспользоваться преимуществом…

Фернан и Себастьян стояли, приготовившись к бою, среди десятков других конкистадоров. Они находились на дамбе недалеко от города. Отсюда открывался великолепный вид на движущееся им навстречу войско. Из Теночтитлана катился настоящий поток индейцев. Тысячи человек в ярких, красочных одеждах, в высоких конических шапках, в хлопковых доспехах. С великолепными расписными щитами, украшенными по нижнему краю длинными перьями. Кое-где глаза различали костюмы элитных частей. Вот шли воины-ягуары, в пестрых желто-черных костюмах и шлемах, изображавших голову зверя. Чуть дальше шагали воины-орлы в доспехах, покрытых перьями и массивных шлемах в виде орлиной головы.

— Смотри, а вот и боевые жрецы, — прошептал Себастьян.

Фернан к этому времени также уже научился сносно разбираться в знаках отличия ацтеков. Чем больше пленников для жертвоприношений захватывал воин, тем выше поднимался его статус. Гонсалес видел мужчин в темных одеждах и высоких шапках, расписанных белыми точками. Они шли, держа копья с обсидиановыми наконечниками и щиты, разрисованные под стать своему хлопковому доспеху.

— Звездные куэштекатли, — сказал Фернан. — Жрецы, пленившие не меньше четырех человек. Именно у одного из них я и позаимствовал одежду, когда пробрался в Теночтитлан.

У многих индейцев высокий статус подчеркивало знамя, прикрепленное ремнями к спине. Так и расцветали над их головами высокие плюмажи из ткани и перьев: бордовые, ярко-зеленые, синие, белые… Несколько раз на глаза попадались узнаваемые желтые костюмы бритоголовых куачиков — наиболее опытных и грозных бойцов.

Соотношение сил было для солдат Сандоваля просто катастрофическим. На каждого испанца или союзника приходилось не меньше сотни противников. Фернан почувствовал, как внутри тугой пружиной начинает закручиваться слепая ярость. Она выжигала даже намек на сомнения и нерешительность, вполне объяснимые при таком множестве врагов. Гнев все набирал обороты, грозя вот-вот вырваться из-под контроля и заставить его кинуться навстречу врагу. Нечто подобное он уже испытывал перед битвой при Отумбе.

Сегодня, как и тогда, ацтеки шли в бой, нимало не сомневаясь в своей победе. Столь самоуверенные и самодовольные, опьяненные своим численным преимуществом и предвкушающие легкую победу. Гонсалес видел воинов и боевых жрецов, которые наверняка мечтали захватить как можно пленников, получить новый костюм и поднять свой статус еще выше.

«Мерзавцы! — пронеслось в голове Фернана. — Вы, похоже, уже мысленно празднуете победу?! Думаете, что две сотни испанцев не сумеют разогнать вашу дикарскую орду? Собрались как на парад! Мечтаете о победе, о новых регалиях? Сегодня цвет воды в озере Тескоко станет алым от индейской крови!»

— Фернан, остынь, — прозвучал над ухом голос Себастьяна. — Стой в строю. Нечего нам мчаться навстречу дикарям. Зачем тратить силы? Сами сейчас подойдут, никуда не денутся.

Риос, прекрасно видя состояние друга, готов был уже ловить Гонсалеса, если бы тот, ослепленный гневом, рванулся вперед, в атаку на вражескую армию.

Фернан потряс головой, пытаясь вновь обрести хладнокровие. Бывалый Себастьян, конечно же, прав. Гонсалес оглянулся по сторонам, желая посмотреть на настроение своих соратников. Слева и справа более опытные солдаты точно так же увещевали наиболее горячих и вспыльчивых. И Фернан внезапно успокоился.

«А ведь наверняка все сейчас вспомнили битву при Отумбе, — подумал он. — И, кажется, наши солдаты верят, что сумеют повторить это чудо еще раз…»

— Держать строй! — разнесся строгий приказ Сандоваля.

Ацтеки как раз в этот момент вступили на дамбу. Раздалось многоголосое рычание морских раковин, а с вершины ближайшей пирамиды загрохотал огромный барабан. Пестрая человеческая река набрала разгон и покатилась вперед, навстречу небольшой плотине, состоящей из конкистадоров и их союзников. В воздух взмыли первые метательные копья, камни из пращей и стрелы. Опытные солдаты Сандоваля тут же выставили стену щитов, перегородив фронт и прикрывшись сверху. Сквозь эту преграду выдвинулись стальные жала длинных копий. Через минуту ацтеки нахлынули на неприятеля…

Когда-то испанцы сетовали на то, что на узкой дамбе невозможно развернуть нормальное наступление. То, что раньше больше всего их злило и раздражало, сегодня стало истинным спасением для конкистадоров. Многотысячное войско ацтеков никак не могло обойти маленький отряд с флангов, окружить и задавить числом. Атаковать по дамбе можно было максимум десятью воинами в линию, и пока первые ряды индейцев сражались, остальные бестолково топтались позади.

Фернан без устали бил копьем, стоя во второй шеренге на самом краю дамбы. По такой плотной толпе никто бы не смог промахнуться. Но вскоре пика застряла, пронзив сразу двоих индейцев. Он, собравшись с силами, толкнул древко в сторону, смахнув с края насыпи не только убитых, но и одного живого индейца. Тот, нырнув в воду, подплыл поближе и попытался ударить топором кого-то из испанцев по ноге, но один из конкистадоров зарубил его мечом.

Гонсалес тут же выхватил клинок из ножен. Солдат в первом ряду, получив рану, отшатнулся и сделал шаг назад. Фернан сразу протиснулся вперед и занял его место. Вкладывая всю ярость в рубящие и колющие удары, он окончательно обрел хладнокровие. Безудержный гнев его утих. Гонсалес вновь чувствовал себя частью одного огромного организма, который лишь в единстве черпает силу.

Строй испанской пехоты остался нерушим. Солдаты сражались слаженно и уверенно, не отступая ни на шаг. Впрочем, продвинуться вперед они тоже не смогли. Бесчисленные отряды ацтеков, толпясь позади своих первых рядов, напирали и тут же занимали места павших. Индейцы кричали, подбадривая сражающихся, и метали дротики по высокой дуге, надеясь поразить кого-то в тылу испанцев.

Но боем на суше император Куаутемок решил не ограничиваться. Из города, минуя заросли камышей и искусственные огороды, плыли сотни лодок. Сандоваль, сражающийся в самой гуще битвы, успел бросить лишь взгляд на эту армаду. Вспомнилось отступление из Теночтитлана. Если ацтеки нападут сейчас еще и с воды, то его отряду уже не на что надеяться. Индейцам не придется даже лезть в ближний бой. Им достаточно будет обстреливать столпившихся на дамбе конкистадоров с двух сторон. Щиты не спасут. Максимум через пару часов от его корпуса не останется ничего.