Закат Пятого Солнца

— Это и к лучшему, — продолжил Кортес. — Я не знаю, кто из вас присоединился к бунту. Я не хочу видеть в вас заговорщиков. Вильяфанья своим поступком всех оправдал и укрыл своих последователей от позорного звания предателей. Он дал вам еще один шанс начать все сначала и вести себя так, как и должно испанским солдатам. Храбрецам, которые думают о победе, а не о бесчестном бегстве на Кубу! Знаю, многим из вас кажется, что в этой войне победить невозможно. Но вспомните все, через что нам пришлось пройти…

Эрнан Кортес говорил… Он оживил в памяти соратников сражения, где, казалось, надежды на успех не могло быть никакой. Все сплеталось в его речи. Он сумел зацепить чувствительные струны гордости конкистадоров, которые не могли запятнать отступлением свою репутацию. Освежил ослабленное временем желание отомстить за погибших товарищей. Напомнил о несметных богатствах Теночтитлана, которые достанутся только храбрейшим. И к концу речи он, человек, что чудом избежал покушения, снова завоевал сердца тех, кто планировал его убить.

Наверняка среди заговорщиков оставались те, кого слова Кортеса не впечатлили. Но они, лишившись вожака, затаились и присмирели, получив наглядный пример того, насколько быстро и решительно может действовать генерал-капитан в критических ситуациях. Соратники Вильяфаньи, захваченные вместе с ним, были рассеяны между разными отрядами. За ними велось бдительное наблюдение.

И все же с того дня Эрнан Кортес уже никогда не чувствовал себя в безопасности даже среди испанцев. Он окружил себя дюжиной самых надежных телохранителей, которые посменно сопровождали его повсюду.

К тому же Кортес понимал, что затягивать нельзя. Нужно, чтобы люди увидели — Теночтитлан можно взять. Если он промедлит, то солдат снова одолеют сомнения. И тут, наконец-то, пришла обнадеживающая весть. Корабельщик Мартин Лопес закончил сборку и оснащение флота. Эскадра из тринадцати каравелл и бригантин могла защитить солдат на дамбах, да еще и позволяла сражаться с ацтекскими лодками на водах озера. Сейчас действительно пришло время атаковать столицу.

9. Шикотенкатль

Кортес готовился начать полномасштабное наступление. Благодаря многочисленным союзникам армия его очень выросла. Генерал-капитан не мог бы назвать ее размеры, но, видимо, она приближались уже к ста тысячам. Одна беда — настоящих солдат в войске было мало. Хорошо, если хотя бы треть. И половина из них тлашкаланцы. Остальные племена сражались редко, да и слишком уж робели перед ацтеками. Но на храбрецов из Тлашкалы Кортес надеялся крепко. Те, годами отстаивая свою независимость от посягательств Монтесумы, воевали постоянно. К тому же, бойцы ее жаждали рассчитаться с Теночтитланом за многочисленные попытки завоевания.

Генерал-капитан вышел из дворца. Перед глазами расстилалась площадь, на которой Альварадо гонял местное ополчение. Тренировались индейцы уже не одну неделю, под началом у любого из опытных испанцев, кто был в этот момент свободен. Увидев своего командира, Педро передал управление одному из подчиненных, а сам подошел к Кортесу.

— Плохо дело, Эрнан. Нам бы побольше времени. Туземцы вообще не понимают, что такое дисциплина. Приказы звучат как будто не для них! А уж заставить индейцев одновременно разворачиваться, отступать или наступать практически невозможно.

— Будь терпелив, Педро. Они веками воевали без нормального строя и тактики. Да и получается у них уже гораздо лучше, чем месяц назад.

— Ай! — Альварадо раздраженно махнул золотистой шевелюрой. — Меня только одно успокаивает — у ацтеков тоже хватает бестолкового ополчения. Но все же опытных солдат у них куда больше, чем у нас. Не говоря уже о прославленных ветеранах. Несколько тысяч воинов-орлов, воинов-ягуаров и куачиков — это не шутки. Все эти крестьяне тут же обратятся в бегство, стоит им только завидеть знаменитый желтый костюм куачика или заслышать боевой клич ягуаров. А разить бегущих солдат — плевое дело.

— Я найду выход, — пообещал Кортес.

— Эрнан, нужно каждое племя, примкнувшее к армии, усилить большим отрядом тлашкаланцев, — убежденно сказал Альварадо. — Ты и сам видишь, что бывшие подданные Монтесумы слишком робеют перед ацтеками. А вот храбрецы Тлашкалы никого не боятся.

Генерал-капитан уже и сам раздумывал над этим. Имея такое ядро из свирепых и бесстрашных горцев, можно было рассчитывать, что ополчение, по крайней мере, не разбежится, увидав ацтеков.

— Да, но кто будет управлять каждым таким племенем? — спросил Кортес. — Можно поставить во главе опытного тлашкаланца, но местных вождей оскорбит понижение в должности. Я уже советовался по этому поводу с Мариной. Она уверяет, что если мы вот так демонстративно покажем, что ценим тлашкаланцев выше прочих индейцев, то остальные народы не захотят терпеть подобное отношение. Как бы не оттолкнуть новых союзников.

— Ну так пускай воюют похрабрее, а не пускаются наутек, стоит им услышать, что на них движется армия ацтеков! — вспылил Альварадо. — Если индейцы хотят, чтобы к ним относились, как к храбрецам, то должны и вести себя соответственно!

— Думаю, твоя идея хороша. Пускай командуют тлашкаланцы. Уж на них-то мы можем положиться. А местных вождей вместо этого позову в свою свиту, — нашел выход Кортес. — Объявим, что приглашаем их в качестве советников. Это и честь, и способ сместить их без обиды. Вожди будут находиться рядом со мной, учить испанский язык, знакомиться с тактикой и стратегией. Им это тоже пригодится.

— Вот и славно, — кивнул повеселевший Альварадо. — Испанцы станут сражаться на передовой, а вожди Тлашкалы пускай следят за дисциплиной, а то, как бы в тылах не расцвело дезертирство.

В это время к Кортесу и Альварадо подбежала запыхавшаяся Марина. Растрепанные волосы, прерывистое дыхание и явная тревога в темных миндалевидных глазах. На нее это было непохоже. Марина всегда старалась выглядеть бодрой и уверенной в себе. Такой, чтобы никто из индейцев не заподозрил, что у испанцев могут быть хоть какие-то проблемы. Обеспокоенный Кортес сделал шаг навстречу девушке.

— Эрнан, среди ополчения ходят слухи, что Тлашкала отказывается тебя поддерживать!

— Да ты чего, Марина?! — рассмеялся Педро в ответ на такое абсурдное заявление. — Ну я бы еще поверил, если бы такое говорили про жителей Чолулы или Отумбы! Кто тебе это наплел?

— Вчера вечером Шикотенкатль… увел своих солдат из лагеря возле Тескоко, — Марине было не до шуток. Дышала она прерывисто. То ли от бега, то ли от волнения. — Они уходят обратно в Тлашкалу! Несколько тысяч… отборных солдат. А глядя на их пример, и остальные племена вскоре начнут разбегаться.

Смех Альварадо замер. В его голубых глазах начал закипать гнев, столь губительный для любого, кто осмеливался вызвать неудовольствие Педро.

— Шикотенкатль опять взялся за старое! Проклятый негодяй, да я…

— Объявляй общий сбор, Педро, — тут же скомандовал Эрнан Кортес. — Пускай Сандоваль возьмет полсотни всадников и объедет все индейские лагери в окрестностях города. А мы с тобой отправимся к тлашкаланцам.

Сам Шикотенкатль к обеду уже преодолел обычный дневной переход. Он спешил домой. Его солдаты шли с вечера и до полуночи, затем с утра и до полудня. За ним следовало около семи тысяч воинов. Некоторые, бесконечно преданные своему вождю, знали о его планах разорвать союз с испанцами. Они не сомневались в правильности такого решения. Это были ветераны, которые воевали против чужеземцев, когда те впервые вторглись в Тлашкалу. И на мир тогда они согласились неохотно.

А другие воины просто не задавали вопросов, выполняя приказ. Шикотенкатль велел идти в Тлашкалу. Обычное дело. Может, так решил сам Малинче. Например, чтобы контролировать находящуюся рядом Чолулу, чтобы та внезапно не вспомнила про свой многолетний союз с ацтеками и не ударила чужеземцам в спину.

«Машишкацин умер от поветрия. Чичимекатекутли остался в войске испанцев и собирается вместе с ними покорять Теночтитлан. В Тлашкале из влиятельных вождей остался только мой старый слепой отец, — думал Шикотенкатль. — Похоже, вот и настал момент, когда нужно действовать решительно. Я сумею захватить власть и стать единоличным правителем Тлашкалы. И солдаты моей родины не будут сражаться за чужие интересы!»