Страница 11 из 89
Сердце Виолетты сильно забилось, она относила это участие к влиянию Станмора.
— Благодарю вас от всей души, — сказала Виолетта.
— За что благодарить? Это очень естественно: я знаю вас с детства, и ваша мать была всегда добра ко мне.
Надежда, ожившая в сердце молодой девушки, снова исчезла; она сама не знала, каким образом выспросить то, что ей хотелось так сильно узнать, но хозяйка не заметила волнения, изображавшегося в лице Виолетты.
— Как все у вас здесь спокойно и мило! — проговорила наконец молодая девушка.
— Вы очень добры, — отвечала хозяйка, но домик наш кажется мне пуст, с тех пор как мы лишились нашего жильца.
— То есть мистера Станмора? — сказала Виолетта.
— Да, мистера Станмора. Он отъехал от нас совершенно неожиданно и можно сказать даже против желания.
— Как так, против желания? — спросила Виолетта.
— А вот как было дело: я сидела у окна, когда к калитке подошел неожиданно высокий господин мрачной наружности и холодно спросил меня; здесь ли его сын? — Ваш сын? — сказала я, — я не знаю его.
— О, нет, вы его знаете; он вот писал картину, которая лежит у вас на столе.
— Мистер Станмор? — сказала.
— Называйте его каким угодно именем, — возразил он, — оно не мешает ему быть моим сыном.
В эту минуту мистер Станмор возвращался из леса и вошел прямо в комнату.
— Я здесь, отец, — сказал он очень гордо, — и готов оправдываться, если вы этого желаете.
— Тогда оба они ушли в комнату мистера Станмора и так как стены были тонкие, то я могла услышать, что они сильно спорили. Через некоторое время отец вышел из дома в сильном волнении и отправился далее, не сказав ни слова. Через час вышел и сам мистер Станмор и попросил моего мужа перевезти его вещи на станцию Винчестера, говоря, что он с первым поездом отправляется в путь. Меня опечалил его отъезд оттого, что действительно трудно найти жильца лучше его. Он и сам казался очень расстроен. Да, кстати, мне вспомнилось одно обстоятельство, которое, по-видимому, касается вас, — сказала хозяйка, взглянув на Виолетту.
Яркий румянец покрыл лицо молодой девушки.
— Мистер Станмор говорил обо мне? — спросила она.
— В ту самую минуту, как он намеревался оставить дом наш, он поспешно обернулся ко мне и сказал: «Если вы увидите мисс Вестфорд, то скажите ей, что я начертил тот старый дуб, который ей так нравился и что мне было бы очень приятно, если бы она сходила к нему, чтобы живее его вспомнить, когда увидит мою картину».
Не странно ли было такое поручение?
— Да, — ответила Виолетта, по-видимому, очень равнодушно, — должно быть мистер Станмор говорил о том старом дубе на берегу озера, которым мы с братом часто любовались; но, к сожалению, у меня не достанет столько времени, чтоб сходить взглянуть на него, потому что мы завтра уезжаем отсюда.
Добрая женщина выразила крайнее сожаление об отъезде семейства; она уже несколько дней назад слышала о том, что Вестфордгауз переходит в другое владение.
С тяжелым сердцем вышла Виолетта из этого домика. Рафаель Станмор исчез без всякого следа, не оставя ей, которой он клялся в вечной любви, даже письма. Она никак не могла объяснить себе этого.
Между тем взошла луна и осветила открытые места своим бледным светом. Виолетта осматривала тихую местность с болезненным сердцем. «Может быть, я вижу в последний раз эту страну, в которой я была так счастлива», — подумала она. Потом, вспомнив слова Рафаеля, сказанные в отношении дуба: «Можно было подумать, что он хотел издеваться над моим горем, — продолжала она, — а между тем он сам был грустен, так, по крайней мере, говорила мне его хозяйка. К чему желал он, чтобы я еще раз сходила к тому дубу, под ветвями которого мы с ним так часто отдыхали? Но как бы то ни было, воскликнула она, глубоко вздыхая, — это его желание и я его исполню. Моя мать слишком занята сегодня, чтобы заметить мое отсутствие, и я сейчас же пойду к озеру».
При свете луны она безбоязненно шла по уединенным лесным тропинкам. В этот тихий вечер вид воды был как-то особенно хорош. Под густыми ветвями старого дуба, бросавшими далекую тень на траву, стояла скамья. Виолетта села на нее и предалась глубокому раздумью о потерянном счастье, которое так живо напоминала ей эта местность. Она прислонила голову к жесткой коре дерева и в первый раз, в продолжение всего этого горестного времени, горячие слезы потекли по ее щекам.
В эту минуту она заметила углубление в дереве, куда, как она вспомнила, Рафаель имел обыкновение ставить свой ящичек с красками. Не вложил ли он теперь письма для нее и не дал ли это странное поручение своей хозяйке, чтобы обратить ее внимание на это дерево? Виолетта немедленно нагнулась и поспешно начала рыть в углублении. Оно было почти наполнено мхом и старыми листьями; но, устранив все это, Виолетта заметила что-то белое и с жадностью схватила его. Да, это было письмо! Она напрягла свое зрение, но не могла ничего разобрать, кроме слова: «Виолетте», написанного на запечатанном конверте. Она положила его в карман и поспешила к дому.
Никогда еще, даже в счастливые дни свои, она не летела с подобной быстротой по узким тропинкам. Запыхавшись и очень утомившись, она достигла Вестфордгауза и, взяв в передней свечу, немедленно отправилась в свою комнату. Здесь она села к письменному столу и разломила печать конверта. Письмо было короткое и писалось, по-видимому, с большой поспешностью.
Оно гласило:
«Милая моя Виолетта! Обстоятельства, которых я тебе не могу объяснить в этом письме, неожиданно заставляют меня оставить Англию. Не знаю, когда буду в состоянии возвратиться, но как скоро это случится, я буду просить руки твоей. До тех пор прошу тебя адресовать твои письма в Брюгге poste restante. Скажи мне, что ты так же будешь непоколебима в верности ко мне, как будет тебе непоколебимо верен твой
Рафаель».
Нельзя выразить словами того утешения, которое принесло это письмо Виолетте. Женщина большого света не придала бы много значения уверениям Рафаеля, но доверчивому сердцу Виолетты они служили священною клятвой.
«Он меня любит, он мне верен!» — воскликнула она, — и когда он возвратится, я буду его женою! Но что он будет делать, когда найдет наш дом пустым? Ах, он сумеет везде меня отыскать!» Воспитанная в деревне, молодая девушка забыла, что Лондон походит на обширное море и что люди исчезают в нем как капля воды в океане.
ГЛАВА XI
На следующий день поутру Виолетта и мать ее оставили Вестфордгауз и отправились в наемной карете в Винчестер. Кроме своих платьев, белья и двух портретов Гарлея Вестфорда, они ничего более не взяли с собой, потому что акт Руперта Гудвина, который и сам мистер Мальдон признал действительным, распространился как на мебель, так и на серебро, находившееся в доме.
Ровно в час того же дня они прибыли на Ватерлооскую станцию в Лондоне, где ожидал их Лионель, мрачный и бледный, выказывавший теперь резкую противоположность с тем беззаботным студентом, веселость которого прежде распространялась на всех окружающих его. Он встретил мать свою и сестру, и после обычных приветствий они сели опять в наемную карету и, быстро проехав несколько маленьких переулков, остановились перед маленьким, но чистеньким домиком.
Лионель взглянул с грустным чувством на мать и подумал о горьком впечатлении, которое должны были произвести на нее эта мрачная улица и этот невзрачный домик в сравнении с прекрасным домов в их бывшем поместье.
— Здесь очень бедно, милая мама, — сказал он с чувством, пожимая руку матери, — но в настоящее время я не мог найти ничего лучшего сообразно с нашими средствами. Надобно будет потерпеть здесь, пока не поправятся наши обстоятельства.
— Душа моя, — ответила мать, с благодарностью посмотрев на сына, — мне было бы грешно жаловаться, когда судьба сохранила мне еще обоих вас.
Лионель употребил все старания, чтобы придать комнате несколько веселый вид. В камине горел яркий огонь, а на столе стояла ваза с первыми цветами весны.