Страница 4 из 7
У этого человека был иностранный акцент, или, подумал я, возможно, у него дефект речи. Может ли он увидеть меня, было его следующим вопросом. Я колебался.
Это случалось со мной и раньше, и с большинством других практикующих тоже — приходит незнакомец, и, прежде чем вы узнаете его, он очерняет некоего совершенно респектабельного Доктора Стоматологии или Доктора Медицины. Дантист вырвал здоровый зуб — дантист взял огромную сумму за новые протезы — они ему не подходят, он сильно страдает — он беден, стоматолог ничего не сделал — и так далее, до тошнотворной бесконечности. Словом: чудак, сумасброд, помешанный.
Но пока я колебался, мужчина зевнул, неучтиво прикрыв рот рукой, и я с удивлением заметил, что внутренняя часть его рта была странного синего оттенка!
Ошеломленный этим уникальным отклонением от нормы, я позволил ему войти. Затем я стал раздумывать, что бы сказать, так как он сам ничего не говорил, а с интересом оглядывал лабораторию. «Изложите ваше дело» было бы слишком резко, а «Почему у вас синий рот?» было бы слишком неловко. Тупик.
Задержавшись у крупномасштабной модели колпачка Голдпеппера (все еще незаконченной — доделаю ли ее когда — нибудь? Увы, кто знает?) этот странный человек сказал: «Я знаю все о тебе, дантист Голдпеппер. Великий ученый, ты. Человек могучего воображения, ты. Тот, кто восстает против узких горизонтов и жаждет воспарить в обширные и отдаленные миры».
Все, что я смог сказать, это: «И что же я могу сделать для вас?»
Все это было правдой; каждое его слово было правдой. В моем тщеславии скрывался мой крах. Я был обманут, как ворона с сыром в древней басне Эзопа.
Этот человек продолжал прямо и открыто рассказывать мне, что он был обитателем другой планеты. У него было два сердца, разве не поразительно? И, следовательно, две системы кровообращения. Два пульса — по одному в каждой руке, один медленный, другой быстрый.
Это напомнило мне ситуацию в Филадельфии несколько лет назад, когда было две телефонных системы — если у вас был только телефон Белла, вы не могли позвонить тому, у кого был только телефон Кейстоуна.
Внутренняя часть его рта была синей, как и внутренняя часть его век. Он сказал, что в его мире есть три луны.
Вы можете представить, что я чувствовал, услышав, что моя давняя мечта о контакте с иномировыми формами разумной жизни наконец осуществилась! И подумать, что они выбрали не президента Соединенных Штатов, не генерального директора ООН, а меня, Морриса Голдпеппера, Доктора Стоматологической Хирургии! Мог ли быть человек счастливее, мысленно спрашивал я. Я тихо рассмеялся и подумал: что теперь скажет мой кузен Натаниэль Померанс? Я был как воск в руках этого инопланетянина (у него было по шесть разных суставчатых пальцев на каждой), и я легко согласился никому ничего не говорить, пока вопрос о дипломатическом признании не будет решен на более высоком уровне.
«Непризнанность имеет свои преимущества, стоматологический хирург Голдпеппер», — сказал он с легкой улыбкой. «Никакого паспорта для вашего визита, тебе не нужно».
Отлично! Персональное приглашение посетить Гамму Проксимы Центавра, или как там называется эта планета! Но я чувствовал себя вынужденным взглянуть этому дареному коню в зубы. Почему они прибыли пригласить меня, а не, скажем, Оппенгеймера? Действительно?
«В его дарах не нуждаемся мы, Хирургический Голдпеппер. Мы вышли за пределы ядерной энергии так же далеко, как вы вышли за пределы энергии ветра. Мы можем измерить Вселенную, но в стоматологии как дети, мы. Приди и изучи своими талантами нашу науку, Великий Голдпеппер. Если ты скажешь: «Это: Да», тогда оно будет. Если ты скажешь: «Это: Нет», тогда оно не будет. Что касается науки стоматологии, нашим Эдисоном и нашим Колумбом ты будешь».
Я спросил, когда мы отправимся, и он ответил, что через восемь дней. Я спросил, сколько времени займет поездка. На мгновение я был озадачен, когда он сказал, что это займет не больше времени, чем пройти фут по полу лаборатории. Затем он открыл мне значение своих слов: Телепортация! Разумеется. Не нужно никаких звездолетов.
<p>
</p>
Моим следующим чувством было краткое разочарование тем, что я не смогу увидеть пылающие звезды в черном космическом пространстве. Но, в конце концов, не следует быть жадным в такую минуту.
Я не могу твердо заявить, что я ни разу не принимал и не соглашался принимать какую — либо оплату или вознаграждение за это путешествие. Я смотрел на это так же, как на работу, выполняемую мной для различных клиник.
«Должен ли я взять с собой книги? Оборудование? Что — нибудь?» — спросил я своего (если можно так сказать) проводника.
Он покачал головой. В первой поездке было желательно только само мое присутствие. Инспекционный визит. Отлично. Утром 8 ноября я написал краткую записку своему старому и дорогому другу, доктору Сэмюэлю Фаддерману, старейшему наставнику американской стоматологии (услышав эти слова, Старейшина тихо зарыдал в сложенные руки), и, после полудня, настолько взволнованный и восторженный, что я заметил в пункте своего назначения лишь то, что он находился к северу от Вашингтон Маркет, я сопровождал моего проводника в бизнес — центр в вышеупомянутом районе.
Он привел меня в темную комнату. Он щелкнул выключателем. Был гудящий шум, чувство сначала тяжести, потом невесомости, а затем появился странный свет.
Я больше не был на родной планете, где родился! Я находился в неизвестном мире!
Над моей головой три луны этой далекой планеты величественно плыли по небу, где я примечал незнакомые созвездия. Мне пришла в голову мысль, что поэты на этой планете должны будут искать другую рифму, поскольку луны (множественное число) не подходят к июню (единственное число). Один спутник был бледно — желтым, другой — коричневым, а третий — сливочно — розовым. Не зная названий этих лунных сфероидов на их родном языке, я решил называть их Ванилью, Шоколадом и Клубникой.
В то время, как мой разум был переполнен этими причудливыми фантазиями, я ощутил, что меня дернули за рукав, где его держал проводник. Он сделал жест, и я последовал за ним.