Страница 2 из 15
Почти потеряв самообладание, он бежал по шпалам, в сторону восходящего солнца, изображая из себя курьерский проезд. Но если не всё, то этот его забег, его закончился удачно. Его остановили путевые рабочие и объяснили, что не стоит куда-то там бежать и при этом мешать ремонтным работам по замене шпал.
Одна из путейщиц, тридцатилетняя Василиса Акнокарова, почему-то, судорожно глотая слюну, тихо и томно сказала ему:
– У вас, оказывается, Аркадий Дмитриевич, такие большие и красивые… глаза.
Ничего не ответив на такой вот несуразный комплимент, он оглядел себя с ног до головы и определил, что он совершенно голый. Если конечно не считать фуражку на голове верхней одеждой.
В общем, заботливые путейцы обмотали его трепетное тело тряпками, служившими обтирочным материалом, показали Палахову, где находится его дом. После этого, Аркадий Дмитриевич, конечно же, пришёл в себя. Но не целиком, а фрагментами. В душе он понимал, что голым, абсолютно без одежды, на железнодорожных путях могут появляться только поезда, и совсем не потому, что им абсолютно нечего на себя надеть. А человек, к примеру, не пассажирский экспресс, а высокоразвитое существо. Ему обнажатся никак нельзя. Аморально, безнравственно, неприлично даже в том случае, если есть, что показать.
А на следующий день при встрече с командиром дивизии генерал-майором Курмечкиным, ему пришлось немного оправдываться за свой опрометчивый поступок. Но все слова Плахова самый большой начальник части имел свой нерушимый и железобетонный контраргумент.
– Я глубоко уважаю занятия физкультурой и спортом, – заверил почти бывшего подчинённого командир дивизии. – Но если вы решили, Аркадий Дмитриевич, совершить пробежку по железнодорожным шпалам ранним утром, то можно было бы, хотя бы, надеть на себя трусы, а не офицерскую фуражку. Но я вас… тебя, Аркадий, пригласил к себе совсем по другому поводу.
– Я в курсе, Михаил Ефремович. Я уже это почти… пережил.
– Вот и хорошо. К слову замечу, что у нас, в части, после вашего ухода будет гораздо больше женщин, сохранивших лебединую верность своим мужьям. Частично в этом тоже кроется причина вашего ухода от… нас.
– Прошу, конечно, прощения, но вы, товарищ генерал-майор, рассуждаете, как гражданин Соединённых Штатов Америки или тех европейских стран, которые они капитально подмяли под себя.
– Это как же ты смеешь, Палахов, оскорблять меня и сравнивать с какими-то придурковатыми Рембами! – Курмечкин вскочил с кресла, сверкая жёлто-зелёными глазами. – Меня боевого российского генерала сравнить чёрт знает с чем! Кто же тебя такого вот мерзкого права удостоил? У тебя нет никаких полномочий и рекомендаций свыше меня оскорблять!
Понятное дело, Палахов смутился, чуть-чуть опешил, извинился и дал пояснение по поводу своих таких вот сравнений.
Самым первым делом Аркадий Дмитриевич напомнил генералу, что они там, в жуткой, заокеанской стране, узаконили супружеские браки мужиков с подобными себе… по половым признакам. Да и с женщинами такое вот дикое чудо твориться. А если ты ещё, образно сказать, не будешь извращенцев приветствовать и целовать моральных уродов и психически больных в задницу, то можешь и тюремный срок схлопотать. Запросто, за антитолерантность.
Получается, что даже во сне побывать в стране такой вот кошмарной… демократии будет противно и страшно. А ведь там ещё и люди живут. Среди них, кстати, подавляющее большинство нормальных. Но не потому они придерживаются основополагающих традиционных семейных ценностей, что у каждого из них на пару пирожков больше, чем, к примеру, у россиянина. Они сами по себе, остались людьми.
А речь совсем не о них, а вот о тех господах и дамах, которые всё перепутали…Этим вот и гордятся. Чем-то ведь… надо. Кроме того, там у них от полицейского запросто пулю можно в лоб получить только за то, что ты вырастил на своём участке замечательные, не состоящие из генных модифицированных организмов, помидоры или даже редиску. Такая вот… удивительная страна.
С этими доводами и аргументами Палахова генерал Курмечкин был согласен, но не совсем понимал, к чему клонит его бывший подчинённый. Но Аркадий Дмитриевич выражал таким вот образом свою обиду и непонимания по той причине, что его молодого, красивого и здорового отправляют в запас. А ведь он нормальный человек, не извращенец, не вступает в половые отношения с мужиками, с животными, деревьями, чемоданами, с поздравительными открытками… Тем более, он, Палахов, истинный патриот своей страны, а не искажённый и нелепый.
Генерал Курмечкин терпеливо выслушивал его, иногда очень часто моргая глазами. Он совсем не возражал, против того факта, что американцы весьма и весьма зомбированы и по велению кланов и возможных президентов США заражены неизлечимым патологическим, как бы, патриотизмом. Особенная нация. Вероятно, что они и в туалет по какой-либо нужде отправляться не только со звёздно-полосатым флагом, но со слезами на глазах, исполняя гимн своей единственной, самой великой, справедливой, демократической (и т. д.) страны.
– У нас вот, в России, Михаил Ефремович, всё естественно, – пояснил Палахов. – Мы – мужчины и женщины – приносим радость друг другу при… возможности и желании. Все такие действия служат для успешного… продолжения рода. А уж если кто и согрешит пару там десятков раз, то, что… обязательно его сразу же в запас отправлять?
– Не в этом основная суть, Аркадий Дмитриевич, и причина коренится гораздо глубже, – успокоился командир дивизии. – Сейчас численность наших войск кое-где сокращается, да и в Китае тоже. У нас очень… нормальные военные технические возможности. Мы, вполне, в случае мерзкого недоразумения сможем очень быстро и коротко объяснить американцам, немцам и прочим… латышам, что они не правы. Так что, у нас в дивизии под сокращение попадают тридцать с лишним прекрасных офицеров.
– А в случае чего…
– А в случае военной необходимости, дорогой товарищ Палахов, мы быстро призовём на воинскую службу и вас, и поёдете вы со своим батальоном или, может быть, полком по их вражеским руинам с добрыми молодцами официально устанавливать там настоящую демократию. Настоящую! А не эту… мерзость во всех смыслах и понятиях. Может быть, мы там, за Океаном, да и в Европе… кое-какой, горох потом будем сеять. Он очень полезен для здоровья.
– После ядерного удара, товарищ генерал, сеять что-то… съедобное не полагается. Это они всякое ГМО едят. А нам зачем? Ведь даже кони после таких вот морковок и укропов могут очень быстро уйти в мир потусторонних… лошадей.
– Учиться надо было, уважаемый Аркадий Дмитриевич, а не за каждой бабой бегать, извините,– укоризненно заметил командир дивизии.– Приятно, что у вас за плечами технический университет и вы – электрик с высшим образованием. Да ещё вот военная кафедра была. А если бы вы постарались, хотя бы, заочно поступить на учёбу в общевойсковой военный институт или училище, то… кое-что бы знали по этой теме.
– Ну вот, товарищ генерал, теперь вы меня укоряете за то, что я…
– Не укоряю, а констатирую, что в академию после, простите, военной кафедры путь у вас был закрыт. Так вот потому вы и попали под… сокращение. Но ведь и пенсия у вас будет неплохая. Ведь вы до майора дослужились быстро и без проблем. Вам нет и сорока, а вы вот… уже…
Спорить с молодым командиром дивизии Палахов не стал, да и больше не хотел. Бесполезно. Ведь лучше вступать в дискуссию с городским троллейбусом. Пусть он в военной академии не обучался, но посообразительней будет. Но генералу – генералово, а майору – майорово…
Полушёпотом генерал Курмечкин сообщил бывшему сослуживцу и в недавнем прошлом своему подчинённому Палахову, что «у нас и наших друзей имеется такое оружие, что…». Одним словом, этим господам, которые весь мир обобрали, обгадили и многие страны разбомбили, будет достаточно и того, что имеется… у нас. Применение атомного оружия уже почти и не предвидится.