Малюта. Часть 2

Глава 12

В начале зимы боярин Иван Петрович Фёдоров-Челяднин вместе с князем Иваном Андреевичем Куракиным-Булгаковым приехали в Александровскую слободу по требованию царя. Старик Фёдоров всячески пытался показать свою храбрость. Временами он, правда, говорил такое, что казалось, будто он давно простился с рассудком. Когда сани Фёдорова-Челяднина остановились перед палатами государя, то он, вылезая из них, отпихнул поспешившего к нему на помощь Васютку Грязного.

– Не лезь, пьяный бес! Без тебя вылезу из саней, – выругался Фёдоров и дерзко посмотрел на государя, который, одетый в черные монашеские одежды, встречал его на крыльце, – привёз меня сюда, чтобы смерти предать? Сначала людишек своих подсылаешь с письмами подложными, а после меня, старика, заставляешь в зиму ехать в твой вертеп?

– Где же ты вертеп тут увидел? – спросил царь у боярина Фёдорова. – Это в Москве у вас вертеп. Говорят, что украли всё, что только можно украсть.

– Как где вертеп? – словно не слыша царя и обводя всё взглядом, сказал Фёдоров. – Вот он вертеп! Ты сам как смеешь в монашеской одежде стоять, когда женат? А люди твои, скоморохи окаянные, все в чёрное выряжены, а к сёдлам собачьи головы приторочили и метлы. Уж не на шабаш ли они сюда летают?

– А ты, боярин, чем браниться, лучше скажи, почему сам одел царские одежды да требуешь к тебе обращаться не иначе, как «государь»? – спросил у Фёдорова Васютка Грязной.

– Изыди, сатана! Не мне, боярину, тебе, псарю, отвечать.

– Я тебя, старый и верный боярин, – с вкрадчивой улыбкой сказал царь, – позвал, чтобы ты мне со мной бремя власти разделил. Я облачился в монашеские одежды и посему буду просто игуменом, а ты, нарядившись в царские, правь теперь.

Князь Иван Андреевич Куракин, близкий друг Фёдорова, приосанился. Будучи человеком глупым и трусливым, он всю дорогу плакался боярину Фёдорову-Челяднину, рассказывая, как боится государя. Но увидев, как дерзко с ним говорит его попутчик и друг, Иван Андреевич решил, что опасность миновала, правда, самому что-то сказать ему было по-прежнему боязно.

Малюта, стоящий чуть поодаль, с усмешкой посмотрел на боярина Фёдорова. Он ожидал, что тот вновь начнёт браниться, желая перед смертью побольше досадить государю, но старик, видно, совсем из ума выжил. Уже давно поговаривали, что Фёдоров не в своём уме, но поначалу в такое верилось с трудом. Видно, не врали люди. Правда, хоть боярин от старости умом и ослаб, но мошну свою наполнял исправно, смело пользуясь тем, что назначен был царём начальником казённого приказа, то есть ведал царскими ценностями и торговыми делами самого царя. Куда он всё это копит, злобно подумал Малюта, будто на тот свет унести хочет.

– Давно пора тебе наречь нового царя, раз сам не можешь править. Во что ты превратил государство Российское – не уважают теперь ни род знатный, ни серебро. Верные люди твои должны тайком себе награду из казны брать, так как ты, тиран и глупец, не можешь дать им её сам. Хорошо, что добровольно царство отдаёшь, а не то силой забрали бы. Меня умертвил бы – все князья и бояре за меня встали бы, и тогда тебе бы, Иван, места на Руси уже не нашлось бы.

– Ну, царь Иван, – обратился к Фёдорову Иван Васильевич, – иди и садись на моё место. Вы, бояре, идите клянитесь ему в верности, а я останусь простым игуменом.

Фёдоров подошёл к царю и трясущимися от нетерпения руками вырвал из рук государя золотой посох, а затем сорвал с головы чёрную шапку, повертел её в руках и брезгливо бросил на землю.

– Царь Иван, – вновь обратился к Фёдорову Иван Васильевич, – оставь мне только слободу Александровскую, чтобы я с братией мог бы здесь молиться.

– Да забирай! – буркнул Фёдоров и направился прямиком в царские палаты, а Куракин, удивлённый таким течением дел, чуть ли не вприпрыжку поскакал за ним следом.

Некоторые из опричников не выдержали и рассмеялись. Молча стояли только Басмановы – Алексей и два его сына, Малюта да князь Афанасий Вяземский.

Государь с опричниками не спеша проследовал за боярином Фёдоровым, который тем временем уже уселся на золотом троне, надев на голову царскую шапку и взяв в руки державу.

Князь Куракин, желая проявить рьяность к новому царю, опустился перед ним на колени и громко и торжественно проговорил:

– Клянусь быть верным тебе, царь-батюшка, и верно служить тебе.

– Ты первый, кто поклялся мне служить, а посему жалую тебе сорок тысяч рублей из государевой казны, – торжественным голосом произнёс Фёдоров. Видно было, что он всю жизнь хотел произнести эти слова.

– Щедро новый царь деньги государственные раздаёт, – выругался Малюта, толком не понимая, что происходит.

Неужто и впрямь царь Иван Васильевич решил передать царство этому дураку? Тогда пропала Россия – хоть на меч бросайся. Впрочем, улыбка, которая блуждала на лице у истинного царя, оставляла надежду на то, что всё это потеха.

– Ну! – закричал Иван Васильевич. – Кто ещё на колени перед новым царём станет? Ты, Вяземский, или ты, Басманов? Грязной Васютка?

Опричники боязливо косились на государя, но клясться в верности новому царю не решались.

– Раз ты теперь не царь, то сам сначала поклянись в верности Ивану Петровичу Фёдорову, – сказал Фёдор Басманов, сын Алексея, за что тут же получил от отца удар под дых.

– Замолкни, дурень! Глумится государь, не видишь? – прошипел на ухо скорчившемуся от боли сыну Алексей Басманов.

– Ну чего, царь Иван, – вновь обратился к Фёдорову государь, – давно, наверное, хотел меня на коленях видеть? Хочешь, чтобы я тебе в верности поклялся? Видишь – они все боятся. А скажи, сколько ты мне тысяч из казны дашь? Тыщ тридцать?

– Тебе, игумен, дам пять тысяч на восстановление монастыря и из царской милости дозволю тебе иметь жену вопреки церковным канонам.

Малюта не выдержал и отвернулся, чтобы не расхохотаться. Совсем боярин Фёдоров глуп. Не дай Господь дожить до того, когда уже разум твой в могилу просится, а ты всё жив.

– Спасибо тебе, царь, – с лживой улыбкой сказал Иван Васильевич, – а моей братии можно тоже жён иметь? Дозволишь?

Князь Куракин поёжился, увидев эту улыбку на лице царя. А что, если тот не по-настоящему от царства отрёкся? Да нет, тут же успокоил себя князь. Если бы не по-настоящему, то разве посох золотой отдал бы и трон свой уступил бы? Всё, новый теперь царь!

– Чего пустое спрашиваешь, – набравшись духу, произнёс Иван Куракин, – не смей, игумен Иван, у царя милость выпрашивать. Он тебе и так Александровскую слободу пожаловал, а тебе всё мало!

Иван Васильевич покивал головой, подошёл к своему трону и низко поклонился новому царю.

– Здрав буде, великий царь земли Русской! Ты принял из рук моих честь, столь тобой желаемую, – проговорил Иван Васильевич, обнажая кинжал, который висел у него на поясе, – но имея власть сделать тебя царём, имею власть и низвергнуть!

Государь с размаху вонзил кинжал в грудь сидящего на золотом троне боярина. Фёдоров повалился на пол, прижимая руку к окровавленным одеждам. В этот же момент в руках опричников появились сабли и они, подбежав к боярину, принялись сечь его на мелкие кусочки.

Царь Иван Васильевич подошёл к Куракину. Тот в страхе прижался к стене и с ужасом смотрел на государя.

– Опоил меня Фёдоров! Волю подчинил! – стал неумело оправдываться князь Куракин. – Никогда я не предал бы тебя в своём уме, государь! Говорю тебе, государь, колдовство всё это! Как убил колдуна, так морок спал!

– А сорок тысяч рублей? Часом, не они тебя обморочили? Малюта, возьми этого человека и допроси его как следует. Выведай, кто против меня крамолу чинит!

***

Тяжёлая дубовая дверь со скрипом отворилась, и перед князем Иваном Андреевичем Куракиным в свете факела появилась фигура.

– Так потехи ради поклялся в верности государю! Потехи ради! Видел, что всё это шутка, и решил государя позабавить! – закричал что было мочи князь Куракин, бросаясь в ноги вошедшему в камеру Малюте. – Сжалься!