Спецназовец. Власть закона

Пистолета на месте не было.

– Давай-ка без нервов, – послышался из гостиной глубокий, прямо-таки оперный, хорошо знакомый Юрию бас. – Между прочим, за такое хранение оружия тебя следовало бы разжаловать, отдать под суд и загнать, куда Макар телят не гонял, годков эдак на десять.

– Сядем все, – скидывая туфли, устало процитировал героя культовой комедии Юрий. – Проникновение со взломом или как там это трактуется в Уголовном кодексе… Ай-ай-ай, а еще генерал!

Разувшись, он прошел в гостиную. Здесь горел торшер, в свете которого презентабельно и заманчиво поблескивали расставленные на журнальном столике фарфоровые чашки, блюдца и кофейник из нержавеющей стали, который при некотором напряжении фантазии можно было счесть серебряным. Помимо этих причиндалов, под торшером поблескивал еще один предмет, а именно голая, как колено первоклассницы, глянцевитая, изуродованная страшным, бугристым многоконечным шрамом плешь. Ниже плеши располагались темные солнцезащитные очки, которые тоже обладали светоотражающими свойствами и, как следствие, тоже поблескивали. Еще ниже, грозя развалить сработанное по старинке, на совесть, кресло, помещалось плотное, не толстое, но неправдоподобно широкое, почти кубическое, налитое нечеловеческой силой, упакованное в недорогой серый костюм тело его превосходительства.

– Здра’жла, – вяло поздоровался Якушев и повалился в свободное кресло. – О, кофеек!

– Угощайся, сынок, – разрешил генерал Алексеев.

– С удовольствием, – сказал Юрий. – Обожаю, когда меня угощают в моем доме моим же кофе!

– Экий ты, брат, мелочный, – нейтральным тоном заметил генерал.

Якушев неопределенно хмыкнул и взялся за ручку кофейника. Кофейник был горячий – не теплый и даже не очень теплый, а вот именно горячий – что называется, с пылу с жару. «Совпадение, случайность», – подумал Юрий и едва сдержал нервный смешок, поскольку совпадение, случайность и генерал ФСБ Алексеев сочетались так же плохо, как селедка, парное молоко и ананасный джем.

– Сколько лет, сколько зим, – нараспев продекламировал Якушев и шумно отхлебнул из чашки. – Чему обязан, господин товарищ генерал?

– Что ты, ей-богу, как маленький, – с оттенком раздражения и досады пробасил Алексеев. – Что за обиды? Я сто раз говорил, что тебе с твоим… э… творческим подходом к работе в строю не место. Ты прирожденный оперативник в самом широком, прямом и изначальном смысле этого слова. Ты же по природе своей одиночка, а тебе подавай погоны, берцы и строгую субординацию! В солдатики не наигрался?

– А играть в специалиста по тайным ликвидациям я даже начинать не хочу, – сообщил Юрий и снова с шумом хлебнул кофе. – Зачем мне такая жизнь? Вот, взять для примера хотя бы и сегодняшний вечер…

– Лучше не надо, – наливая себе кофе, посоветовал генерал.

– Почему же нет? Ну выпил…

– Это заметно.

– А я и не прячусь, потому что не от кого! Отстранен от несения службы – слыхали?

– Не без того.

– Ну вот видите…

– Ты еще поплачь. А генералов по мордасам хлестать – это тебе семечки?

– Да пусть сажают! – сказал Юрий. – От этого ведь ничего не изменится: как был он дубиной, так дубиной и останется. Тот осел, что меня подстрелил и едва одним махом не отправил к праотцам девять живых душ, действовал по его приказу. Господину генералу, судя по всему, было обидно, что операция заканчивается без единого выстрела с нашей стороны, вот он и подсуетился… Что ему за это – в ножки поклониться?

– Нормальный строевой офицер поклонился бы, – заметил генерал Алексеев. – Причем с удовольствием. С подобающим, я бы сказал, пиететом.

– Офицер или холуй?

Генерал вздохнул и пригубил кофе.

– Могу только повторить, – сказал он, – что строевая служба – не твоя стезя. Ты худо-бедно укладывался в рамки, пока ходил в сержантах, а майорские погоны для тебя – непосильный груз. Сам ты в том, чтоб тебе в ножки кланялись, не нуждаешься – прямо скажем, невелика честь, – а перед баранами, у которых на погонах звезды крупнее, чем у тебя, спину гнуть тоже не хочешь – гордый. И что дальше: охранником в супермаркет?

– Идея, – сказал Якушев. – Как это я сам не сообразил? Ведь лафа же! Отработал смену и свободен. Нет, вы сами подумайте! Вот был бы я, как вы предлагаете, киллером…

– Да не киллером! Терпеть не могу это слово!

– Так дело ведь не в слове, а в сути…

– А суть – полевой агент с широкими полномочиями.

– Ну, предположим. Идет, стало быть, полевой агент с широкими полномочиями в клуб, встречает там девушку – мало того что красавицу, так еще и родственную душу, студентку родного факультета… И что в итоге? У красавицы внезапно заболевает любимая бабушка, полевой агент в расстроенных чувствах возвращается домой и застает там постороннего гражданина…

– Так уж и постороннего, – вставил генерал.

– А откуда ему, полевому агенту с широкими полномочиями, знать? Свет тусклый, в кресле сидит какой-то хрен… простите, человек и нагло сосет его, полевого агента, кофе. А он же не кто попало, он – агент! С широкими, как вы помните, полномочиями. То есть ствол у него не в сейфе и даже не в куртке, что в прихожей на вешалке висит, а при себе. Вынимает он этот ствол и, не задавая вопросов, – шарах! За не сложившуюся личную жизнь. С досады, в общем. Следующий кадр – траурная процессия, палисандровый гроб и ордена на бархатной подушечке…

– На палисандровый я не заработал, – признался генерал.

– Сочувствую.

– А родственная душа – это кто? Темненькая такая, смазливенькая, с точеной фигуркой? Обычно называется Таней, а в кульминационный момент, когда клиент уже, считай, созрел, вдруг берет и надевает очки… Две трети мужиков от этого буквально с ума сходят…

– Че-го-о?!

– Чего слышал. Эту клофелинщицу весь Центральный административный округ в лицо знает. Я, когда к тебе шел, обратил внимание на трансформаторную будку. Не помнишь, что там на двери написано?

Изогнувшись в кресле, Юрий достал из заднего кармана джинсов расплющенную в блин пачку, выковырял оттуда сморщенную кривую сигарету и прикурил от одноразовой зажигалки. Ему вдруг вспомнилось, как он закуривал там, в клубе, – грохочущая музыка, чередование ослепительного света и тьмы, услужливо поднесенная барменом зажигалка и его взгляд – полунасмешливый, полусочувственный…

Юрий несколько раз подряд глубоко затянулся горьким дымом. Времени, чтобы подумать, хватило.

– Здравствуйте, бабушка, – сказал он. – Как самочувствие?

– Спасибо, немного полегчало, – хладнокровно ответил генерал Алексеев. – А ты, внучок, впредь будь хоть чуточку осторожнее. В твоем возрасте уже пора научиться отличать порядочных женщин от… гм…

Непечатный эпитет господин генерал проглотил, из чего следовало, что настроение у него нормальное и никакого форсмажора в его жизни на данный момент не наблюдается. «И то хлеб», – подумал Юрий, чередуя затяжки с глотками. Протрезвел он уже давным-давно, но демонстрировать это пока не торопился.

– Значит, вы меня пасли, – сказал он. – А зачем, если не секрет?

– Хочешь честно? – проникновенно произнес генерал. – Я пока и сам толком не знаю.

Якушев демонстративно зевнул и посмотрел на часы.

– Ух ты, уже два! – ужаснулся он. – Метро давно закрылось… Как же вы домой-то доберетесь, Ростислав Гаврилович?

– Не паясничай, – строго одернул его Алексеев. – Если мне не по чину палисандровый гроб, это не значит, что я не могу позволить себе поездку на такси. И вообще… Вообще, сынок, ты сильно-то не ершись. Я действительно пока не могу сказать тебе ничего определенного, это все скорее из области предчувствий… Но что-то мне подсказывает, что у нас вот-вот образуется дело как раз по твоему профилю.

– То есть?..

– Это трудно объяснить, н-но… Ну, ты же помнишь этого своего террориста, из-за которого у тебя вышла… гм… размолвка с Копытиным?

– Как не помнить!

– Его фамилия Орешин. Орешин Станислав Степанович. По образованию геолог, последние три года работал в представительстве независимой коммерческой экспертной компании, занятой в основном оценкой запасов полезных ископаемых в различных месторождениях по всему шарику…