Страница 2 из 3
— А… — Он почему-то осёкся. — Да не, она пустая была.
Руслан взглянул на него с недоверием, но быстро обулся и первым вышел во двор. Серый повесил на руль велосипеда две прозрачных канистры и сумку с пластиковыми бутылками и выкатил его за дверь. В лицо дохнуло осенней прохладой — лёгкой и чистой, совсем не такой, как в городе. В густой темноте горели три световых пятна: самое мощное от налобного фонаря Серого и два послабее от наших мобильников. Широкая асфальтовая дорога терялась во мраке. Ветер стих, и огромные сосны стояли неподвижно, будто затаившись. Тишину нарушал лишь мелодичный звонок велосипеда. Луна глядела сквозь облака бледно-жёлтым подслеповатым глазом. Руслан рассказывал анекдоты, а Серый то и дело подкалывал меня. Каждый из нас скрывал свой страх, как мог. Тогда я не знал, что наилучший способ признаться в трусости — это обвинить в ней другого.
Нам всем свойственно приписывать себе несуществующие добродетели и преувеличивать свою смелость и отвагу. Кто из нас не говорил: «Уж я бы врезал ему на твоём месте!» и не подозревая о том, что быть непобедимым супергероем, лёжа на диване, очень легко, и неизвестно, как любой из нас поведёт себя, столкнувшись с реальной опасностью. Сейчас я склонен думать, что в тот вечер жизнь испытывала нас, и страшно представить, что было бы с нашими родителями, если бы этот экзамен на прочность не выдержал никто. Хотя, быть может, после нашей гибели они наконец осознали бы свои грехи: мать Руслана пожалела бы о своём легкомыслии, а мой отец навсегда забыл бы про алкоголь.
Серый предложил срезать угол, чтобы не делать по асфальтовой дороге крюк. Никто не стал с ним спорить: мы боялись обвинения в трусости и были рады, что темнота скрывает наши истинные чувства.
Направив фонари на лесную тропинку, мы шли по ней, спотыкаясь об узловатые корни и шурша ворохами листвы. Серый «со звездою во лбу» пытался косить под отважного диггера, хотя больше походил на ёжика в тумане. Вдруг он остановился и замолчал. На его ярко освещённом лице появилась гримаса ужаса. Он открыл рот, чтобы заорать, но смог лишь прошептать чуть слышно:
— Пацаны… Это… Это…
Я проследил за его взглядом и увидел под деревом овальный, чуть вытянутый, светящийся предмет, присыпанный прошлогодней листвой. Я хотел бежать, но какая-то необъяснимая сила потянула меня вперёд. Сердце колотилось где-то в горле. Подойдя ближе, я различил голову — грязно-розовую, безбородую и абсолютно лысую. Она смотрела на меня пустыми чёрными глазницами. Щёки, круглый подбородок и широкий нос были перемазаны кровью и грязью.
Тут Руслан совершил поступок, на который никогда не отважился бы ни один из нас. Он медленно пошёл к голове.
— Руся, Руся, стой, убьёт… — шептали мы.
Руслан занёс было ногу, чтобы пнуть призрака, но вместо этого бережно взял голову в руки и поднял. Затем он разворошил ногой жухлые листья и выудил из-под них крошечный карманный фонарик.
Серый, втянув голову в плечи, попятился назад. Руслан, продолжая держать голову под мышкой, двинулся на него. Слова, которыми он наградил приятеля, я приводить здесь не буду, скажу лишь, что приличными в этом монологе были лишь предлоги и междометия.
— Ссыкун паршивый! Ещё и пугать нас вздумал! Манекен для массажа у сестры утащил! Думаешь, я не понял, зачем ты покурить выходил, чмо тупорылое? Ещё и полную канистру спрятал, чтобы нас из дому выманить!
Серый упал, споткнувшись о корень. Он сморщился от боли и заскулил, нянча ушибленную ногу. Тут я обрёл дар речи.
— Стой! Зачем его бить, он и так по жизни наказанный!
Я прыгнул на Руслана сзади и обхватил руками изо всех сил.
— Хватит, Макс.
Руся сбросил меня с плеч и, с трудом переводя дыхание, стал искать забытый велосипед. Он сунул голову манекена в сумку и внимательно осмотрел велик.
Руслан хорошо владел собой, но тогда он, наверняка, отлупил бы Серого, если бы я его не остановил. Конечно, остановил я его вовсе не физически — он был крупнее и сильнее меня — а морально. Шутка Серого была гадкой, но Руслан всё-таки смог удержаться от удара и пожалеть его.
— Пошли, пацаны.
Я помог встать морщившемуся от боли Серому. Он поднялся, проковылял пару шагов и беспомощно осел на землю.
— Шуток не понимаете, — процедил он сквозь зубы.
Мы двинулись дальше. Хвоя трещала под ногами, мне было жутко неудобно тащиться по шишкам и корням. Руслан вёз велосипед Серого, а я вёл его самого. Непутёвый шутник держался за моё плечо, как раненый солдат. Мы думали, что наши приключения закончились, а они меж тем только начинались.
Луна утонула в тучах, и толстые стволы сосен теперь освещали лишь три наших фонаря. Расшвыривая прелую листву, я жалел, что не остался дома с уютной компьютерной игрой в телефоне. Я напряжённо всматривался в темноту, ожидая, когда наконец между стволами мелькнут хилые огоньки фонарей, но они всё не появлялись, и тропинка совсем не спешила упираться в асфальт. Серый кряхтел, цепляясь за моё плечо, Руслан, таща велосипед, сражался с шишками и корнями. Вдруг Руся остановился и глубокомысленно произнёс:
— Серый, я не знал, что твоё настоящее имя Сусанин. Мы заблудились.
Он озвучил мысль, которой боялись все трое.
— Да как?! — вскипел Серый. — Как мы могли заблудиться? С детства тут хожу!
— Ладно. Давайте пометим дерево. Так хоть будем знать: кружим мы или нет. У кого есть жвачка?
Я нашарил в кармане «Орбит», и Руся прилепил к одной из сосен фонарик, так напугавший нас.
Мы двинулись дальше. Лучи наших фонарей тревожно подрагивали, касаясь мощных, неприступных стволов. Правый кроссовок ужасно натёр ногу: в спешке я не расправил носок, и теперь пятка горела так, будто её прижигали раскалённым углём.
— Отдохнём, — не выдержал я.
— Давай я его потащу, — предложил Руслан, — идём, надо выбираться отсюда.
Велосипед надоедливо подскакивал на корнях. Всматриваясь в темноту, я надеялся увидеть долгожданные огоньки и боялся уткнуться носом в злосчастный фонарик друга. Натёртая пятка отвлекала меня от страха. Когда впереди издевательски блеснул огонёк Серёжкиного фонаря, я хотел было сесть на пенёк и закатить истерику, но нежелание прослыть слабаком ещё теплилось во мне, и вместо традиционного: «Мы все здесь подохнем» я выпалил:
— «Давайте отрежем Сусанину ногу!» — «Не надо-не надо, я вспомнил дорогу!»
Серый усмехнулся:
— Отрежешь — сам на хребте меня потащишь. — Взглянув, куда показывает луч моего смартфона, он громко расхохотался. — Мы ходим кругами! Куропаткин не выпускает нас…
Я отшвырнул велосипед.
— А-ха-ха, — заливался Серый, — скоро сами призраками станем! Будем пугать математичку! А-ха-ха! Задачами по ночам…
Я взял его за ворот куртки и хорошенько встряхнул. Тут за деревьями забрезжило слабое сияние. Оно вовсе не было зловещим, а лишь нежно дрожало, мерцало и завораживающе таяло.
— Эй, пацаны, что это?
— Уже не смешно, — буркнул Серый, сильнее вцепившись в Русино плечо.
Мне стыдно признаться, но я уже хотел бросить товарищей и дать дёру, но сияние стало окружать нас со всех сторон. Не было ни бесформенных теней, ни скелетов, ни мертвецов — лишь слабый серебристый свет, дрожащий между деревьями. Между тем, лес был тих и неподвижен: не дрогнула ни одна ветка, не закачалась еловая лапа. Казалось, если бы сейчас раздался хоть лёгкий треск сухих сучьев, хоть слабый крик ночной птицы, и наваждение развеялось бы как дым. Но нет, нас окружали лишь темнота, серебристый свет и тишина.
Дрожа от страха, я вцепился в Русино плечо с другой стороны. В моей памяти промелькнул один из самых счастливых дней моей жизни. В те времена отец ещё не пил и часто брал меня с собой за город, и мы катались по лесному шоссе. Садясь за руль, он сажал меня на колени и разрешал порулить. Конечно, он никогда не выпускал руля из рук, но я был полностью уверен что веду машину сам. Позже отец попал в аварию и лишился своей любимой «Лады Калины».
В те страшные мгновения прошлая жизнь казалась мне особенно далёкой и даже нереальной. Реальным был лес и надвигающаяся смерть. Мы прилипли друг к другу как замерзшие хомячки в картонной коробке. Мрак слабел, лесом будто овладевало наступающее утро. Вдруг на земле что-то блеснуло. Я прищурился и увидел старинную монету. Она лежала на куче опавших листьев, поблёскивая рельефом двуглавого орла. Монета лежала далеко, но я мог различить даже корону, когти и крылья. Обе головы смотрели в стороны, хищно раскрыв клювы.