Страница 22 из 27
Солнце краем задело горизонт, когда ребята добрались до своей улицы и разошлись по домам: никто их не хватился и не искал, потому что мальчики 10-12 лет считались уже вполне самостоятельными и ответственными за свои поступки, а преступлений против детей в их городке никогда не было и не предполагалось. Худшее, что могло произойти – это утонуть в речке, как случилось однажды с девочкой в прошлом году, но до сезона купания было ещё далеко и купаться можно было после того случая лишь в нескольких местах и под надзором взрослых.
Ванины бабушки сидели на лавочке возле ворот, отдыхая после забот воскресного дня и обсуждая уличные слухи с соседями, которые тоже, на исходе дня, вышли на улицу и расселись на лавочки, которые были возле каждого дома.
– Где тебя носило весь день, даже обедать не пришёл? – С притворной строгостью спросила бабушка, для которой внук был не только обузой, доставшейся от дочери, но и предметом гордости за школьные успехи Вани.
– С ребятами ходили на озеро, разоряли вороньи гнёзда и ловили гольянов, потом разожгли костёр и жарили гольянов и вороньи яйца, – объяснил Ваня своё отсутствие в течение дня, на что бабушка укорила внука: – Надо было сказать мне, что собираетесь в лес, а то мы уже волноваться начали, что нигде тебя нет поблизости, даже в кино денег на билет не просил.
– Это кино я уже видел, потому и не просил денег на билет, а в лесу гораздо интереснее, чем здесь на улице болтаться, – возразил Ваня.
– Иди в дом, там на столе тебя ждет кружка молока и ломоть белого хлеба на ужин. Этот хлеб мы купили на базаре у колхозников, ещё купили белой муки и через неделю на Пасху будем печь пироги и плюшки, – закончила бабушка воспитание внука и продолжила беседу со своей матерью, прабабушкой Вани, которая лузгала семечки подсолнуха во всё время разговора.
Про Пасху мальчик знал, что это бог, которого нет, воскрес и что-то ещё, но плюшки любил и потому с радостью пошёл в дом, чтобы поужинать молоком с хлебом. Гольяны и яйца ворон конечно насытили ребят, но белый хлеб с молоком был гораздо вкуснее лесной добычи.
На дворе солнце закатывалось за горизонт, в доме наступили сумерки, и Ване пришлось зажечь керосиновую лампу, чтобы не ужинать в потёмках.
После ужина, мальчик достал с полки книгу про индейцев Фенимора Купера и продолжил увлекательное чтение этой книги, что взял в библиотеке. Он и поход на озеро затеял потому, что уже прочитал две книги про лесную жизнь индейцев в Америке, и ему захотелось испытать эти приключения на себе. Поход в лес оказался удачным, и Ваня решил повторить такие вылазки летом: главное в лесных походах – это найти себе пропитание, а не нести еду из дома – про такое написано в книгах об индейцах.
Через полчаса или больше, когда за окном совсем стемнело, возвратились бабушки с уличных посиделок, расстелили свои кровати для ночного сна, причём кровать в комнате была лишь у бабушки Ани, а прабабушка Дуня спала на большом сундуке, что стоял на кухне у двери, но зимой, в холода, прабабушка спала на лежанке русской печи.
У Вани тоже не было своей кровати, и он спал на раскладушке в комнате рядом с бабушкой, потому что места в комнате для кровати не было. В доме была ещё маленькая комната, но там жила двоюродная сестра Вани, ученица десятого класса. Она приехала из Москвы, погостить у бабушки летом и решила остаться здесь, чтобы закончить среднюю школу – так ей понравилось в этом небольшом городке, чего Ваня совсем не понимал: как можно променять красивую жизнь в Москве, что показывают в новостях кино, на их простую жизнь в городке. Эта сестра, Наташа, считалась уже взрослой и потому ещё не объявилась на ночь со своих девчачьих дел.
Бабушки и внук улеглись, оставив на кухне, зажжённой керосиновую лампу, но убавив фитилёк, чтобы Наташа, войдя в дом, не бродила в темноте и не будила спящих.
Ваня лёг на свою раскладушку, вспоминая события минувшего дня, который ему очень и очень понравился путешествием в весенний лес около озера и незаметно уснул вполне довольный своей жизнью.
Советское детство провинциала
(Из повести «Осенняя поездка в прошлое»)
В канун своего семидесятилетия профессор Домов посетил маленький сибирский городок – свою малую родину, где прошли его детство и юность. На ночлег он остановился у дальних родственников, как и в предыдущие годы.
На следующий день, погожим и прохладным утром, Иван Петрович вышел из дома гостеприимных хозяев, чтобы пройтись по улочкам родного городка, посетить памятные места детства и юности, может встретить прежних знакомых – в общем, совершить всё то, зачем он и приехал сюда.
Вначале он пошёл к дому своего детства – благо идти было всего два квартала сельских домиков.
Вот и дом его детства. Он стоит, как и прежде, на углу двух улочек и за прошедшие годы не покосился и не врос землю – как соседние дома. Новые хозяева подвели под дом новый фундамент из бетона, взамен деревянных столбов, и заменили нижние венцы сгнивших в земле брёвен, заодно и оштукатурив стены дома, чтобы лучше держалось тепло зимой. В остальном дом не изменился: та же крыша листового железа, покрашенная суриком, те же деревянные ставни с резным узором и даже столбы ворот остались прежние.
Не стало только старых дворовых построек: сарая и амбарчика – вместо них во дворе стоит рубленая баня и навес для дров.
Иван Петрович сел на лавочку у дома напротив, пристально вглядываясь в дом своего детства. В этом доме было две комнаты и кухня, половину которой занимала русская печь с лежанкой. По тогдашним меркам дом был большой, хотя сейчас и издали он казался совсем маленьким. Городскому жителю после многоэтажных домов все сельские дома кажутся маленькими и тесными, но это обман зрения: внутри таких домов достаточно места для всех – так ему казалось в детстве. В этом доме и начиналась его жизнь.
Рождён он был вне брака и с родителями никогда вместе не жил, а всё детство жил с бабушкой и прабабушкой.
Мать потом вышла замуж за – другого, здесь же, в городке, и переехала к нему. Через год у них родился сын, а отец Ивана Петровича в том же году уехал в Таджикистан, где и умер от туберкулеза лёгких в возрасте 36-ти лет.
Ребёнком он был слабым, болезненным и бабушка потом говорила, что они думали, не выживет, но как-то всё обошлось.
В тот год закончилась Великая Отечественная Война победой Советского союза – так называлась тогда страна, над фашистской Германией. Страна была полуразрушена, жили бедно, а иногда и впроголодь, но был у людей какой-то энтузиазм от одержанной победы и вера в будущее, которое всем казалось лучшим и, несомненно, близким. По крайне мере, как он себя помнит, никто не сетовал на тяжелую жизнь, люди были уверены в себе, спокойны и доброжелательны.
Это оставшиеся в памяти впечатления раннего детства, а помнит Иван Петрович себя, и то отрывочно, лет с пяти или даже старше. До школы, а учиться он пошёл в восемь лет, помнится только несколько эпизодов. Так в доме бабушки, в большой комнате на низеньком детском стульчике сидит мужчина и он – маленький ребёнок, бежит к нему. Наверное, это был его отец, а ему не больше полутора лет, потому что отец вскоре уехал и позже он его видеть не мог. А если был не отец, то почему именно это осталось в памяти?
Ещё помнится, как в детском саду он проснулся ночью: был карантин от кори и все дети ночевали в саду, гремела гроза, лил дождь и в открытую форточку влетел светящийся шар, размером с детский мячик. Он встал и начал ловить его, но это не удавалось, а потом шарик вылетел в другое окно и раздался грохот: то ли гром, то ли от этого шара. Потом, уже вспоминая этот случай, Иван Петрович понял, что это, наверное, была шаровая молния, а может быть ему и померещилось от болезни, но шар этот он ловил вместе с приятелем.
Дальше, лет в шесть, они втроём убежали из детсада на речку, купаться. Хоть там и было мелко, но его приятель попал в яму и стал тонуть, Иван Петрович – а тогда просто Ваня, схватился за приятеля и вместе с ним пошёл на дно, за ними и третий тоже, а плавать не умел никто. Каким-то образом, нащупав дно, им удалось выбраться, ну и конечно всем попало потом и в саду и дома.