О большой стратегии

Поэтому Берлин был удивлен – хотя, пожалуй, и доволен, как человек, удачно сыгравший озорную шутку, – когда популярность его зверушек стала лавинообразно расти, причем задолго до появления интернета. Их стали упоминать в журналах и книгах. Появились даже карикатуры, вообще не требовавшие объяснений[11]. В университетских аудиториях профессора начали спрашивать у своих студентов: «Является ли Х [речь могла идти о любой исторической личности или литературном персонаже] „лисой“ или „ежом“?» Студенты начали спрашивать у своих профессоров: «Что лучше [в этот или любой другой момент], быть „ежом“ или „лисой?“» И те и другие начали спрашивать самих себя: «К какому из этих полюсов должен стремиться я?» Затем: «Смогу ли я там удержаться?» И, наконец: «И кто же я, в конце концов?»

Благодаря оксфордской вечеринке, фрагменту из Архилоха и эпосу Толстого, Берлин нечаянно открыл два лучших приема, позволяющих оставить неизгладимый след в области мысли. Первый – выражаться в дельфийской манере – известен всем прорицателям с незапамятных времен. Второй – подражать Эзопу: сделай выразителями своих идей животных – и они станут бессмертными.

Геродот, живший с 480-х по 420-е годы до н. э., мог слышать о «лисах» и «ежах» Архилоха (680–645 годы до н. э.). Он цитировал поэта в другом контексте и, таким образом, мог знать его стихотворение – если оно сохранилось к тому времени, – в котором «лисы» и «ежи» впервые появились[12]. Даже если это и не так, трудно читать повествование Геродота об Артабане и Ксерксе, не чувствуя в советнике беспокойную «лису», а в монархе – самоуверенного «ежа».

Артабан говорит о цене, которую приходится платить – в виде огромных усилий, нехватки еды, нарушения коммуникации, падения боевого духа и всего остального, что может пойти не так, – при перемещении любой большой армии через любое пространство на воде или на суше. Для достижения успеха нужно идти на слишком большие риски. Разве Ксеркс не понимает, что «бог разит молнией» только тех, кто замахивается на большие дела, в то время как малые начинания не вызывают его раздражения? Артабан призывает Ксеркса разобрать мосты, распустить армии и отправить всех домой, где худшее, что их может ждать, – это новые страшные сны.

Ксеркс, оплакивающий тех, кого не будет в живых через сто лет, мыслит шире и дальше. Если смерть – цена жизни, то почему же не заплатить меньшую цену за то, что сделает жизнь достойной памяти? Зачем быть царем царей, если тебя забудут? Укротив Геллеспонт, он уже не может остановиться. Мосты должны куда-то вести. Великие армии имеют с собой все необходимое, чтобы ничего не могло пойти «не так», а если это все же случится, чтобы это не имело значения. «Нас ведет бог, поэтому, когда мы сами начинаем наши многообразные предприятия, нас ждет успех»[13].

Артабан придает значение внешним условиям, зная, что ландшафт может помочь армии или создать для нее трудности, что флот никогда полностью не контролирует море, по которому идет, и что предсказать погоду не в состоянии ни один смертный. Полководцы должны различать ситуации, в которых они могут действовать, и обстоятельства, которые они должны принимать, полагаясь только на то искусство, которое допускается обстоятельствами. Ксеркс же преобразует внешние условия вокруг себя. Он обращает воду в почву (более или менее твердую), наводя мосты через Геллеспонт. Он обращает твердую землю в воду, прорывая канал через полуостров Афон – из «чистой гордыни», говорит нам Геродот, – чтобы его кораблям не приходилось огибать его[14]. Царя не волнует, какие обстоятельства он должен принять: он готов сровнять с землей любое препятствие на своем пути. И доверяет он только божественной деснице, наделившей его такой властью.

Близорукий Артабан видит прямо перед собой столько вещей, что его врагом становится само их многообразие. Дальнозоркий Ксеркс видит только дальнюю перспективу, где устремления совпадают с возможностями: такая простота – это прожектор, который освещает ему путь. Артабан постоянно меняет свое мнение. Цель его поворотов и зигзагов, как и у Одиссея, – привести его домой. Ксеркс, пересекая Геллеспонт, становится Ахиллом. Его единственным домом станут будущие повествования о совершенных им деяниях[15].

Так что у этой «лисы» и этого «ежа» нет никаких точек соприкосновения. Артабан, предостережения которого не услышаны, отправляется на восток от Абидоса и исчезает из книги Геродота, который его больше не упоминает. Ксеркс идет на запад, взяв с собой свою армию, свой флот и своего историка[16], а также всех последующих летописцев персидского нашествия. Геллеспонт, граница между континентами, теперь также разделяет два образа мышления, которые предвосхитил Архилох, которые потом популяризирует Берлин и которые в конце XX века будут определены еще точнее благодаря новым достижениям социальных наук.

Задавшись целью понять, чем определяется точность наших прогнозов, Филип Тетлок, американский исследователь в области политической психологии, собрал вместе со своими помощниками 27 451 прогноз по вопросам международной политики за период с 1988 по 2003 год, данный 284 «экспертами»: сотрудниками университетов, государственных учреждений, исследовательских центров, международных организаций и СМИ. Книга Тетлока «Экспертное политическое суждение», вышедшая в 2005 году и полная таблиц, графиков и уравнений, содержит результаты этого самого обстоятельного из когда-либо проводившихся исследований о том, почему одним людям удается предсказывать будущее, а другим – нет.

«Кто были эксперты – их профессиональный опыт, статус и т. д., – едва ли хоть на йоту меняло результаты, – делает вывод Тетлок. – Как и то, что они думали, – были они либералами или консерваторами, реалистами или институционалистами, оптимистами или пессимистами». Но то, «как думали эксперты – их стиль мышления, – имело значение». Важнейшей переменной оказалась самоидентификация в качестве «лис» или «ежей», когда экспертов ознакомили с определениями этих терминов, по Берлину. Результаты были однозначны: «лисы» оказались намного более искусными предсказателями событий, чем «ежи», чьи прогнозы были близки к результатам шимпанзе, играющего в дартс.

Пораженный этими результатами, Тетлок попытался выяснить, чем отличались его «лисы» от его «ежей». «Лисы» опирались в своих прогнозах на интуитивное «совмещение разнообразных источников информации», а не на выводы, полученные на основе каких-то «основополагающих схем». Они сомневались в том, что «туманный предмет политики» когда-либо мог бы стать «объектом точной науки». Лучшим из них было «свойственно рассуждать с самоиронией», «не принимая ни одну мысль без критики». Однако они обычно слишком умствовали (слишком тщательно обосновывая свои утверждения), чтобы удержать внимание аудитории. Ведущие ток-шоу редко приглашали их повторно. Люди, от которых что-то зависит, считали, что у них нет времени их выслушивать.

«Ежам» Тетлока, напротив, чужда была самоирония, и они отметали всякую критику. Агрессивно используя широкие формулировки, они «в нетерпении щетинились на тех, кто „не сечет“». Когда вырытые ими интеллектуальные ямы становились слишком глубокими, они просто-напросто рыли глубже. Они становились «пленниками своих предубеждений» и своего самодовольства. Их громкие и яркие заявления хорошо было цитировать, но имели мало общего с тем, что происходило потом.

На основе всего этого Тетлок вывел «теорию правильных суждений», согласно которой «самокритичные мыслители лучше понимают противоречивую динамику развивающихся ситуаций, более осторожны в оценке собственных прогностических способностей, лучше помнят свои ошибки, менее склонны к их оправданию, более расположены к своевременному пересмотру своих представлений и – благодаря всем этим положительным качествам – имеют больше шансов реалистично оценивать вероятность будущих событий»[17]. Иными словами, у «лис» получается лучше.

11

Berlin, The Hedgehog and the Fox, p. xv – xvi.

12

Herodotus, I: 12, p. 38.

13

Ibid., VII: 8, 10, p. 469, 472. См. также: Tom Holland, Persian Fire: The First World Empire and the Battle for the West (New York: Doubleday, 2005), p. 238.

14

Herodotus, VII: 8, 22–24, p. 469, 478–79; Holland, Persian Fire, p. 212–214.

15

Подробнее о различиях в стратегии Ахилла и Одиссея см.: Lawrence Freedman, Strategy: A History (New York: Oxford University Press, 2013), p. 22; Лоуренс Фридман, Стратегия: Война, революция, бизнес (Москва: Кучково Поле, 2017), с. 34.

16

Конечно, не буквально. Хотя Геродот тогда уже родился, он был еще ребенком.

17

Philip E. Tetlock, Expert Political Judgment: How Good Is It? How Can We Know? (Princeton: Princeton University Press, 2005), особенно pp. xi, 73–75, 118, 128–29. Выводы, сделанные Тетлоком, популярно изложены в Dan Gardner, Future Babble: Why Expert Predictions Are Next to Worthless, and You Can Do Better (New York: Dutton, 2011). Тетлок и Гарднер, в свою очередь, совместно написали следующую работу – Superforecasting: The Art and Science of Prediction (New York: Crown, 2015).