Доктор Красавчик

– Я думаю, этому найдётся объяснение. – Говорю я, сама до конца не веря.

– О, да. – Закатывает глаза она. – Ровно так же, как и тому, почему никто не должен знать о вашем романе, да? И о том, почему его рука лежит на талии этой Нелли? И о том, почему он пожирает её глазами? У Дубровского на всё всегда находится объяснение!

Последние слова сказаны так громко, что несколько коллег оборачиваются и смотрят на нас.

– Алиса готовится к интервью. – Отмахивается от них Катя.

Я встаю, взбешённая её поведением, хватаю сумочку и бросаюсь к выходу из офиса. Плевать на Барракуду, на её задание, на Катьку с её грубостью, мне срочно нужно привести сейчас свои нервы в порядок!

– Алис, да подожди ты! – Догоняет меня подруга уже возле лифтов.

– Что? – Разворачиваюсь к ней, нацепив на лицо решительность. – Хочешь сказать мне ещё что-то обидное?

– Да я не… – Мнётся она.

– Неужели, ты не видишь, что я и так расстроена из-за этого снимка в газете? Зачем меня добивать?

Катя кладёт мне руки на плечи и заглядывает в глаза.

– Прости, Алис. – Она вдыхает и выдыхает. – Я… я хотела тебя поддержать, правда. Просто обидно стало. Я же тебя люблю, и ты достойна лучшего, чем все эти тайные отношения, а тут ещё этот снимок. Ты же знаешь, я этому твоему Дубровскому никогда не доверяла! Кому, как не нам, знать, какое самомнение у этих звёзд. – Катя притягивает меня к себе, крепко обнимает, затем отпускает и снова смотрит в лицо. – Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. Расскажи ему, поставь ультиматум: если он тебя любит, то не должен больше скрывать ваших отношений!

– А я и не стремлюсь афишировать наши отношения. – Спокойно отвечаю я. – Если для его карьеры важно держать всё в тайне, пусть будет так. Тем более, что Барракуда тоже будет в бешенстве, если узнает о нашей связи.

Катя вздыхает.

– Тогда, хотя бы, пусть объяснит, что у него с этой Нелли.

– Я ему позвоню. – Обещаю я.

– Позвони лучше сразу его агенту. Или продюсеру. Или кому-то из приближённых. – Подруга берёт меня за руку. – Позвони, пусть проведёт тебя к нему на съемки. – Она сжимает мою ладонь в своей. – Тем более, повод есть: ты должна взять у него новое интервью.

Эта подсказка оказывается как нельзя кстати.

– Хорошо.

Через пять с половиной часов я уже в другом городе: вышагиваю по широкому павильону, заставленному декорациями. Девушка-ассистент, встретившая у входа, проводит меня через дебри коммуналок, общежитий, богатых залов – декорации сменяют одна другую, затем мы останавливаемся у одной из гримёрок.

– Там. – Указывает она, и её взгляд падает на часы. – У него ещё минут десять перед началом следующего этапа съёмок.

– Спасибо. – Киваю я и направляюсь к нужной двери.

– Да не за что. – Отвечает девица.

Я стучу в дверь, на которой криво приклеена бумажка с фамилией «Дубровский».

Он отзывается не сразу.

– Войдите. – Слышится после паузы.

– Никита, это я. – Говорю, протискиваясь в узкое помещение, заставленной мебелью, зеркалами и реквизитом.

– А-а, ты… – Нахмуривается мужчина, закатывая рукава на рубашке.

Моё сердце затапливает нежностью. Едва заглядываю в его родные до боли светло-синие глаза, вспоминаю все наши бурные ночи и все совместные ленивые завтраки.

– Я тебе звонила, но ты не отвечал. – Улыбаюсь я, не решаясь сделать шаг.

– Привет. – Он делает это за меня. Приближается, сгребает меня в свои объятья. Трётся колючей, едва начавшейся пробиваться щетиной о мою щеку и торопливо тычется губами в губы. – А я даже не знаю, где мой телефон. Суета, сама понимаешь! Съёмки!

– Конечно понимаю. – Улыбаюсь я.

Мой взгляд падает на смартфон, лежащий на туалетном столике рядом с его часами и кошельком, но я решаю промолчать – мало ли, чего не бывает в такой суматохе.

– Ты… чего примчалась? – Спрашивает Никита, выпуская меня из объятий.

– Мне нужно поговорить.

– Что? Машину мою разбила? – Усмехается он.

Но едва заметное напряжение выдают его застывшие уголки губ.

– Ты же знаешь, я в офис езжу на своей. – Напоминаю я.

«Никто не должен знать, что мы встречаемся».

– Да-да. А что тогда?

– Я… видела снимок в газете. – Произношу эти слова, и моё сердце сжимает тоска. – Ты обнимал ту девушку… Нелли.

– Ах, это. – Его губы искривляет раздражённая усмешка.

– Это правда? Между вами… что-то есть?

По моей спине пробегает холодок.

Никита делает два шага назад, берёт со стула галстук и нервно прилаживает к воротнику.

– Очень похоже на допрос. – Брезгливо говорит он.

Мне вдруг становится стыдно за то, что я потребовала объяснений. Я понимаю, что это неправильно, и что имею право знать правду, но осанка любимого мужчины, его недовольный взгляд, напряжённое лицо заставляют меня съёжиться и пожалеть о том, что набросилась на него с расспросами вот так – с порога.

– Мы с тобой живём вместе. – Напоминаю я, делая шаг в его сторону. – Никит, я должна знать, честен ли ты со мной. Если это кадр со съёмок, так и скажи. А если вы с ней встречаетесь…

– Да, мы встречаемся. – Дубровский расправляет плечи.

– Что?

У меня ноги слабеют от противной беспомощности. Унизительно слышать такое от того, кем не могла надышаться всё то время, пока мы были вместе.

– Новая стратегия моей пиар-команды. – Говорит он как-то обыденно и даже буднично, будто сообщает мне, что купил круассаны на завтрак. – Мы теперь встречаемся с Нелли. Для всех вокруг – мы пара. Мои имиджмейкеры считают, что это отличный ход для развития моей карьеры. Пока мы оба на пике, для нас это не только обмен аудиторией, но и возможность создать нехилый шум вокруг наших персон на ближайшие пару лет. Тайные встречи, робкие свидания, первое признание на людях, ссоры, примирения, расставания, воссоединение и прочее – всё это шикарные информационные поводы на будущее.

– Н-никита, а как же я? – Вырывается у меня.

Сердце клокочет где-то в горле, глаза обжигают слёзы.

Я отказываюсь верить в то, что ему самому приятна мысль о том, чтобы изображать с кем-то любовь. Это же просто озвученный им чей-то чужой текст. Не может же он вот так легко поставить меня перед фактом, что для всего мира он теперь будет чужим женихом, а не моим?!

– А что ты? – Улыбается Никита. Подходит, берет меня двумя пальцами за подбородок и притягивает к себе. – С тобой у нас всё по-прежнему, детка.

– Но на людях ты собираешься целоваться с другой?! – Вырываюсь я. – Я правильно поняла?

На его глаза опускается ледяная завеса. Дубровский меняется в лице.

– Слушай. – Цедит он, бросая нервный взгляд на часы. – Препираться тут с тобой мне сейчас некогда, меня ждут на площадке. Если у тебя есть ещё вопросы, обсудим их дома, ладно?

Мужчина выдавливает подобие улыбки, берёт со спинки стула пиджак и направляется к двери.

– Никита!

Дубровский оборачивается, и я понимаю, что не узнаю его. Холодный, равнодушный, циничный. Кто это, вообще?

– Что? – Выдыхает он, явно давая мне понять, что я напрасно трачу его бесценное время.

– Я… беременна.

Мои руки дрожат, поэтому я сжимаю их в кулаки. Мне кажется, эти два важных слова должны волшебным образом всё исправить, но этого почему-то не происходит.

– В смысле? – Переспрашивает Никита.

Кажется, он не расслышал.

– Без смысла. – Пожимаю плечами. – Я беременна.

– Это шутка? – Хмурится он.

Мне не нравится эта напряжённая складка, пролёгшая меж его бровей.

– Я ношу под сердцем твоего ребёнка, – объясняю я, настороженная его реакцией.

Мне хочется оставаться спокойной и уверенной, но голос меня подводит.

– Сделаем вид, что я не слышал этого. – Мужчина вдруг грубо хватает меня за локоть и подталкивает к двери. Мы выходим в тускло освещённый коридор с высокими потолками, и уже там он останавливается, достаёт из кармана пиджака несколько купюр и суетливо вкладывает мне в руку. – Это на аборт.