Доктор Красавчик

После утренних обследований я достаю телефон и захожу в сеть. Ввожу название клиники и фамилию врача. Мне почему-то тепло от того, что я знаю, где находится кабинет этого важного доктора, и волнительно от того, что, если повезёт, я узнаю о нём ещё хоть что-то.

Интернет сообщает, что Красавин с отличием окончил лечебный факультет медицинской академии, затем поступил в клиническую ординатуру, в которой провёл ещё пару лет. Затем у него была стажировка в европейских урологических клиниках, затем работа врачом-урологом уже на родине. Потом он защитил свой первый диссертационный труд, стал кандидатом медицинских наук, совмещал научную деятельность с основной работой, и в этом году защитил вторую диссертацию. Ему присвоена степень доктора медицинских наук по специальности урология.

Мой мозг усиленно складывает числа.

Значит, ему сейчас тридцать четыре или тридцать пять? Конкретной информации на этот счёт нет, поэтому я листаю дальше и, наконец, вижу его фото. Нечёткое, явно с какого-то пропуска или с другого документа, но оно заставляет меня на мгновение отвлечься от пронизывающей боли.

Нет, у него нет хобота.

Я впервые вижу его лицо, и в груди разрастается жар.

Вспоминаю глубокий, низкий голос доктора, от которого точно так же разливается баюкающее, согревающее тепло по всему телу, и улыбаюсь. Черты его лица такие же чувственные и красивые, как его голос, а губы такие же мягкие и манящие, как и глаза.

Боже, чем таким они меня обезболили, что я так брежу наяву?

Мои пальчики летают по экрану, пытаясь отыскать профиль Красавина во всех известных соцсетях, но нигде ничего не нахожу. Меня это почему-то сильно расстраивает, но тут на глаза попадается его страничка в Инстаграме.

Никакой личной информации, только профессиональная, но и её минимум. Несмотря на это, я внимательно просматриваю все его посты и отмечаю, что написаны они с долей эмоций и здорового сарказма.

«А у тебя есть чувство юмора, доктор», – отмечаю я.

Мне это нравится.

Определённо нравится.

Теперь этот истукан не кажется таким уж каменным.

И больше всего мне интересно, как же выглядит его улыбка, если она вообще появляется хоть иногда.

Я проглядываю все имеющиеся в профиле фотографии, но на всех них он максимально собран и серьёзен. И лишь на паре снимков можно заметить добродушную полуулыбку или же усталую ухмылку.

Но мне и этого достаточно, чтобы расцвести. Фантазия журналиста позволяет мне в красках додумать, как Красавин смеётся над какой-нибудь шуткой, качая головой, и вот я уже снова улыбаюсь.

– Доброе утро. – Отвлекает меня чей-то голос.

В комнату входят сразу двое врачей.

– Здравствуйте. – Я прячу телефон под подушку и сажусь.

– Так, посмотрим, – невысокий полноватый мужчина заглядывает в карту, – ясно. Как ваше самочувствие? Режущие боли при мочеиспускании? Боли в пояснице?

Он спрашивает что-то ещё и ещё, а я путано отвечаю, ощущая при этом разочарование и надежду.

«А где Доктор Красавчик? Он придёт?» – проносится в мыслях. И этот вопрос кажется сейчас куда более важным, чем боль в пояснице и думы о том, как жить дальше после предательства Никиты.

– Где локализована боль сейчас?

Я показываю.

Этот врач кажется мне рассеянным и совсем некомпетентным. А ещё он без маски и постоянно улыбается мне. Шутит, ободряет и даже пытается флиртовать.

– Если что-то не так, сразу сообщайте, хорошо? – Он касается моего локтя, а я подаюсь назад и брезгливо кутаюсь в халат.

Перед глазами встаёт лицо Красавина с фотографии в интернете. Смугловатая кожа, чётко оттенённая светлым воротом рубашки, и правильные черты лица: прямой, ровный нос, чувственный рот с симпатичной мягкой «галочкой» на верхней губе, блестящие чёрные волосы, приведённые в порядок аккуратной стрижкой, и густые тёмные брови. Идеальная мужская красота: не совершенная, не смазливая, спокойная.

– А… где доктор Красавин? – Вырывается у меня, когда делегация во главе с незнакомцем уже собирается покинуть мою палату.

– А сегодня не его смена. – Бросает он с улыбкой, и они уходят.

Не его смена.

Ясно.

Через час в динамике телефона раздаётся визг Барракуды:

– Нельзя было заболеть в другое время, Кукушкина?

– Простите, что не согласовала это с моей почкой. – Отзываюсь я, меряя шагами палату и стараясь дышать ровно. – Представьте, ей вздумалось выяснить свои отношения с камнем именно сейчас!

– То есть, ты никак не сможешь провести интервью?

– Только если Дубровский не согласится приехать в отделение урологии. – Не выдерживаю я. – Как думаете, стоит у него об этом спросить?

Может, он и поухаживает за мной здесь, и подержит банку с мочой? Чем чёрт не шутит.

– Кукушкина!

Мне приходится отстраниться от трубки, чтобы в уши не влились потоки ворчания истеричной шефини.

– Я передам свои заметки и наработки тому, кто возьмётся за интервью, – наконец, не выдержав, добавляю я, – а теперь простите, мне нужно пойти и пописать в банку.

Я сбрасываю вызов.

Пусть увольняет.

Разве может быть что-то хуже этой боли?

Но телефон трезвонит вновь. Я выхожу в коридор и нажимаю «принять»:

– Если вы хотите наорать на меня ещё раз…

Но меня перебивает голос отца:

– Алиса, ты где? – Он взволнован.

– Я… а, привет. – Мой путь лежит через столовую, и я останавливаюсь, чтобы посмотреть на клейстер из каши и серого цвета котлетки в тарелках других пациентов.

«Фу-у-у». Меня начинает мутить.

– Я спрашиваю, ты где?!

– Пап, я не могу пока с тобой встретиться, у меня много работы. – Вру я.

Стараюсь быстрее покинуть это место. Удушливый запах тушёной капусты, зажарок и кислого молока проник уже, кажется, под самую кожу. Мне дурно, очень дурно.

– Что это за звук?

– Где? – Бормочу я, ускоряя шаг.

Мои братья по несчастью, словно сговорившись, начинают громче стучать ложками по тарелкам. Откуда у них аппетит? Я что, одна мучаюсь от боли в этом отделении?

– Где ты, дочка?

Надо же, вспомнил, что я его дочь.

– Я перезвоню! – Обещаю я и раздражённо скидываю вызов.

Возвращаюсь в палату, пью, иду в туалет, пью, корчусь от боли.

После таких мучений мне никакие роды не страшны. Снова пью, иду в туалет, пью, потею, стискиваю зубы – кажется, этот водоворот испытаний не закончится никогда.

К вечеру я вымотана сильнее, чем вчера. Волосы липнут к мокрому лицу, на ладонях следы от ногтей – я стискиваю пальцы в кулаки каждый раз, когда терпеть становится невыносимо, а выпитая вода действительно уже льётся из ушей, ведь походов в туалет со злосчастной банкой уже не счесть.

Я выгляжу и чувствую себя уже просто отвратительно, когда вдруг приходит сообщение от Кати: «Аллочка заставила МЕНЯ взять интервью у этого куска говна».

Прочитав, я собираюсь разреветься, беспомощно тяну носом воздух, сжимаю челюсти, и как раз в этот момент в дверь палаты раздаётся вежливый стук.

– Всё хорошо? – Спрашивает доктор Красавин, появляясь на пороге.

Его тёплые карие глаза лучатся светом, а остальное лицо закрыто маской, но даже с ней он одним взглядом может передавать любые эмоции, написанные на лице: беспокойство, тревогу, участие. Этот взгляд какой-то невероятный, честное слово.

– З-здравствуйте, – взволнованно произношу я и шмыгаю носом.

Волнение накрывает меня с головой. Ужасно хочется поправить волосы, вытереть пот и слёзы, одёрнуть дурацкий бесформенный халат, а ещё срочно деть куда-нибудь живущие собственной жизнью руки – да хотя бы, в карманы.

– Добрый вечер. – Говорит доктор, входя в палату.

И по мелким морщинкам в уголках его глаз я догадываюсь, что он улыбается.

Удивительно, но это маленькое событие заставляет мой мозг напрочь забыть о боли.

– Как ваши дела?

Это самое приятное, что я слышала за весь день. А в том, как он мягко и деликатно произносит каждое слово, ощущается просто океан заботы.