Страница 6 из 35
А что если перебибикнуться[12] с какой молодкой?
Я кинулся наугад накручивать какие попало номера.
Если мне отвечал мужчина или старая женщина, я умным голосом спрашивал:
– Это роно?
И быстро клал трубку.
Но если мне отвечал девичий голосок…
Я весь вечер проговорил с Валей, и в первый же вечер чуть её не потерял.
Время уже к двенадцати, её гонят в постель, и мы на грустных радостях расстались. Друг дружке поклялись в верности аж до завтрашнего вечера.
Пришёл новый вечер.
Я кинулся к телефону и обомлел.
Номер!
О Господи! У них Пномпень, а у нас Пеньпнём! Ну пенёк с ушками! Забыл у неё спросить её номер!
Вечера три подряд я до полуночи жарил раскалённый диск. Набирал, набирал, набирал – что наберётся. Попалась же мне раз Валентина! Неужели ей запрещено попасться мне ещё хоть единый разок? Только один-единый! Боженька! Шепни, пожалуйста, её номерок… Только один разик! Мне больше не надо…
Боженька как-то прохладно, безответственно отнёсся к моим мольбам…
Фа, фа!.. На Бога надейся, да сам колупай!
Теперь я с надеждой смотрел на свой указательный палец и умолял его:
– Золотунчик! Ну вспомни, милашечка, её родной номерок! Будь другом. Выручай! Ты же свой мне в досточку! Ну, набери ещё разок то, что ты уже набирал один раз! Помоги! А я тебя авансом поцелую…
Я поцеловал палец и, отвернувшись к стенке, набирал что набежит.
Я хорошо помнил, что в тот раз я вертелся недалеко. Надёргивал всё единички да двойки. Они крайние на диске. Быстрей наберёшь заветные четыре цифирьки. Диску-то меньше крутежа!
И теперь, не глядя, я набирал крайнушки.
И выкружилось-таки в конце концов то, что нужно!
И как только я услышал в трубке её безнадёжно-испуганное «Алло?!», мы одновременно закричали в панике друг другу:
– Номер!.. Какой твой номер!?..
– Двадцать один – двадцать! – торопливо прокричала она, будто боялась в следующий миг забыть его, потерять. – Двадцать один – двадцать!.. Двадцать один – двадцать, Тони!..
– Двадцать один – двадцать! – для надёжности повторил и я. – Номер нашего Счастья!
Оказывается, все эти три вечера она тоже набирала наугад мой номер.
Как мы обрадовались, что снова нашли друг дружку!
И прежде всего мы теперь позаписывали телефоны куда понадёжней. Уж теперь никакая глупь нас не разольёт!
Каждый вечер мы болтали до самой крайней минуты, где-то до полуночи, когда кто-нибудь из её родителей, выпрыгивая уже из себя, кидал в гневе руку на рычажок.
Ушла неделя, отошла вторая, слилась третья.
Что дальше?
Не век же трындеть по телефону. Надо ж когда-то и выходить на встречу.
Вот встречи каждый из нас и боялся.
По телефону мы сотню раз объяснились в любви. Что телефон… Телефон стерпит всё. А вот встреться… Тогда что будет? А вдруг вживе мы не придёмся друг другу ко двору?
Между прочим, взаимное неприятие – идеальный исход. Ну, поплакались друг дружке при встрече в жилетки и на извинительном вздохе распались на атомы.
А вот будет чувал обиды, если кто-то из нас не понравится.
И я видел себя именно тем, кто не понравится, и потому не спешил назначать свидание. Уж лучше амурничать по телефону, чем лить слёзы наяву.
Мне кажется, она тоже так думала о себе.
Но однажды Валя переломила себя и бросила с вызовом:
– Тони! А давай завтра встретимся на пять секунд!
– Не слишком ли долгой будет эта наша первая встреча?
– Не слишком.
– Ты боишься, что мы дольше не вынесем друг друга?
– За нас с тобой я не боюсь. А вот за троллейбус, за нашу двушку, я честно боюсь. Дольше она нас не вынесет.
– А при чём тут двушка?
– На ней мы завтра с папайей поедем в театр. И мимо твоей редакции тролесбос этот сарай на привязи удет тащиться не больше пяти секунд.
– Бабушка-затворенка! Это что ж за встреча? Я что, должен на ходу влететь в твою двушку?
– Не надо никуда влетать. Спектакль начинается в семь. С шести до шести с половиной стой у окна на улицу. В это время мы проедем мимо.
– Но как я тебя узна́ю?
– Я помашу тебе ручкой. Сяду в троллейбусе у самого окна и помашу!
– А что за спектакль завтра дают?
– «Три стана изо льда».[13]
– Не поморозят вас там?
– А мы потеплейше оденемся!
2
Было без четверти шесть.
С колотящимся сердцем я подошёл на ватных ногах к окну и больше не сдвинулся с места.
Ровно в шесть (часы были у меня на левой руке) я выструнился, поднял руку к виску. Служу Его Величеству Любви!
К шести обычно редакция вымирала.
А тут как назло нет-нет да и прошлёпает мимо какой запоздалец.
Как только до меня доносило чьи-то шаги, я, не отымая глаз от улицы, начинал сосредоточенно чесать висок, будто пыжился вспомнить что-то важное и никак не мог. Человек проходил, и пальцы у виска снова строго вытягивались в струнку.
Одного ушлого ходока я не заметил.
Ответсек (ответственный секретарь редакции) рябой Васюган ходил бесшумно. Я не слышал, как он подошёл и озабоченно заглянул мне в лицо.
– У тебя всё хорошо? – спросил он.
– Сверхорошо!
– А кому ты честь отдаёшь в окно?
– Троллейбусам, – честно признался я.
– Всем?
– Всем, всем. Чтоб не обижались.
– Ну-ну… – сочувствующе хмыкнул он. – Отдавай, отдавай… Раз завелось что отдавать…
Он покачал головой и пошлёпал вниз по ступенькам.
Тротуар у редакции узкий, всего шага три, и троллейбусы скреблись почти у самого дома, так что со своего второго этажа я мог видеть лишь плечи сидящих у окон.
Чуть не выдавливая стекло, я добросовестно пялился на троллейбусы, но что-то похожее на взмах руки я так и не увидел.
Было уже семь пять, когда я покинул свой боевой пост.
На следующий день она сама позвонила мне раньше обычного. Ещё даже из отдела не все ушли.
– Ну, как вчерашние смотрины?! – радостно спросила она.
Мне не хотелось, чтоб посторонние о чём-то догадались, и я с занудным равнодушием ответил:
– Нормальный откат.[14]
– Там кто-то ещё пасётся?
– Ты права…
– И как тебе боевой смотр? Я не ошиблась в тебе. Тонинька, ты мне понравился на большой! А я тебе?
– Тоже… Не на маленький…
Наконец я остался в отделе один и легко вздохнул:
– Все отбыли в сторону домашнего фронта. Я могу спокойно говорить.
– Так говори! Не молчи!.. Чего молчишь? Я люблю тебя! Ради тебя я готова на всё!
– На всё? На всё?
– На всё! На всё! На всё!
– На всё? На всё? На всё? На всё?
– На всё! На всё! На всё! На всё! На всё!
– На всё? На всё? На всё? На всё? На всё? На всё?
– На всё! На всё! На всё! На всё! На всё! На всё! На всё!
– На всё? На всё? На всё? На всё? На всё? На всё? На всё?.. А на что – на всё?
– Ну… На всё!!! Хочешь, завтра приду к тебе на первое свидание Евой?
– Это как Евой?
– Безо всяких постромков и попон там… Голенькой…
– Это-то при пятнадцати мороза?
– Трублема![15] А хоть при тридцати и ниже!
– Не вериссимо!
– Не веришь? А напрасно. Я смельчуга! У нас в выпускном все девчонки отважные. Классок подобрался… Ух! Девульки-бой! Уже который день долдонят точке, точке, запятой,[16] что родительный падеж – глупый выскочка. Не на своём месте! Он должен скромно идти вслед за дательным, а не скакать попереди него!.. Все наши девчонки подписали воззвание «Кончим среднюю школу недевушками!»
– А кем же? Мальчиками? Непонятка[17]…
– Да ну тебя!.. Трус!
– А ты подписала?
12
Перебибикнуться – созвониться с кем-либо по телефону.
13
«Тристана изольда» – опера Р. Вагнера «Тристан и Изольда».
14
Нормальный откат – всё нормально.
15
Трублема – проблема.
16
Точка, точка, запятая – учительница русского языка.
17
Непонятка – загадочное явление.