Страница 7 из 26
Этот странный поступок был покрыт тайной.
Руссо это обстоятельство обнаружил случайно.
В день вернисажа старик горевал.
– Чего они от меня добиваются, – говорил он. – Я же ничего плохого никому не сделал. Если они не хотели принимать мои картины, почему они мне не отказали? Эти господа из жюри были вольны мне отказать.
В этот момент, окружённый толпой обожателей из Бельгии, прошёл мимо господин Франц Журден. Старому Руссо сделалось дурно. Он пошатнулся. Его поддержали. И, придя в себя:
– Это он, – закричал старик, – этот господин.
– О ком Вы говорите, – сказали ему, – Вы только что видели, как мимо прошёл Ваш президент, господин Франц Журден.
– Возможно ли это? – пробормотал старый таможенный чиновник, затем он рассказал нам следующую трогательную историю:
Долго мы жалели несчастного Руссо, констатируя огромные различия, существующие между таможней и изобразительным искусством, и мы посмотрели картину Золя этого господина.
Этот скульптор потрудился выгравировать на монументальном лбу мыслителя, черты которого он увековечил, нотный стан, на котором господин Брюно собирается написать несколько музыкальных нот. Исполнение слов, написанных на эту мелодию, первоначально было доверено нашему другу Андре Сальмону.
Это рондо, первые строки которого таковы:
Но, не говоря о том, что налицо неправильное употребление частицы в имени, говорящей о дворянском происхождении её обладателя, господин Брюно предпочёл положить на музыку простую прозу. По правде сказать, господин де Тирам предложил маленькую поправку:
Господин Брюно хотел прозы любой ценой. Новый текст он держал в тайне.
Работа господина де Шармуа, впрочем, была принята не без труда. Жюри было расположено отвергнуть этот макет (mouquette, sic). Именно господин Франц Журден, с помощью нескольких взволнованных слов, оборвал колебания:
– Подобает, – сказал он, – принять этот гигантский бюст, не из-за личности скульптора, но как дань уважения к Золя. Выставление этого памятника не есть вопрос изобразительного искусства, это общественно значимое дело.
Мы узнали, что господин де Вламинк был сторонником господина Франца Журдена.
Это нас нисколько не удивило.
Когда узнают, что этот художник кичится частицей своего имени, указывающей на дворянское происхождение, и при этом никакого отношения к дворянству он не имеет, улыбнутся. Фактически, это de, в данном случае, просто артикль, и имя Де Вламинк означает просто: голландец.
Господин де Вламинк, из личной симпатии и, в особенности, скажем без околичностей, из интереса, взял на себя опасную задачу убить нас.
Одетый в каучуковый костюм и вооружённый галстуком, он следует за нами повсюду, выжидая момента, когда он сможет предательски нанести нам смертельный удар своим хорватским инструментом.
Менее прославленные, чем господина Ле Баржи, галстуки господина де Вламинка ещё интереснее. Целиком сделанные из дерева и покрашенные грубыми красками, они могли бы пригодиться для разных применений.
Господин де Вламинк, если он находится в пивной и хочет подозвать официанта, отделяет свой галстук от гвоздя, приделанного к вороту его рубашки, и много раз звонко стучит им по столу.
Если он хочет, когда он находится в компании, организовать танцы, его галстук, позади которого натянуты несколько струн из кошачьих кишок, служит ему в качестве кармана или маленькой скрипки, которую любили учителя танцев прошлого.
По правде сказать, у него нет смычка, и, чаще всего, он использует свой галстук как мандолину, мандолу или гитару.
Он служит ему также в качестве оборонительного оружия, которое, в случае чего, может стать опасным.
Мы обнаружили в залах Осеннего салона двух художников с таким именем.
Один из них, имя которому Клод, выставляет, помимо нескольких картин, выполненных с очень деликатным чувством, зеркало, которое, мы охотно соглашаемся с этим, носит драгоценное имя Советника грации.
Другой, Поль Луи, вырезал несколько пряжек от ремней, которыми так восхищался адмирал Бьенэме, в день вернисажа, принимая их, несомненно, за серьги, которые обычно носят моряки.
Отвергли почти всё, что он прислал. Здесь только одна его картина. Но он утешается, перенося эти выставочные неудачи на побережье Франции. На чердаке дома, служащего ему приютом, хранится множество старых книг, и Жорж Брак читает в этот момент хорошие работы разносторонних авторов 16-го века.
Этот художник-гуманист подорвал своё здоровье, неумеренно кашляя во время курения трубки. Немощному и тщедушному, ему следовало бы помнить о необходимости принимать там с начала ноября до начала весны, маленькими стаканчиками и ежедневно, несколько литров масла печени трески.
Дело Мориса де Вламинка
Осенний салон закрыт. Мы охотно прекратили бы его освещать, но эти господа из руководства комитета представили нам такие доказательства своего скудоумия, что нам представляется необходимым ещё раз, ради них, привлечь к нему внимание публики.
Их неразумие может сравниться только с их плохим образованием.
Так, например, на одном из их секретных собраний, они назвали новых членов своего общества.
Господин Морис де Вламинк был в числе этих счастливых избранных. Следующее письмо уведомляло о его номинации:
ОБЩЕСТВО
ОСЕННЕГО САЛОНА
Гран-Пале
Елисейские поля.
Париж, 18 октября 1907.
Господин …,
Я имею честь проинформировать Вас о том, что члены-основатели назначили Вас членом общества на собрании от 16 октября 1907 года.
Будьте любезны, ответьте нам, если возможно, безотлагательно, согласны ли Вы стать членом Общества.
Прошу Вас, господин …, принять уверения в нашем искреннем уважении к Вам.