Альвитания

– Половина тех кто могут держать меч – ответил Базиликку с горечью.

– Вы храбро сражались и долго сдерживали их натиск. Пока армия Ассении ослаблена, я хочу ударить по их столице. Я оставляю тебе их обоз, сохрани его для меня, я его подберу на обратном пути.

– До последней монеты спросишь с меня – Базиликку опять поклонился.

– А также пленных, можешь их казнить, можешь отправить на какие-то работы, я не могу их тащить с собой, они замедлит моё продвижение.

– Я найду им что делать – ответил Базиликку радостно.

– Но самое главное, это мои раненые бойцы. Я оставляю с тобой своих раненых воинов, пожалуйста займись ими.

– Их будут лечить дворцовые лекари, как будто это мои дети.

– До встречи, король! – Чолон поднял вверх руку, подчёркивая равный статус Базиликку.

– До встречи, Хан – Базиликку опять поклонился.

Чолом развернулся, и его кавалькада двинулась из города. Базиликку был счастлив: кочевники прискакали из степи, изрубили его врагов, не сделали его вассалом, не просили дани, оставили ему весь Ассенийский обоз с сокровищами и рабов. Точно варвары, не дать ни взять.

– Лучших лекарей для их калек, иначе потом доктора понадобятся нам – сказал он Роймийо.

***

Нойко был из знатного рода. Его отец был приближенным Астара, отца Чолона, легендарного хана, объединившего степь. Мать Нойко умерла когда он был совсем ребёнком, и его воспитывали бесконечная череда кормилиц и бесчисленных наложниц отца. Отец погиб в сражении, и подростком Нойко было отдан на воспитание дяде, Шобергу. Шобергу был советником Чолона, вторым человеком в степи. Полный, почти круглый, он был рубакой, и было непонятно, как такой толстый человек может умело обращаться с саблей. Шобергу был хитёр, как лис. Чолон был дальновидным политиком, но Шобергу дополнял его. Вместе они составляли непобедимый тандем. У Шобергу было восемь дочерей от разных жён и наложниц, но ни один из его сыновей не выжил. Нойко был ему сыном, которого у него никогда не было. Шобергу сам учил его держаться в седле, стрелять из лука, держать в руках меч. Нойко рос потенциальным принцем крови, и все это знали. Но он относился к заискиваниям сверстников снисходительно. Нойко был молод, его интересовали охота, сражения и девушки, а не политика и власть.

Наконец-то дали приказ наступать. Они неслись из за крепости, после часов ожидания, неудержимой конной лавиной на врага. Атака была в чем-то скучной. Ассенийцы шатались как пьяные, застигнутые врасплох. Кочевники рубили их сплеча. Наконец Нойко заметил достойного соперника. Раза в два старше его, лет сорока, пеший, он держал оборону против десятка степняков. Ворвавшись в круг, Нойко объехал воина и спешился, отдав коня ездовому.

– Пусть примет смерть от равного – сказал он солдатам – направляя на Ассенийца меч.

Тот мрачно улыбнулся и вступил в бой. Ассенийский воин был измотанный, доспехи на нём были одеты как попало. Нойко из вежливости пофехтовал с ним, потом, одним ударом распорол ему живот ниже панциря, где не было доспех. Ассениец подобрал кишки и бросился на Нойко. Вздохнув, Нойко ударил его в грудь мечом, поверх брони, проткнув воина насквозь. Слабо улыбнувшись, солдат шагнул вперёд, ещё более нанизывая себе на меч Нойко, достал из-за спины кинжал, и быстро засунул его в щель в доспехах кочевника. Он ещё раз слабо улыбнулся, и умер. Мир закружился в глазах Нойко. Он видел, как к нему бежали нукеры. Его ординарец, великан Тахтан, нёсся к нему через поле боя, разбрасывая Ассенийцев боевым молотом. Его наспех перевязали, и понесли на руках ставку, к знахарям. Все понимали, что если Нойко умрёт, никому не сносить голов.

***

Прозрачная вышитая занавеска из неизвестной ткани бессильно колыхалась на ветру. Нойко открыл глаза. Дворцовая комната, странная мебель, огромная кровать.

– Где я?! В плену?! Нет, не может быть, тогда условия не были бы такими шикарными. Что это?! Рай? Но почему тогда боль, туман в глазах и слабость?..

Знахари поили его живительным бульоном через трубочку, и перевязывали рану. Нойко стал поправляться. Вскоре реальность стала приоткрываться ему. Он был в Палабрии с двумя десятками других раненных. Войско ушло брать столицу Ассении. Горькая тоска охватила Нойко. Возможность вечной славы была упущена. Его братья сейчас рубятся в битве, которая бывает раз в тысячу лет, а он лежит здесь беспомощный на шёлковых простынях. Рана заживала медленно, и через некоторое время, Нойко смог ходить, опираясь на меч. Большинство остальных раненных были простые солдаты, они занимали квартиры внизу, вокруг двора, и были счастливы от происходящего. Первый раз в их суровой жизни, им не нужно было тяжело работать или воевать. Их лечили, еды было вдоволь, не нужно было целыми днями пасти скот или болтаться в походах. Из дворян был только Нойко, и сухопарый угрюмый старик Брахо. Брахо был молчалив, рот открывал изредка, только чтобы сказать какую-нибудь гадость, задевающую всех.

– Как здорово, не придётся ни с кем общаться – обрадовался Нойко.

Солдаты относились к нему и к Брахо с отчуждённым почтением и держались между собой. Язык в Палабрии был очень похожий на чём говорили в степи, но читал Нойко мало, откуда в степи книги. Обезумев от скуки, он стал заниматься в дворцовой библиотеке, в Палабрии хранились манускрипты, восходящие к началу времён. Он сидел там часами, с трудом складывая слова. Библиотекарем был грузный седой книжник, ему помогала в работе его дочь – юная Альмека. Она была белокожей хрупкой девушкой с золотыми волосами и голубыми глазами. Они днями просиживали за старинными книгами, Альмека помогала Нойко разбирать древние письмена. Скоро он читал уже свободно. Он изучал мифы и легенды, истории народов и их верования, читал про древних царей, деяния которых создали мир, в котором он жил. Иногда они гуляли с Альмекой, она помогала ему идти по тенистому дворцовому саду. Когда их руки случайно соприкасались, она краснела, и смотрела на Нойко, смущённо и преданно. Они нравились друг другу, но Нойко думал: она такая хрупкая, как бы не придушить её случайно в объятиях, в первую ночь. Да и какие дети будут от такой худышки.

Утром в дверь постучали; это принесли одежду, сшитую для Нойко. Он сидел на кровати и смеялся, думая что у него сейчас разойдутся швы. Кружевные рубашки, обтягивающие панталоны, башмаки с бантами. Что это за наряды?! Нойко долго вертел в руках башмак. Кожа была выделана отменно, и шитьё было исключительно тонким. Размер бы поменьше, обувь сгодилась бы для какой-нибудь аульной модницы. В дверь снова постучали. В комнату вошёл разряженный молодой аристократ. На нём был расшитый золотом кафтан, обтягивающие панталоны, на поясе красовался короткий меч, казавшийся игрушечным.

– Меня зовут Дорильо – изысканно поклонился он – мне поручено сопровождать вас и показать дворец и город. Как вам работа наших портных?

Нойко стоял посередине комнаты, полуголый, в тесных Палабрийских штанах, и опирался на меч. Его разбирал смех.

– А мужскую одежду они смогут пошить? – не выдержал он.

Дорильо изо всех сил пытался сдержать злобную гримасу. Его красивое лицо исказилось, и губы задёргались. Нойко понимал, что только что оскорбил дворянина, равного себе, но Палабриец ничего не мог поделать в этой ситуации. Перед ним стоял раненый герой-освободитель, и ни о каком конфликте не могло быть и речи. Нойко догадывался, что тот видит в нём лишь неотёсанного мужлана, волею судеб заброшенного в их странный мир.

– Я пошлю за портными – сдержанно прошипел Дорильо – уверен что они смогут вам что-то подобрать. – и придерживая игрушечную шпагу, он вылетел из комнаты, стуча каблуками.

Нойко провёл пол дня разбирая одежду, оставленную с трофейным обозом Ассенийцев, и с трудом смог найти себе несколько костюмов. Дворцовые портные их подлатали, и подогнали под его размер. Его стали приглашать на дворцовые ужины, это были чрезвычайны скучные вечера, где простой прием пищи был превращен в бесконечный ритуал, и еда и разговоры были подчинены бессмысленному регламенту. Но Альмека с радостью сопровождала его, если он её приглашал.