Страница 2 из 31
Потом, во взрослой жизни, придётся часто делать не то, что нравится, а то, что необходимо, и этому надо приучаться с детства, особенно, если пойдёшь служить по военной части. Там слово командира всегда является приказом, который необходимо выполнять и, не дай Бог, если случится война, то неисполнение приказа может привести тебя и подчинённых к гибели – именно поэтому я и приучаю тебя к дисциплине и держать слово дворянина, которое ты нарушил сегодня, забравшись в наш сад со своими приятелями. Они крестьянские дети и не знают, что такое дворянская честь держать своё слово, а ты обязан держать слово всегда. Ладно, по чтению «пять», ты гораздо преуспел, проверим арифметику. Расскажи-ка мне таблицу умножения на семь.
Ваня стал бубнить: «Семью один – семь, семью два – четырнадцать» – и закончил таблицу, ни разу не сбившись. Тогда Пётр Фролович задал ему несколько письменных примеров на сложение и вычитание, которые Ваня решил в своей тетрадке по арифметике, записывая примеры деревянной ручкой с железным пером, которое обмакивал в чернильницу, стоявшую здесь же на отцовском столе. Потом Ваня написал несколько строчек букв, которые у него получились чёткими и ровными, что обещало хороший почерк ему в будущем.
Отец, вполне довольный успехами сына, закончил на этом уроки и отпустил Ваню на свободу из затенённой прохладной комнаты в жаркий и душный двор.
Выскочив из дома во двор, Ваня на мгновение остановился ослеплённый ярким полуденным солнцем. Он собрался было бежать вслед за приятелями, с которыми лазил утром в саду, но близилось время обеда, и Ваня решил пообедать и только потом бежать к реке, где надеялся встретить друзей и вместе с ними искупаться на отмели. Он недавно научился плавать по– собачьи и ему не терпелось вновь похвалиться своим умением перед деревенскими девчонками, что бултыхались у самого берега не умея плавать.
– Если уйти на речку сейчас, то отец снова будет выговаривать мне за пропуск обеда в отведённое время, – подумал Ваня, а слушать опять порицания ему не хотелось, чувствуя свою вину за утренний налёт с друзьями в свой сад.
Во дворе, под навесом, у летней печи хлопотала стряпуха Фрося: молодая женщина, нанятая отцом, которая утром приходила из деревни, целый день занималась домашними делами и вечером уходила обратно в деревню, где жила с родителями, братьями и их семьями – все вместе числом 11 человек, в маленьком доме и пристроенной к нему избе, с общим двором. Эта Фрося, говорят, была замужем, но муж утонул два года назад переезжая осенью реку на лошадиной повозке. Тонкий лёд не выдержал тяжести повозки, провалился и повозка ушла под воду, а вместе с ней и мужик. Лошадь с повозкой исхитрилась выбраться на берег, ломая лёд, а мужик ушёл под лёд и нашли его только весной в омуте, куда занесло течением.
Фрося, не имевшая детей, вернулась вдовой в отчий дом, где её и присмотрел Пётр Фролович и пригласил к себе домработницей с проживанием на кухне. Но она отказалась проживать в барской усадьбе и приходила лишь на день. Её оплаты, по сельским меркам, вполне хватало, чтобы не заниматься тяжёлым крестьянским трудом, что вызывало зависть соседей. Фрося еще надеялась встретить вдовца, вновь выйти замуж и родить детей, почему и отказалась от проживания у барина, как по привычке сельчане называли Петра Фроловича.
Сейчас Фрося, раскрасневшись, босоногая, в одном сарафане, металась у печи, заканчивая приготовление обеда, состоявшего из щей и тушёной картошки с курицей, зарезанной Петром Фроловичем утром из своего курятника. Из дворовой живности в усадьбе были только куры и дворовый пёс Шарик, живший в будке у ворот и посаженный на цепь за то, что три дня назад он загрыз во дворе цыплёнка. В этот жаркий полдень пёс Шарик лежал в тени у ворот, высунув красный язык на всю его длину, и часто дышал.
Ваня, увидев страдания пса, взял пустую плошку, валявшуюся у собачьей будки, пошёл в дальний угол двора к колодцу и достал из колодца ведро воды, изо всех сил налегая на ворот, который норовил вырваться из рук и утопить ведро с водой в прохладной глубине колодца. Он налил холодной воды в собачью плошку и поставил её возле собачьей морды. Шарик благодарно взглянул на Ваню и стал жадно лакать воду, не вставая и не выходя из тени.
Фрося тем временем собирала обед на стол. В эти летние дни вся семья Домовых кушала на веранде, что примыкала к сеням и дверью выходила во двор, а боковым окном на проезжую дорогу, которая шла из деревни и, минуя усадьбу, скрывалась за поворотом в ближнем лесу.
Пётр Фролович вышел на крыльцо, спустился во двор и прошёл на веранду, где на столе уже были расставлены тарелки и приборы. За ним на крыльцо вышла и мать Вани – полная болезненного вида женщина, по имени Пелагея, и тоже прошла на веранду. Пелагея прихварывала уже второй год, с прошлой зимы, когда простудилась, болела горячкой и выздоровела, но видимо не до конца. Она целыми днями лежала в своей спальне и выходила лишь по нужде или к столу по приглашению Петра Фроловича или Фроси.
Родители сели за стол, Ваня присел рядом с отцом, а Фрося, ещё более раскрасневшаяся, принесла на ухвате чугунок со щами и поставила его на стол. Ваня вспомнил, что три дня назад, когда он сидел во дворе за кустом акации и читал книгу про богатырей, как скрипнула дверь дворового сарая и их него тихо вышла Фрося, раскрасневшаяся, как сейчас, оправляя свой сарафан и пошла под навес заниматься кухонными делами. Вслед за Фросей из сарая вышел отец, завязывая пояс на рубахе. Он прошёл мимо Фроси, склонившейся у печи и ласково шлёпнул её по бедру, на что она вовсе не обиделась, а лишь оттолкнула его руку. Сейчас, подав на стол, Фрося ушла под навес, ожидая распоряжения нести второе.
Пётр Фролович, по крестьянской уже привычке, сам разлил щи по тарелкам и семья приступила к обеду. Ваня нехотя проглотил несколько ложек щей, потом Фрося принесла на второе тушёную картошку, Ваня съел кусочек курицы, запил клюквенным морсом и с разрешения отца убежал на речку искупаться.
Родители тоже закончили обед и разошлись по своим комнатам на послеобеденный отдых, а Фрося, убрав со стола, похлебала щей и пошла в дворовый сарай, где у неё была устроена лежанка, отдохнуть перед вечерними работами.
Прибежав на речку, Ваня, как и ожидал, встретил там своих утренних приятелей, плескавшихся с другими мальчиками их возраста на мелководье, образованным песчаной косой на излучине реки, поворачивающей в этом месте к дальним лесам, видневшимся на горизонте.
Здесь, на отмели, плескалась детвора из близлежащих дворов, не старше 5-7 лет, потому что дети постарше уже работали вместе со взрослыми на полях, в огородах и на сенокосе, который был в самом разгаре, а малышня оставалась во дворах под присмотром старух.
Все купались нагишом, только девочки купались в некотором отдалении от мальчишек, скрываясь в заводи за кустом ивняка.
Ваня тоже сбросил рубаху и плюхнулся в воду рядом с друзьями: Федей и Егоркой. Прохлада воды остудила разгорячённого мальчика, и Ваня самозабвенно плескался и нырял на отмели, смывая пот и усталость от жары.
Его друзья видимо уже давно были на речке и бессмысленное купание им уже надоело.
– Пошли девчонок щупать, – вдруг крикнул Федя и побежал по воде к заводи, где купались девочки, тоже голышом. Девчонки, увидев бегущих к ним мальчиков, принялись истошно визжать, а мальчики хватали их за бока и гладили им ладошками нежные бугорки в паху, отчего девочки визжали еще громче.
Ваня не принимал участие в этой забаве и смотрел завистливо с отмели на бегающих по воде мальчишек и девчонок. Девчонки наконец вырвались из воды и с криками спрятались в кустах, а мальчишки довольные собой вернулись на отмель и снова принялись нырять и бултыхаться, как ни в чём не бывало.
Из кустов высунулась соседская девчонка и прокричала: «Погоди, Федька, скажу твоему отцу, как ты охальничаешь на речке, задаст он тебе порку».
– Ничего не будет, мокрощелка, – беззаботно ответил Федька, – отец тоже мамку щупает и мнёт по вечерам, когда думает, что я уже заснул.