Страница 15 из 24
Гринспен установил взаимосвязи между ценами на активы и инвестициями и аналогичными интересами потребителей. Растущий фондовый рынок вызывает более высокие капитальные затраты, и это приводит к дополнительным расходам со стороны семей. Увидев, что их фондовые портфели подорожали, обеспеченные американцы потратят часть неожиданных доходов на разовые покупки: автомобиль, поездку в отпуск. Если рост портфеля сохранится, потребители будут полагаться на эту тенденцию в качестве постоянного источника дополнительного дохода; они позволят своим обычным расходам соразмерно увеличиваться. Хотя он не использовал этот термин, Гринспен описывал «эффект богатства», который впоследствии будет хорошо известен. И так он опять опередил почти всех своих современников26. Объяснив влияние цен на акции на инвестиции и потребление, Гринспен преподнес политический урок, который предусматривал обязательное усвоение особенно в свете его пребывания в ФРС. Он настаивал на том, что центральные банки не должны игнорировать цены на активы. Поскольку рост цен на акции вызывает всплеск инвестиций и потребления, объяснил Гринспен, возможны два выхода. Если бум фондового рынка будет неконтролируемо продолжаться, рост расходов вскоре начнет превышать способность экономики поставлять товары; узкие места приведут к инфляции. В качестве альтернативы, если бум фондового рынка внезапно прекратится, предприниматели, которые с нетерпением ожидают строительства новых фабрик, заморозят свои проекты; домашние хозяйства с фондовыми портфелями сократят расходы; и экономика провалится в рецессию. «Чем выше пик, достигаемый фондовым рынком, тем большее снижение необходимо для возвращения к “норме” и тем глубже падение экономической активности», – заметил Гринспен. Если бы центральные банкиры стремились сгладить пики и провалы, они должны были бы контролировать «пузыри» активов.
Гринспен вынес этот урок из истории. В 1920-х годах фондовый рынок ставил один рекорд за другим, но ФРС отказалась сдуть «пузырь», подняв процентные ставки. Вместо этого она присоединилась к комментаторам, которые оправдывали существование «пузыря», утверждая, что отказ от жесткого довоенного (времен Первой мировой войны) золотого стандарта послужил Соединенным Штатам прививкой от циклов спада и бума, тем самым нейтрализуя один из основных рисков для инвесторов и оправдывая огромную переоценку фондового рынка27. Как выразился Гринспен:
Широко распространенное в то время убеждение, что экономический цикл в конечном итоге контролировался институтом управляемой валюты, привело к резкому падению премий за риск, предположительно до иррациональных уровней…Резкие восходящие колебания цен на акции – и других капитальных ценностей – сделали последующий откат фондового рынка неизбежным.
Сторонники «Нового курса» и кейнсианцы выдвинули одно и то же объяснение Депрессии: по мере замедления экономики потребители и бизнес сократили расходы, усугубив замедление и вызвав порочную спираль. Если бы это было верным, лекарством от такой болезни послужили бы дополнительные государственные расходы, компенсирующие недостаточные частные расходы, а также разговоры, поддерживающие бодрость духа ради обеспечения доверия частного сектора: «Нам нечего бояться, кроме самого страха», – сказал Франклин Рузвельт нации. Но Гринспен продвигал альтернативную теорию:
[После катастрофы 1929 года] в результате краха стоимости капитала его огромные доли были изъяты из эффективного спроса. Люди не просто утратили уверенность – они действительно стали значительно беднее. Их расходы сократились не столько из-за страха, сколько из-за материального спроса28.
Спустя полвека после того, как Гринспен написал эти параграфы, в мире произошло очередное сильное падение фондового рынка, и экономисты с глубоким знанием дела объявили о «спадах баланса» – тех, что следуют за разрушением богатства, а не просто падением расходов. Эти заявления часто сопровождались обвинениями в адрес ФРС Гринспена: если бы только Гринспен разбирался в балансовых отчетах и том, насколько болезненными они могут быть, он, несомненно, действовал бы более решительно, когда надувался «пузырь» 2000-х годов. Но как показывает статья Гринспена 1959 года, истина состояла в том, что он думал о спадах баланса в течение десятилетий – фактически, он знал о них дольше, чем прожили на свете многие из его критиков. Тот факт, что он тем не менее позволил «пузырям» раздуваться у него на глазах, требует объяснения более основательного, чем его предполагаемая некомпетентность.
Критика Гринспеном действий ФРС в 1920-х годах включала еще один аргумент. Ошибка ФРС в 1920-х годах была не только в том, чтобы рационализировать «пузырь» на фондовом рынке, поддержав разговоры о новой эре стабильности сродни «Великой умеренности», которую экономисты ошибочно отпраздновали в 1990-х и 2000-х годах. Скорее, ключевой просчет ФРС заключался в недооценке собственного вклада в возникновение «пузыря» акций. Рост рынка привел к росту инвестиций и потребительских расходов, что, в свою очередь, увеличило прибыль и вызвало оживление и дальнейшее увеличение фондового рынка. Федеральная резервная система 1920-х годов была инициатором этого цикла обратной связи – для того чтобы инвестиции и потребительские расходы взлетели, компаниям и потребителям нужен доступ к кредитам. Столкнувшись с ростом аппетита к займам, ФРС решила «удовлетворить законные требования бизнеса», как выразился Гринспен. Без сомнения, это казалось безопасным: возникающий в результате рост кредитования вел к компаниям и домашним хозяйствам, а не напрямую к рынкам активов. Но движение денег, однажды созданных, непросто проследить. Как самонаводящиеся ракеты, новоиспеченные доллары нашли свою дорогу к ценным бумагам, пользующимся большим спросом, независимо от того, куда они были вложены изначально.
В 1959 году, следуя этой логике, Гринспен занял радикальную позицию: США должны вернуться к золотому стандарту XIX века. Он утверждал, что, связывая деньги и кредит с фиксированным запасом золота, нация сможет предотвратить токсичные всплески покупательной способности. Если рост фондового рынка побудит предпринимателей инвестировать больше, их растущий спрос на кредиты будет соответствовать фиксированному предложению доступных средств, в результате чего процентные ставки возрастут, ослабляя фондовый рынок, прежде чем он породит «пузырь». Благодаря корректирующей дисциплине золота экономика стабилизируется. «Золотой стандарт до Второй мировой войны помешал спекулятивному бегству от реальности с его катастрофическими последствиями», – настаивал Гринспен29.
Всю оставшуюся часть своей карьеры он никогда полностью не отказывался от своей веры в то, что золото представляет собой идеальный денежный якорь30. Гринспен стал управляющим самыми выдающимися бумажными деньгами в мире, но продолжал утверждать, что ФРС следует вести себя так, «как если бы существовал золотой стандарт». В его статье 1959 года говорится, что́ это должно было повлечь за собой. Вместо того чтобы позволить денежной массе расширяться с целью «удовлетворять законные требования бизнеса», как это с катастрофическими последствиями случилось в преддверии кризиса 1929 года, ФРС требовалось отреагировать на опасность, создаваемую «спекулятивным бегством от реальности». Иными словами, она должна была ответить на растущий «пузырь» акций путем повышения процентных ставок.
Интерес Гринспена к финансам нельзя назвать чисто абстрактным. Он также пробовал свои силы в биржевой торговле. Гринспен был очарован возможностями биржевых дельцов со времен его джазовых дней, когда он читал «Воспоминания оператора фондового рынка» (Reminiscences of a Stock Market Operator); а несколько лет спустя его отец безуспешно пытался продать ему идею использования карт для прогнозирования будущего рынков. Но примерно в то время, когда он занимался бизнесом с Уильямом Таунсендом, Гринспен вернулся к идеям своего отца, хотя дверь Алана по-прежнему оставалась закрытой для сотрудничества с Гринспеном-старшим. Вооружившись карандашом и бумагой, Гринспен прослеживал динамику финансовых рынков в поисках особенностей, дающих выгодные подсказки о будущем31.