Страница 12 из 24
Интервенция Китая в Корею нарушила эту договоренность. Прогрессирование затяжного конфликта заставило Соединенные Штаты удвоить свои военные расходы, и администрация Трумэна стала больше, чем когда-либо, беспокоиться о контроле ФРС за выплатами по займам. В начале декабря президент позвонил домой Томасу МакКейбу, председателю правления Федерального резерва, и настаивал на том, что процентные ставки по долгосрочным облигациям ни в коем случае не должны пробить 2,5 %-ный потолок. «Если это произойдет, сбудется именно то, чего хочет г-н Сталин», – сказал президент2. Но атаки Китая также привели в движение и другой механизм: перспектива затяжного конфликта заставила потребителей броситься скупать всё – от автомобилей до стиральных машин, вызывая всплеск инфляции. В ноябре 1950 года индекс потребительских цен рос с годовой ставкой 20 %, а в течение двух месяцев после вторжения Китая он повышался еще быстрее. Угроза радикально нестабильных цен вынудила руководителей Федеральной резервной системы сделать то, чего от них никогда не ожидали Бернс и его современники. Они решили контролировать цены за счет повышения процентных ставок, независимо от того, насколько Трумэн мог ссылаться на императивы холодной войны.
Учитывая преобладающие допущения того времени, ФРС смело ввязалась в битву. Большинство послевоенных экономистов сомневались в том, что она сможет контролировать инфляцию, даже если бы у нее хватило духу для повышения процентных ставок вопреки воле Администрации. Инфляция, как говорили, была обусловлена не монетаристским выбором, а узкими местами в экономике. Если компании испытывают трудности с получением сырья или рабочей силы, которые им нужны, они будут повышать цены и перекладывать расходы на потребителей. Современное представление о том, что задача денежно-кредитной политики состоит в избегании таких узких мест, было понятно, но не принято. Теоретически, более высокие процентные ставки могут удержать потребителей и компании от займов для немедленных трат; по идее, это способно снизить спрос на продукцию, сырье и работников, помогая избегать узких мест и инфляции. Но большинство экономистов считали, что есть вещи поважнее процентных ставок: изменения в договоренностях с работниками, рост производительности компаний, новые возможности для продаж за рубежом – любой из этих факторов мог оказать более выраженное влияние на цены3. «Сегодня немногие экономисты рассматривают денежно-кредитную политику Федерального резерва как панацею для управления бизнес-циклом», – заявил Пол Самуэльсон в первом издании своего знаменитого учебника, опубликованного в 1948 году4. По словам финансового историка Роберта Хетцеля, «после Второй мировой войны монетаристская политика была сиротой»5.
В последний день января 1951 года Трумэн убедил лидеров ФРС в серьезности корейского кризиса. Он вызвал всех членов Федерального комитета по регулированию процентных ставок и Федерального комитета открытого рынка (FOMC) в Белый дом и сделал всё возможное, чтобы напугать их. «Это настоящая чрезвычайная ситуация, величайшая, с которой когда-либо сталкивалась наша страна, включая две мировые войны и все предыдущие войны», – сказал он. Но центральные банкиры стояли на своем. Председатель МакКейб предположил, что военная мощь зависит от экономической мощи, и для этого требуется стабильность цен. Затем Администрация попыталась подчинить центральных банкиров: она напечатала публичное заявление о том, что ФРС обязалась защитить 2,5 %-ный потолок по займам. Но руководители ФРС представили собственный отчет об этой встрече, в котором явно исключалось такое обязательство. Осознав, что ФРС может в одностороннем порядке приостановить закупки казначейских облигаций, администрация Трумэна повела себя сдержанно. По условиям нового «соглашения Федерального казначейства», долгосрочная процентная ставка наконец могла подняться6. Инфляция резко снизилась, доказав, что денежно-кредитная политика вовсе не бессильна.
Но администрация Трумэна еще не была побеждена. Она вынудила председателя МакКейба уйти и назначила на его место чиновника Казначейства Уильяма МакЧесни Мартина. Но если Мартина и выбрали за его предполагаемую преданность Белому дому, он вскоре доказал свою независимость. Мартин не только не восстановил старый потолок процентных ставок, но заявил в своем первом же выступлении, что «если инфляция не будет контролироваться, это может оказаться еще более серьезной угрозой жизнеспособности страны, чем всё нарастающая агрессия противников вне наших границ». Его заявление было весьма значительным: императивы стабильности цен превзошли императивы войны и геополитики – и это означало глубокие перемены. Беззубый центральный банк, на который Бернс не обращал внимания, теперь стал силой, с которой приходилось считаться.
Несколько лет спустя председатель ФРС Мартин столкнулся с Трумэном на улице в Нью-Йорке. Бывший президент остановился, пристально посмотрел на него и произнес одно слово: «Предатель», – а затем пошел дальше7.
Гринспен не сразу понял значение Соглашения Федерального казначейства. Он был слишком погружен в другую работу: учебу в Колумбийском университете и особенно в свои исследования в Совете Конференции. Весной 1952 года он привлек внимание статьей из двух частей, представленной Совету Конференции и озаглавленной «Экономика ВВС», в которой определялось влияние наращивания обороны, последовавшее вслед за войной в Корее. Исследование, результаты которого обобщила эта статья, стало триумфом детективной работы. Планы военных закупок классифицировались в военное время, так что Гринспен начал с изучения показаний сотрудников Пентагона в Конгрессе в предвоенные годы, когда они были рады разгласить количество самолетов в эскадрилье и число самих эскадрилий, поставленных на крыло, а также назвать уровень небоевых потерь. Объединив подобную информацию с сообщениями о действиях ВВС в Корее, Гринспен подсчитал, сколько самолетов требовалось закупить. Он выяснял вес конкретных самолетов по инженерным руководствам, в каждом случае оценивая пропорции меди, алюминия и других материалов; наконец, Гринспен спрогнозировал влияние военного спроса на рынки металлов8. Поскольку расходы на оборону составляли примерно седьмую части экономики, их влияние было значительным. Компании-члены Совета Конференции проглотили анализ Гринспена, завалив его просьбами о дополнительных исследованиях. На пути молодого человека возникал всё более расширявшийся поток предложений внештатной работы, в том числе роль экономического консультанта журнала Fortune. После фальстартов в музыке и бейсболе он наконец нашел работу, в которой преуспел.
В начале 1953 года Гринспену позвонил инвестиционный советник по имени Уильям Уоллес Таунсенд. Его фирма, Townsend-Ski
Гринспен попросил провести его к хозяину. Таунсенд выглядел на 60 лет, – старше, чем ожидал Гринспен. Но когда двое мужчин обменялись рукопожатием, именно Таунсенд оказался удивлен больше. Зная Гринспена только по его деловым письмам и серьезной манере ведения телефонных разговоров, он ожидал встретить 40-летнего мужчину, а не юношу 20 с небольшим лет.