Страница 11 из 12
Солнце садилось, и Джон вспомнил, что сегодня его отец возвращается из командировки и нужно быть на семейном обеде.
– Не думаю, что это хорошая идея. Они поймут, что мы под кислотой, – сказал я.
– Это мы знаем, что мы под кислотой. Не думаю, что они смогут это понять, – ответил Джон.
Я все еще опасался, но мы пошли к нему домой, сели за стол и отобедали с его подвыпившим отцом, милой мамой и сестрой в инвалидной коляске. Как только я взглянул на еду, у меня начались галлюцинации, и я не мог даже думать о том, чтобы что-то есть. Потом я стал зачарованно наблюдать, как открывается рот отца Джона и оттуда вылетают большие слова. К моменту, когда родители Джона стали превращаться в зверей, мы оба хохотали, не переставая.
Стоит ли говорить, что нам это очень понравилось. Все было настолько прекрасным, запоминающимся и щедрым на галлюцинации, насколько мы могли вообразить. У нас бывали небольшие глюки от марихуаны, когда мы могли видеть цвета, но ничего такого не было, когда мы могли путешествовать по далеким галактикам и постигать тайны жизни. Поэтому мы едва смогли дождаться следующего трипа в Мексику.
У предков Джона был замечательный дом на песчаном пляже, который простирался в бесконечность. Мы приняли зеленую кислоту утром, вышли на пляж и проторчали в океане семь часов, катаясь на солнечных бликах на воде, и на дельфинах, и на волнах. Те два трипа были лучшими в моей жизни. Наверное, хороший ЛСД просто перестали делать – кислота стала менее стойкой и более токсичной. Я по-прежнему безудержно галлюцинагировал, но никогда больше видения не были такими умиротворяющими и чистыми.
Джон не был моим единственным другом в «Эмерсон». Но большинство друзей были чужими в социальной схеме моей жизни. Иногда у меня ненароком возникало чувство «хуже, чем…». Я был хуже, потому что не был богат, как большинство других детей. Я чувствовал себя аутсайдером, когда дело касалось девчонок. Как и любой нормальный парень в период полового созревания, я застывал при виде каждой горячей красотки, попадающей в поле зрения. А «Эмерсон» кишел ими. Богатыми маленькими начинающими примадоннами с именами вроде Дженнифер или Мишель. Их облегающие джинсы марки Ditto были множества пастельных оттенков и творили что-то невообразимое с их юными подростковыми телами. Обрамляли, делали более стройными, придавали правильную форму, идеально упаковывали. Я не мог глаз от них оторвать.
Но когда бы я ни подошел к девчонке и ни попросил ее потусоваться со мной, она отвечала: «Ты шутишь, да?» Они были прелестными, они были сексуальными, но они были снобками.
Все те девчонки хотели парня на пару лет старше или парня с машиной. Для них я был уродом, которого следовало избегать. То чувство уверенности и надежности, с которым я жил в другой моей жизни, клубной и тусовочной, жизни друзей отца, где чувствовал себя свободно и мог общаться, просто исчезало при виде девочек из средней школы. Они не давали мне ни шанса, чтобы почувствовать себя увереннее. Все, за исключением Грейс.
Перед тем как рассказать об аномалии по имени Грейс, мне следует вернуться назад и продолжить нить моей сексуальной истории. После связи с Кимберли у меня не было контактов с женщинами где-то около года. Но почти одновременно с моим первым опытом (благодаря National Lampoon’s Photo Fu
Эксперименты начались однажды днем в моей спальне. Я не запаздывал в физическом развитии, но и не был из ранних. За первый месяц, когда я уже стал способен получить оргазм или эякулировать, до меня дошло, что можно использовать фотографии. Удивительно, но я не пользовался огромной колекцией «Плейбоя» и «Пентхауса» отца. Меня привлекала натуральность девушек из Lampoon, сам факт, что девушки не позировали, чтобы казаться сексуальными. Они были просто настоящими голыми девушками. Вскоре после этого я начал задрачивать любой журнал, какой мог найти; особенно в средней школе, тогда это стало настоящим соревнованием – узнавать, сколько раз ты способен кончить в день, какой стимул тебе для этого нужен и какие приспособления ты привлекаешь к процессу. Но это было позже.
Когда мои гормоны взбесились, однажды ночью приключилась замечательная история. Я был в восьмом классе, время от времени тусовался с Сонни и Конни, и по какой-то причине им нужно было задержаться тогда, а Шер вызвалась присмотреть за мной. Мы расположились в ее спальне, несколько часов болтали по душам, и правда подружившись.
Пришло время ложиться спать. Дом был здоровый, и я мог бы испугаться, находясь в комнате один, поэтому Шер разрешила мне остаться в ее кровати, пока Сонни с Конни меня не заберут. Я немного напрягся – не то чтобы собирался предпринять что-нибудь, просто не давала покоя сама мысль, что я в одной постели с таким прекрасным созданием. Но я решил, что все нормально, раз уж мы друзья.
Шер пошла в ванную, чтобы приготовиться ко сну. Дверь в ванную оставила широко открытой. В спальне было темно, но в ванной горел свет, и я, притворившись, что засыпаю, наблюдал, как она снимает одежду. Женское обнаженное тело, вытянутое, стройное, особенное и возбуждающее. У меня не было особого повода хотеть физических отношений с ней, но в моей голове это был стимулирующий и практически невинный момент. Надев ночнушку, она вернулась в комнату и забралась в кровать. Я помню, как подумал: «Нет ничего плохого в том, что я лежу рядом с этой прекрасной женщиной».
Следующая женщина, которая повысила мое сексуальное образование, также была старше меня. Бекки – бывшая девушка Алана Башары. Ей было около двадцати четырех лет, миниатюрная и симпатичная, с восхитительными вьющимися волосами. Она тоже сидела на кваалюдах. Я приходил к ней с поручениями, она принимала несколько людов, мы вваливались в ее «Фиат» и ездили по городу. К концу дня всегда приходили домой под кайфом и валяли дурака. Наши встречи превратились в настоящий инструктаж для меня – она показывала, как именно удовлетворять женщин.
Однажды даже попросила помассировать ей ягодицы.
– Вау, я бы никогда до этого не додумался! – изумился я.
В восьмом классе я занимался сексом крайне редко. Но даже тогда я не знал ни одного подростка, который бы трахался. Все мои друзья были обречены оставаться девственниками еще несколько лет, поэтому я получал удовольствие, когда приходил на следующий день в школу и говорил друзьям: «Эй, я провел эту ночь с девчонкой». Их реакцией было – «ого, в это невозможно поверить!». И они восхитились еще больше после моей связи с Грейс в «Эмерсон».
Все началось, как и большинство моих сексуальных связей в то время, с кваалюда. Точнее, с половины люда. Я принес люд в школу и поделился с Джоном. Мы договорились встретиться во время ланча и обсудить, как это – быть под кайфом в школе. К четвертому уроку я был в полной отключке. Я сидел на уроке журналистики вместе с симпатичной девушкой по имени Грейс, которая была очень физически развита для девочки четырнадцати лет, особенно для японской девочки. Я знал, что ей нравился. И внезапно обезумел. Спросил учителя, могу ли я взять Грейс для задания и побродить вокруг, чтобы найти материал для статей в школьную газету. Я был настойчив, потому что был под кайфом и чувствовал, как животное воздействие кваалюда проходит через меня. Учитель сказал: «Хорошо, только вернитесь до конца урока».
Мы с Грейс вышли из класса и прошли по коридору прямо в мужской туалет, в старую превосходную большую уборную, построенную в 30-х годах, с большим количеством кабинок, высоким потолком и огромным окном. Я начал играть с ее грудью и целовать ее, и ей это нравилось. Я был под кайфом, а она нет, но она была также возбуждена, как и я, и тоже жаждала этой связи. Как только я начал ласкать ее пальцем, в уборную зашел маленький ребенок, увидел нас в кабинке, закричал и убежал. Вместо того чтобы запаниковать и все прекратить, я решил найти место поукромнее.